— Вас избили? — участливо спросил Добыгин, силясь припомнить обывателя. Не так уж много на его участке проживало состоятельных людей.
— Вы про это? — посетитель указал пальцем на физию. — Дело прошлое. Может, слышали? Третьего дня на Сергеевской… Моя фамилия Прыжов.
— Да вы что?! Тот самый доктор? Восхищен вашим мужеством.
— Премного благодарен. Но я к вам не за этим. Вчера вечерком в морг на Пятой линии, где я тружусь, привезли два трупа с огнестрельными ранами. Некоего Кислого и его приятельницу. На вскрытии я нашел много интересного. Ежели придать огласке то, что я обнаружил, вместо должности полицмейстера, на которую, знаю, вы метите, получите срок и отправитесь в Сибирь.
— Что обнаружили? — перебил полковник, стараясь не поддаваться панике.
Ведь посетитель не угрожал, просто что-то знал и пришел к нему, чтобы выгодно продать свое молчание.
— Недооцениваете вы современную науку, полковник. Любая крохотная деталь, незначительная на непросвещенный взгляд, способна вывести на чистую воду любого, самого изощренного преступника.
— Вы сейчас про кого?
— Приходите сегодня в пять пополудни, узнаете. Как раз уйдут санитары. Но если в пять не явитесь, в шесть отправлюсь к Крутилину. То-то он обрадуется. Да… Захватите с собой пару тысяч.
— Зачем?
— Вдруг в штос захочется перекинуться? Кто знает?
Добыгин маялся весь день. Сходил зачем-то на Рузовскую. На то самое место, где Кислого застрелил. Еще раз внимательно все осмотрел, пытаясь понять — что? что открыл Прыжов.
Людей науки полковник не уважал. Считал их неудачниками, стремящимися выделиться хоть чем-то, пусть знанием латыни. Ведь назови воду «аквой», и тебя сочтут умным. Что еще остается хилым телом и духом, не способным командовать солдатами и вести их в атаку.
Однако следовало признать, изредка среди очкариков попадались и неглупые люди. Вдруг Прыжов один из них? Вдруг отыскал в трупах какой-нибудь чертов атом и способен теперь размазать его, Добыгина, по брусчатке? Нет, рисковать нельзя, никак нельзя. Он явится в морг после пяти. А там… Может, сегодня и доктору предстоит отправиться в мир иной. Кто знает?
Полковник вылез из саней, подошел к двери морга, и тут его окликнули.
— Добыгин, ты ли это? — закричал господин в облезлой лисьей шубе. — Неужто жив? Вот радость-то. — Незнакомец заключил его в объятия.
— Простите, с кем имею честь? — попытался оттолкнуть, чтобы хотя бы разглядеть, незнакомца Добыгин, чтобы хотя бы его разглядеть, однако тот сжимал его крепко.
— Поручик Скворцов из шестого пехотного. Помнишь, колонной шли, а тут бомба, полтысячи наших зараз полегло, — напомнил господин в шубе.
Ужасную бомбу полковник, конечно, помнил. Как ее забудешь? Чудом жив остался. Однако поручика Скворцова — нет. Но признаваться в этом не стал, чтоб не обижать боевого товарища.
— А разве тебя тогда не ранили? — уточнил он наудачу.
— Ну, вспомнил, наконец. Я-то тебя сразу узнал! — Скворцов наконец выпустил Добыгина из объятий. — Что? В полиции теперь?
— Да, пришлось, — с напускной горестью сказал полковник. Служба в полиции у армейских офицеров была не в почете. — Ну а ты?
Скворцов погрустнел:
— Дальше титулярного не двинулся. Сам знаешь, одни интриганы вокруг. Пойдем, что ли, выпьем?..
— Извини, не могу, служба. — Полковник указал на морг.
— Я подожду…
— Не стоит, — отрезал полковник. Зачем ему выпивать с человеком, которого он не помнил? — Удачи, прощай, брат Скворцов.
И позвонил в колокольчик. Прыжов, словно ожидал, тут же открыл дверь.
— Погоди, Добыгин, — окликнул полковника Скворцов. — Возьми карточку. Вдруг будет не с кем выпить?
Добыгин взял ее двумя пальцами и, когда Прыжов закрыл за ним дверь, тут же выбросил.
— Наденьте фартук, — велел полковнику Лёшич в своем кабинете.
— Зачем?
— Покажу, что обнаружил. — И Прыжов панибратски подмигнул полковнику.
Тот скривился:
— Никак нельзя без этого?
— Так не поверите. А дело-то серьезное. Повезло вам, что это я обнаружил. А то не сносить вам головы. Надевайте фартук, я помогу завязать.
И зашел сзади:
— Саблю отцепите, мешает.
Полковник усмехнулся, но отстегнул — в шинели-то у него был револьвер.
Лёшич взял со стола потайной фонарь.
— Пойдемте.
Они спустились, Прыжов открыл тугую дверь в подвал.
Когда свет проник в него, полковник различил четыре стола, на которых под простынями угадывались человеческие тела.
— Вот они, плоды трудов ваших, — философски произнес доктор, ставя фонарь на один из столов.
— Вы так говорите, будто осуждаете. А я избавил город от опасных тварей.
Неожиданно прозвенел колокольчик.
— Наверное, труп привезли, — предположил Лёшич. — Извините, покину на минуту. Побудьте здесь.
И скрылся за дверью.
