— Будь по-вашему, барин.
— Погоди, не все.
— После договорим. Покойника пора выносить.
— Сперва его доктор осмотрит.
— Не дам.
— Вскрывать усопшего — грех, — поддержал Поликарпа батюшка.
— Вскрытия не будет, доктор лишь голову осмотрит, — пообещал Шелагуров.
— Слава богу, — перекрестился священник.
— Клянетесь? — глядя помещику в глаза, спросил Поликарп.
Помещик перекрестился.
— Тогда возражать не стану.
— Вот и славно. Фрол, сбегай на двор к Брандычихе, — велел Александр Алексеевич. — Там Васькины сани. А в них доктор с Нюшей. Приведи их сюда.
Нюша бросилась на колени перед лавкой, где лежал ее муж.
— Петенька, милый, — зарыдала она. — На кого покинул?
— Как иррациональна любовь, — тихо, так, чтобы слышала одна княгиня, заметил Шелагуров. — Покойный Петенька изменял ей направо-налево, наверняка бил, обижал. А она готова попасть в рабство, лишь бы с ним проститься. Я вот с Мэри пылинки сдувал, однако, умри первым, уверен, она забыла бы дорогу к моей могиле.
— Тсс, — прижала палец к губам княгиня.
— Всем выйти на пять минут, — распорядился Лёшич.
Когда изба опустела, он подошел к покойнику, снял с его век пятаки. Взяв пинцет, приподнял по очереди веки и навел лупу на глазные яблоки. Внимательно осмотрев, повернулся к Сашеньке, виновато пожал плечами:
— Ничего. Опять ничего. Взглянуть желаешь?
Княгиня покачала головой.
— Позволите? — спросил Шелагуров.
Прыжов пригласил его подойти и отдал лупу. Помещик рассматривал глаза покойника долго, но тоже ничего не обнаружил.
— Зря только ехали, — в сердцах сказала Сашенька.
Дмитрий Данилович заканчивал завтрак, когда Тертий доложил о приходе Натальи Ивановны.
— Простите за внешний вид, — извинился князь. — В это время я еще в халате.
— Это вы простите. Явилась ни свет ни заря. Но я… не знаю, что делать.
Наталья Ивановна внезапно разрыдалась, Дмитрий Данилович помог ей усесться на стул.
— Да что случилось?
— Возвращаясь от вас, мы повздорили. И Алексей… вылез из саней и ушел. Я прождала его всю ночь. Но он так и не явился. Я подумала, вдруг вернулся сюда?
— Увы.
— Да, знаю, Тертий сообщил. Но куда, куда он мог пойти? Я места себе не нахожу. Вдруг…
Наталья Ивановна опять зарыдала, не закончив мысль.
— Успокойтесь, — принялся утешать князь. — Уверен, с Алексеем все в порядке.
— Где он? Вы знаете?
— У кого-нибудь из приятелей.
Тарусов кривил душой. Был уверен, что Прыжов, по прежней холостяцкой привычке, отправился в бордель. Но этого не скажешь молодой жене.
— Дайте их адреса.
— Простите, не располагаю. У нас разный круг знакомств.
— Может, княгиня знает? Она встала?
— Дело в том… Мы тоже вчера поцапались. И она… она укатила в это, как его… Подоконниково. Во всяком случае, так сказала.
На самом деле Дмитрий Данилович не считал жену столь сумасбродной. Конечно, никуда Сашенька не поехала, а переночевала у родителя. Надеялся, что, когда сегодня явится к ним на традиционный воскресный обед, они помирятся.
— Боже!
— Что с вами?
— Разве не понимаете? Они бросили, бросили нас…
Дмитрий Данилович с ужасом понял, что Наталья Ивановна права. Однако вида не подал:
— Нет, что вы…
— Бросили и сбежали. Моя матушка как в воду глядела.
— Уверяю…
— Вы слепец. Неужели не понимаете, что ваша жена влюблена в Алексея? А я у них как кость в горле. Княгиня больше не смогла терпеть наше счастье, спровоцировала скандал и увела.
Князь встал. Ему стоило больших трудов сохранять спокойствие. Ему не хотелось верить подозрениям Натальи Ивановны, но он понимал, что они не беспочвенны. Сколько веревочке ни виться, когда-нибудь оборвется.
— Уверен, имеются другие объяснения.
— А я — нет. Раскройте наконец глаза. Что Алексей с вашей женой должны еще натворить, чтобы вы поверили? Отдаться друг другу у нас на глазах? Они с детства…
— Спасибо, знаю. Однако надеюсь, что их чувства в прошлом. Хотите чай?
— Хочу, чтоб Алексей вернулся. Потому что… Потому что беременна.
У князя едва не сорвалось дежурное «поздравляю».
— Прыжов знает?
— Нет. Матушка сказала: пока дите не начнет толкаться, мужу не говори. Плохая примета.
— Позвольте совет. Поменьше слушайте матушку. — Тарусов понимал, что вот-вот тоже сорвется. — Езжайте домой, возможно, Алексей уже вернулся.
— А если нет?
— Тогда сообщите запиской. Я завтра навещу его на службе.
— Не надо. Сама. Как только проснусь, сразу поеду.
Князь насилу выпроводил непрошеную гостью. И до обеда не мог найти себе места — неужели и впрямь Сашенька сбежала с Лёшичем?
К четырем отправился к тестю, где выяснил, что ни вчера, ни сегодня супруга там не появлялась. Даже выкручиваться пришлось: почему пришел без нее? Вернулся домой в восемь. Дети встретили вопросом «Где мама?». Пришлось врать. Вместо ужина князь напился.
