— Я…
Он ударил меня кулаком в живот.
— Ты прятался в своей комнате, когда они забрали нашу королеву.
«Нашу королеву». Ирония слова «нашу» явно от него ускользнула.
Всего на мгновение камера стала размытой. Затем зрение прояснилось, и я сосредоточился на валяющихся на полу вещах из седельных сумок. Не так уж много: две рубашки, запасные штаны, немного нижнего белья, фляга, пара блестящих безделушек, которые, как я подозревал, Рейчис втайне от меня украл из дворца, и карты, принесённые Ша-маат из моей комнаты. Наверху колоды лежал король стрел. Будь Тасия здесь, она сказала бы, что это сильный мужчина с мягким сердцем. Не так бы я описал маршала Колфакса.
Но я на него не сердился. После всего, что со мной сделали он и его скользкая старая змея, белый пленитель, следовало ожидать, что я буду плевать ему в лицо, рассказывая, какие страшные и грязные вещи собираюсь с ним сотворить, если когда-нибудь подвернётся шанс. Следовало ожидать, что я скажу: «Это всё ваша вина. Если бы вы не сотворили со мной того, что сотворили, я смог бы защитить королеву!» Но я ничего подобного не сделал. Во мне не осталось ни следа обиды или желчи.
У Колфакса их с лихвой хватало на двоих.
За свою относительно короткую жизнь я десятки раз видел людей со смертью в глазах. Я видел жажду крови и ярость берсеркера. Но никогда не видел такого разъярённого человека, как маршал Колфакс.
— Я думал, это будет допрос, — сказал я, пытаясь выговорить слова в промежутках между кашлем и рвотой.
Он подождал, пока меня перестанет тошнить, схватил меня за шею и сжал её.
— Ты позволил этим людям забрать нашу королеву, — сказал он. Он говорил яростным шёпотом, но его следующие слова заполнили мои уши и эхом отозвались в пустоте внутри меня. — Одиннадцатилетнюю девочку. И когда они… — Он выглядел так, словно задыхался от своих слов. — Она была в ночной рубашке. Одиннадцатилетнюю девочку утащили в ночной рубашке.
На мгновение он как будто попал в ловушку этой мысли, парализованный причинённой ею болью. Его хватка на моём горле ослабла, лицо выглядело постаревшим. Спустя минуту, однако, глаза его прояснились и уставились на меня, а рука снова сжала моё горло.
— Но ты был в безопасности, не так ли? Прятался в комнате, которую она тебе дала. Итак, скажи, какую информацию может предложить трусливый лживый картёжник?
У меня уже кружилась голова от кашля, от недостатка воздуха я на секунду потерял сознание. Маршал сжал снова, и я подумал, что могу умереть. Это было бы блаженством, если бы, будучи трусом, я не боялся смерти больше, чем жизни. В тот краткий миг мне вспомнились слова Ша-маат: «Ты должен перехитрить маршала, брат. Ты должен перехитрить их всех».
— Я могу её вернуть, — выдохнул я, когда маршал ослабил хватку.
Он засмеялся. Я внимательно вслушивался в его смех. Искренний? Нет, я не сказал ничего смешного. Смех, предшествующий удару ножом в живот? Возможно. Вероятно. Но в его смехе было кое-что ещё. Смятение. Отчаяние. Толика неуверенности, которую мне нужно было разыграть как можно быстрее, как припрятанный туз.
— Её не увезли далеко, — сказал я. — Она всё ещё в городе.
Колфакс схватил меня за волосы на макушке и встряхнул.
— Откуда ты можешь это знать, если ты не участник заговора?
— Будь я заодно с похитителями, думаете, я бы остался, чтобы вы оторвали и вручили мне мою задницу?
Маршал сунул руку за спину и вытащил что-то из-за пояса. Мгновение спустя я почувствовал у своей шеи клинок.
— Ты мог остаться, если похищение королевы было только первой частью плана. Или чтобы никто не погнался за похитителями.
Теперь настал мой черёд смеяться. Смех получился хриплым, слабым, полным неблагозвучной мелодии отвращения к самому себе. Оставалось надеяться, что маршал слушает не так внимательно, как я.
— Разве я сделал что-то такое, из-за чего вы считаете меня храбрецом, способным остаться и пожертвовать собой, лишь бы пара дароменских аристократов могла претендовать на трон?
Колфакс сплюнул.
— Нет, ты слишком большой трус. В этом плане твой послужной список хорошо известен, наставник в картах.
Потом смысл моих слов наконец дошёл до него, он схватил меня за подбородок и вздёрнул мою голову вверх. Для старика он был силён.
— Подожди. Что значит «дароменские аристократы»? Люди, которые забрали королеву, — забанские ассасины.
Я попытался покачать головой, но он слишком крепко меня держал, поэтому я просто сказал:
— Да, похитившие её люди оделись, как забанские ассасины, но это была всего лишь уловка. Из-за неё вы послали всех своих людей перекрыть дороги из города. Похитители работают на клику аристократов здесь, в Дароме.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что её не убили на месте, — ответил я.
