Дмитрий Данилович раскрыл было рот, чтобы усовестить жену, но она с такой силой хлопнула дверью, что желание пропало.
— Тартюф, святоша, ишь хвост распустил перед этой курицей, — ругала княгиня мужа, двигаясь в потемках по коридору.
— Что, простите? — вскочил дремавший на сундуке Тертий.
— Пока не выйду от Евгения, уличную одежду Прыжовым не выдавай, — велела Сашенька.
— Где шубы? — в который раз спрашивал у Тертия Дмитрий Данилович.
Камердинер в ответ лишь потирал щеку, половину которой занимал вчерашний синяк:
— Не помню, ваше сиятельство. После кастета провалы у меня в памяти.
— Провалы? Это по твоей части, — раздраженно сказал князь Прыжову.
— Так! Закрой глаза, — велел Тертию Лёшич. — Вытяни руки. Сожми правый кулак, теперь левый. Высунь язык. Понятно! Сотрясение. В постель, немедленно.
— А как же шубы? — плача, спросила Наталья Ивановна.
— Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем, — успокоил ее князь. — Наденете пока наши, а когда доедете, велите извозчику отвезти их назад.
— Еще чего! — раздалось из коридора.
Сашенька! Какая нелегкая ее принесла? Князь надеялся, что спать легла. Не дай бог, опять станет задираться к Наталье.
— Тертий, ты разве не помнишь, куда я приказала положить их шубы? — многозначительно спросила княгиня.
Тот хлопнул себя по лбу:
— Ах да!
— Немедленно их принеси! Лёшич, я выяснила. Подоконниково в десяти верстах от станции Веребье, в час ночи туда отходит курьерский.
— Значит, это ты приказала спрятать одежду? — накинулся на нее доктор. — Мы тут битый час торчим.
— Ты едешь или нет?
Лёшич отрицательно покачал головой.
— Тогда я еду сама. — И княгиня опять удалилась, на сей раз к себе.
Нет бы Наталье Ивановне прижаться к мужу, положить ему голову на плечо и задумчиво помолчать. Вместо этого она устроила сцену:
— Ты позволил надо мной издеваться, выставил меня на посмешище!..
— Пойми, у ее сиятельства расстройство, она вчера пережила нападение.
— Жаль, что ее не убили.
— Замолчи.
— Она вываляла меня в грязи. А ты… разве не аплодировал ей?..
— Прошу, не надо. Ты ведь знаешь, я всем обязан Стрельцовым[45]. И ты обязана. Александра Ильинична взяла тебя на службу, была добра. Мы не встретились бы, если б не она.
— И слава богу! Проклинаю тот час, когда переступила порог ее дома, когда увидела там тебя. Зачем ты женился? Ты ведь не любишь меня. Любишь ее! Вот и катись!
— Наташа…
Прыжова выхватила у мужа трость и огрела извозчика:
— Останови.
— Давай поговорим, — сделал попытку к примирению Алексей.
— Вылезай!
— Ната…
— Убирайся…
Извозчик слушал, усмехаясь в усы. Чудно у них, у господ. Коли в бабу бес вселился, совестить ее бесполезно. Двинуть надобно между глаз, а потом вытащить на снег и попинать для острастки. Только тогда бес отпустит. А барин вместо этого зайчиком скачет, хвостик поджав.
Прыжов забрал протянутую трость, взял саквояж, вылез из саней, сделал шаг к вознице, сунул рубль:
— Отвезешь, как договаривались, Девятая линяя, дом пятнадцать. И проследи, чтобы дворник пустил барыню в дом.
Ямщик вздохнул, ну что за тюфяк? Сунул монету в полушубок и стеганул кобылку.
Сани понеслись. Прыжов провожал их растерянным взглядом, пока они не скрылись за поворотом.
— Никуда тебя не пущу, — в это же самое время заявлял жене Дмитрий Данилович.
— По какому праву?
— Я твой муж.
— У меня отдельный паспорт.
В конце минувшего лета Сашенька застала мужа со стенографисткой. Их брак не распался чудом. Одним из условий княгини был отдельный от мужа вид. Вот и пригодился.
— Ехать в Новгородскую на ночь глядя… Глупость, безрассудство!
— Глупость волочиться за профурсетками. Но ты же волочился. Чем я хуже?
— Господи, сколько можно припоминать. Мы давно помирились.
— Это не значит, что я тебя простила.
— Ах так? И как мне заслужить прощение?
— Поехали вместе.
Конечно, отпускать Сашеньку одну Тарусов не хотел, но и идти на поводу тоже.
— Завтра не могу. Фанталов просил о срочном рандеву.
— Предлагаешь отложить чужие похороны?
— Возьми с собой Тертия.
— Верхом на кровати? Ты забыл? Ему прописан постельный режим.
Алексей поджидал Сашеньку на дебаркадере[46] Николаевского вокзала. Настроение у него было отвратительное. И все из-за проклятущей тещи. Зря Прыжов радовался, что они ровесники и по этой причине легко найдут общий язык. Увы, за пять лет, прошедшие со смерти супруга, Анна Васильевна сильно изменилась. Стала властной, капризной, не терпящей возражений ни от кого — ни от единственной дочери, ни тем более от ее мужа. Теща помыкала им, издевалась, разве что в угол не ставила. Алексей поначалу терпел, потом стал давать отпор. Наталья металась между дорогими людьми, в результате перессорилась с обоими.