Глава 13, в которой Прыжов первый раз делает трахеотомию
Воскресенье, 6 декабря 1870 года,
Новгородская губерния, Маловишерский уезд,
село Подоконниково
В избу вернулись младшие братья Петра Пшенкина, переложили покойника в гроб, потом вместе с Фролом вынесли из дома и на плечах понесли в церковь. Возглавлял траурную процессию старик Пшенкин, который нес икону, обрамленную полотенцем. Следом шли двое мужиков с крышкой гроба. За ними шествовал батюшка. Через пару шагов после него брела рыдающая Нюша. Старуха Пшенкина тоже не сдерживала слез, ее за руки поддерживали младшие невестки. За родственниками, разбрасывая по сторонам зерно, шли односельчане. Замыкали шествие Шелагуров, Сашенька и Прыжов.
— У сыщиков существует поверье, что убийцы всегда приходят на похороны своих жертв, — сказала помещику княгиня.
— С какой целью? — удивился Шелагуров.
— Не знаю. Может, прощение выпросить?..
— Но Гуравицкого тут нет.
— Вы бы его узнали?
— Вне всяких сомнений. Но он манкирует вашим поверьем. Может, все-таки отвезти вас на станцию?
Сашенька указала на Лёшича, давая понять, что Нюшу одну он здесь не бросит. А она не бросит его, своего старого друга.
После отпевания тем же порядком все проследовали к заранее выкопанной и украшенной еловым лапником могиле.
— В церкви у меня возникло ощущение, что убийца здесь, среди нас, — сказала Шелагурову Сашенька.
Александр Алексеевич пожал плечами:
— Здесь только местные.
— Мог ли кто-то из них в пятницу находиться в Петербурге?
— Сейчас узнаем.
Шелагуров подозвал Ионыча. Кабатчик, выслушав вопрос, покачал головой:
— Все присутствующие были в пятницу дома.
— А кто из Подоконникова сейчас на заработках в Питере? — спросил Александр Алексеевич.
Ионыч перечислил два десятка имен.
— Кто из них служит у Петра?
— Трое: Петька Кудюмов, Минька Сучков, Колька рыжий.
— Какой из них?
— Который Брандычихин муж.
— Я разыщу их и расспрошу, — решила Сашенька.
— Зачем? Я уверен, убийца Гуравицкий! — воскликнул Шелагуров.
— Признаться, я тоже так думала, но для очистки совести надо проверить другие версии. Кто знает, а вдруг Петька взялся за старое и кого-то из этой троицы шантажировал?
Поминки чуть не закончились новыми похоронами. Брандычиха, выпив очередную рюмку, начала задыхаться.
— На воздух, ведите на воздух, — крикнул Лёшич.
В прокуренной избе помощь задыхающейся оказать было невозможно.
Выбежав первым, Прыжов рванул к саням, в которых оставил докторский саквояж.
— Что случилось? — осведомился у него Васька, отлучившийся с поминок, чтобы задать лошадке овса.
— Баба задыхается, — сообщил на бегу Прыжов и, схватив саквояж, не мешкая ни секунды, побежал обратно. — Уложите ее! — крикнул он мужикам, спускавшим Брандычиху с крыльца, идти сама она не могла. — На снег, прямо на снег. Под голову что-нибудь подсуньте.
Мужики повиновались. Прыжов сел перед Брандычихой на колени, повторяя себе: «Только бы сонную артерию не перерезать».
О трахеотомии он читал много раз, но делать самому еще не доводилось. Скальпелем он рассек на шее кожу и, раздвинув мышцу, нащупал перстневидный хрящ, потом чуть ниже перешеек между ним и щитовидной железой. Здесь, здесь дырку надо делать. Брандычиха уже не дышала, лишь судорожно дергалась.
— Ноги держите, — велел Лёшич столпившимся зевакам.
— Кажись, окочурилась, — предположила та самая подружка, с которой Брандычиха шушукалась перед похоронами.
— Месяц назад пяток яиц у меня одолжила, — вторила ей соседка. — Обещала назавтра вернуть. Сколько раз напоминала, а Брандычихе как с гуся вода. И что мне теперь делать?
Лёшич, отодвинув перешеек, обнажил трахею, положил на нее указательный палец, занес скальпель.
— Расступись! — услышал он сзади.
Прыжов обернулся и увидел счастливого Ваську, который протянул ему прямо в лицо сдвинутые лодочкой ладошки, в которых аккуратно, словно золотой песок, принес конский навоз:
— Лучшее средство от задоха. Сначала пихните в нос, потом зааминем[82].
— Пошел прочь! — закричал доктор.
— Дык помрет Брандычиха, — возразил Васька и предпринял попытку сунуть навоз несчастной самостоятельно.
Лёшич грубо его отпихнул.
— Уберите Ваську! — крикнул он зевакам и, не мешкая, вонзил скальпель в гортань.
Судороги у Брандычихи прекратились, дыхание тоже.
— Зарезал! — заорал Васька. — Зарезал!
— Быстрее, к саням, — подтолкнул Сашеньку Шелагуров.
Они наблюдали за операцией с крыльца.
— Быстрее, княгиня. Иначе нас разорвут…
— Но Лёшич?..
— Не о нем сейчас думайте, о себе. Все знают, что приехали с ним, если толпа разъярится, спасти не смогу.
— Смотрите! — закричала баба, которая минуту назад убивалась из-за яиц. — Чудо!