Полковник ринулся за ним, но, к его удивлению, дверь оказалась заперта. Добыгин стал в нее тарабанить:
— Прыжов, что за шутки? Откройте немедленно, я вам этого не спущу…
— Куда-то торопитесь, полковник? — услышал он голос сзади, от столов, на которых лежали покойники.
Добыгин в ужасе обернулся.
В трех шагах от него на мраморном столе сидел полуобнаженный человек, покрытый трупными пятнами, в груди его зияла рана от ножевого удара, а чуть выше раны чернело пулевое отверстие.
Кто это? Привидение? Мистификация?
Конечно, мистификация. Иначе быть не могло. Ведь полковник сам читал полицейскую сводку. Выговский был мертв!
Добыгин выхватил из кармана шинели револьвер и разрядил его в покойника. Расстояние было небольшим, и, если бы противник был человеком, лег бы замертво. Но «Выговский» едва шелохнулся.
— Мертвых убить невозможно, — сказал он. — Зато живых запросто.
«Призрак» вытащил из-под простыни револьвер и взвел курок:
— Эй, Кислый, хватит спать, — сказал он. — Смотри, кто пожаловал.
Лежащий на одном из столов человек откинул простыню. Свет потайного фонаря, который предусмотрительно «забыл» Прыжов, был недостаточен, чтобы осветить лицо призрака, но по огнестрельному отверстию во лбу полковник узнал Кислого.
— Говоришь, паспорт тебе обещал? — спросил у товарища по несчастью Выговский.
Фимка кивнул.
И тут полковник струхнул. Понял, что происходящее не шутка, не мистификация. Ведь про паспорт никто не знал. Только он, Фимка и Люська.
— Бабу свою толкни, — велел Кислому Выговский. — Вчерась грозилась шкуру с Добыгина содрать.
Человек, лежащий на третьем столе, откинул простыню. Этот стол находился от полковника еще дальше, и Добыгин смог различить очертания женского тела.
— Малышев тоже пусть встает, — продолжал будить покойников Выговский. — Вместе будем решать его судьбу.
— На кол Добыгина посадить, — предложила Люся.
Полковник рухнул на колени:
— Пощадите, не виноват.
— Убей его, — сказал один из покойников, но кто именно, Добыгин не разобрал.
— Я с Люсей согласен, — произнес Выговский. — Вот только апостол Петр за него просил. Помните?
Призраки кивнули.
— Сказал, что жить полковнику намерено долго, еще двадцать лет, три месяца и пять дней. И совершит он много хороших дел. Если, конечно, покается в злодеяниях.
— Покаюсь, — полковник перекрестился и быстро вознес благодарственную молитву апостолу Петру.
— Сегодня же явишься с повинной, — велел призрак Выговского.
— Обещаю.
— Не верь ему, — произнесла Люська. — Снова обманет.
— Клянусь!
— Твои клятвы дохлой собаки не стоят. Подпиши! — Оказалось, что на столе, где покоилось тело Выговского, кроме револьвера, лежал листок бумаги. Призрак протянул его Добыгину. Тот схватил, однако из-за тусклого освещения разобрать написанное не смог.
— Ничего не понять.
— На скамейке серники и свеча. Зажги и читай. Это протокол твоего же допроса, где ты признаешься, что приказал Кислому убить Малышева и меня, а потом, чтобы не навлечь на себя неприятностей, застрелил Фимку и Люсю. Вся правда изложена? Добавить нечего? — спросил «Выговский», когда Добыгин закончил читать.
— Вся, так и было.
— Тогда подписывай, Прыжов отвезет куда надо. Чернильница с пером на скамейке.
Добыгин уже их заметил.
Он понимал, что умри он сейчас, то попадет прямиком в ад. А так, быть может, за двадцать-то за гаком лет сумеет вымолить прощение. Пожертвует, к примеру, крупную сумму монастырю.
Полковник размашисто расписался и отдал «Выговскому» листок. И сразу же в подвале зажглось множество свечей.
Из-за ширмы, стоявшей в глубине, вышли какие-то люди. Господи! Да это Крутилин, а с ним священник, городовые, околоточный…
— Что сие значит? — промямлил Добыгин.
— Что вы арестованы, господин полковник, — пояснил человек, выдававший себя за «Кислого», снимая грим.
— Арсений Иваныч?! — узнал Яблочкова Добыгин.
И вгляделся в ту, что выдавала себя за «Люсю». Девица успела прикрыться простыней и была совершенно не похожа на убитую им проститутку. А Малышев? Ба, да это Фрелих, старший агент сыскной!
— Вы… вы меня одурачили… — догадался Добыгин.
— Разве? — усмехнулся Выговский.
Полковник перевел на него взгляд, чтобы понять, кто изображал его. И в ужасе отпрянул. Не может быть! Это сам Выговский.
— Вы живы?
— Кислый заколол другого. Графиня Волобуева, — Выговский указал на Люсю, — назвала ему мою фамилию у кровати коллежского асессора Егорова, который умер за полчаса до прихода гайменника.
Полковник неожиданно сделал рывок вперед, попытался вырвать у Выговского бумагу с признанием. Но Антон Семенович поднял руку вверх, а руку, в которой сжимал револьвер, направил на Добыгина:
— В отличие от вашего, мое оружие заряжено боевыми.
И полковник схватился за голову. Понял, что его провели, как последнюю деревенщину. Оказывается, мнимый приятель Скворцов, когда сжимал его в объятиях, подменил револьвер в кармане.
— Я сотру вас в порошок. Всех, — пообещал Добыгин.