Может, Сашенька права? Может, и впрямь они не пара?
На дебаркадере было ветрено, Прыжов повернулся спиной к вокзалу, чтобы не задувало. Потому не заметил, как подошла Тарусова:
— Лёшич? Решил проводить? Тронута до печенок.
— Наталья по дороге вошла в амбицию, устроила сцену. И вот, я здесь. Готов ехать.
— Право, не стоит. Пропустишь заутреню. Я себе не прощу.
— Послушай, хватит. Разве ты не этого добивалась?
— Когда мужчина уступает, потому что выгнала другая, это — не победа, а оскорбление.
— И все же… Я врач, судебный эксперт, патологоанатом. Кому, как не мне, исследовать труп? Да и никто тебя не подпустит к нему! Давай билет. И езжай домой. Диди, верно, сходит с ума.
— У него был шанс. Но ему важнее Фанталов. Так что едем вместе.
— С ума сошла?
— Чья репутация тебя волнует? Моя или твоя?
Глава 8, в которой княгиня Тарусова узнает про доманю и хохликов
Воскресенье, 6 декабря 1870 года,
Новгородская губерния, Маловишерский уезд, станция Веребье
Сашенькиным соседом по купе (Прыжов приобрел себе билет второго класса) оказался подвыпивший штабс-капитан, который сразу сообщил, что весь день праздновал повышение в чине и ночью намерен продолжить.
Конечно, с очаровательной княгиней. За каких-то четверть часа он успел рассказать ей дюжину неприличных анекдотов, заказать ведерко с шампанским и несколько раз многозначительно подмигнуть. Сашенька отправилась к обер-кондуктору и пожаловалась, что завтра ей рано вставать, а грядущий день обещает быть тяжелым. Ей надо хорошенько выспаться, но с таким соседом не получится.
Обер-кондуктор развел руками: переселить княгиню было некуда, как назло, все купе первого класса заняты. Однако в одном из вагонов пустовало семейное отделение, и он спросил: не согласится ли ее сиятельство перейти туда? Конечно, с соответствующей доплатой. Пришлось Сашеньке раскошелиться.
— Мой друг путешествует вторым классом. Могу я пригласить его?
— Конечно, ваше сиятельство, — с пониманием улыбнулся обер-кондуктор. — Если хотите, сбегаю за ним.
Лёшич явился взбешенным.
— Спасибо, конечно, за приглашение, но хочу поставить точки над i. Мои чувства давно умерли…
— Мои тоже. Потому и пригласила. Но если тебе нравится спать сидя, ступай назад. Спокойной ночи.
И доктор, подумав, остался.
Свисток, протяжный вой, машина сбросила ход перед станцией. Алексей пробудился, достал хронометр, поднес к глазам. Нет, слишком темно. Лишь когда подъехали к платформе и сквозь запотевшие окна замелькали фонари, он смог разглядеть положение стрелок. Потом перевел взгляд на здание, против которого остановился вагон. Станция Бурга. Отлично! Курьерский следует строго по расписанию, и через час им выходить. Пора будить княгиню.
Прыжов вспомнил, как в детстве он срывал в саду фиалку и щекотал ею спящую Сашеньку. Чем бы заменить цветок? Алексей порылся в объемистом ковровом саквояже и вытащил оттуда новую беличью кисточку. Художники используют такие для написания акварелей, патологоанатомы — чтобы удалить с кожных покровов грязь. Лёшич аккуратно провел кисточкой по щекам Сашеньки. Княгиня тут же проснулась, вскочила и выглянула в окно:
— Что? Станция? А раньше разбудить не мог? Мне еще причесаться, попудрить носик…
— Часа будет достаточно?
— Что? Мы не выходим? Зачем разбудил? Я спать хочу.
Лёшич придал голосу серьезность:
— Из соображений безопасности на следующем перегоне спать пассажирам не рекомендуют. Потому что может возникнуть необходимость быстро покинуть вагон. Слыхала про Мстинский мост?
— Который сгорел в прошлом году?
— Да, воспламенился от искр, что летят из-под паровоза.
— Но ведь его восстановили.
— А искры летят по-прежнему. И нам предстоит по нему ехать.
— Да, Лёшич… Умеешь ты пожелать «доброго утра». Лучше бы я спала в неведении.
— Скажи спасибо, что нам не надо ехать через Веребьинский мост. Сколько там случилось крушений!..
Веребьинский овраг породил известную легенду о «царском пальце». Якобы император Николай Первый перед строительством железной дороги самолично провел на карте прямую линию между столицами, но там, где его палец придерживал линейку, получился небольшой изгиб.
На самом деле самодержец мечтал соединить железной дорогой не только Петербург, Тверь и Москву, но и Великий Новгород. Однако инженер П. П. Мельников[47] сумел убедить его, что лишние восемьдесят верст путей до Новгорода обойдутся слишком накладно. И император разрешил строить по прямой: при астрономическом расстоянии между столицами в 598 верст[48], длина железной дороги составила 604 версты.
Самой большой проблемой строителей стал глубокий и широкий Веребьинский овраг. После долгих обсуждений решили перекинуть через него мост высотой 25 и длиной 277 саженей