Маршал изо всех сил старался сверлить меня самым ненавидящим и недоверчивым взглядом. Но я видел, что он клюнул, хотя бы слегка, и задаёт себе те же вопросы.
— Послушайте, — сказал я как можно твёрже и убедительней. — Пусть забанцы и называют себя философами, они ничем не отличаются от любых других религиозных фанатиков. Вся их страна сходит с ума по своему Колесу Судьбы с восемью спицами. Они одержимы двумя понятиями: судьбой и чистотой. Они даже не прикасаются ни к чему, что считают противоречащим естественному порядку вещей.
Я перевёл дыхание.
Теперь посмотрим, купится он на это или нет. Я должен был его направлять, но он не проглотит мою историю, если я скормлю её целиком. Нужно, чтобы последнюю главу написал он сам.
— Вы можете вообразить что-нибудь более противоречащее их представлениям о естественном порядке вещей, чем языческая королева-дитя, которая утверждает, будто воплощает в себе двухтысячелетнюю душу?
Лицо маршала было напряжено, зубы стиснуты, как будто он готовился пырнуть меня ножом. Но где-то в неумолимом мозгу упрямого охотника забрезжил свет.
— Они были без перчаток, — сказал он наконец.
Я удержался от облегчённой улыбки.
— Без перчаток, — эхом повторил я.
— Значит, это были не забанцы…
— Будь они забанцами, они всадили бы ей в рот стрелу, перерезали себе глотки и ждали, когда окажутся на великом Колесе рядом со своими покойными великими астрономами и философами.
— Но тогда кто же?…
— Кто ещё мог всё это устроить? — спросил я таким тоном, будто ответ был очевиден. — У кого имелась возможность провести тех людей во дворец королевы?
Колфакс покачал головой.
— Это не может быть кто-то из вас, ублюдков джен-теп, — сказал он. — Тут слишком много магических заклинаний и слишком много магов джен-теп куплено и оплачено из нашей королевской казны.
Я слегка кивнул, потому что не знал наверняка, так ли сейчас обстоят дела, а ещё потому, что не хотел прерывать ход его мыслей напоминанием о том, как сильно он меня ненавидит.
— Значит, это был один из нас. Один из наших благородных домов. Тот, кто мог ввести все фигуры в игру, может, даже купить кого-то в службе маршалов.
Он на мгновение повернулся и встретился взглядом с двумя своими людьми. Принимали ли они участие в перевороте? Могут ли быть подкуплены его люди? Мне подумалось, что, возможно, я вдруг стал не самым ненадёжным человеком в Дароме.
Колфакс снова посмотрел на меня, ища крупицы искренности в предательском пейзаже моего лица, обращая особое внимание на чёрные извилистые метки вокруг левого глаза, как будто они могли выдать какую-то тайну.
— Думаешь, ты сможешь выяснить, кто её похитил? — спросил он.
Я испытал такое облегчение, что смог сделать только одно: не позволить всему напряжению и страху вырваться с единым вздохом. Мне понадобилась минута, чтобы совладать со своим голосом.
— Нет, — сказал я наконец, — даже за тысячу лет.
Внезапная ярость на лице Колфакса была достаточно жаркой, чтобы прожечь во мне дыру. Левой рукой он снова схватил меня за горло, в то время как правой нацелил нож для смертельного удара.
— Мне и не придётся это выяснять, — быстро договорил я.
— Что? Почему?
— Потому что они сами меня найдут.
Это сразу остановило Колфакса. Было заманчивым заставить его некоторое время поразмышлять на данную тему, но я решил на сей раз не испытывать судьбу.
— Послушайте, зачем кому-то затевать заговор в Дароме?
Маршал не колебался.
— Чтобы усилить своё влияние и власть.
Я кивнул.
— Итак, что надо сделать, когда задумал похитить саму королеву? Убить её и занять трон?
Колфакс покачал головой.
— Не прокатит. Такое никогда не прокатывало. Народ Дарома ни за что не позволит занять трон цареубийце. Служба маршалов работает только на законного правителя, и мы не остановимся, пока не найдём виновных и не прикончим их. Я найду и их друзей, картёжник. И их семьи. Их роды вымрут навсегда. Кроме того, если люди, не являющиеся законными правителями, попытаются хотя бы сесть на трон, сложные мистические силы внутри него расценят их как тиранов и испепелят.
— Верно. Тогда как вообще передаётся власть в Дароме?
— По наследству. Обычно дух переходит к одному из детей монарха, но, если королева умрёт без наследника, дух объявится в другом представителе королевской линии. Проблема в том, что никто не знает, кто счастливый кандидат, пока он не покажется при дворе и не сумеет сесть на трон, не вспыхнув.
— Какой же смысл её убивать? Не будет никакой гарантии…
Мне в голову пришла ужасная мысль.
— А если королеву вынудят отречься от престола?
Маршал покачал головой.
— Тоже не пройдёт.
— Потому что…
— Потому что — хочешь верь, хочешь нет — эзотерические силы внутри трона не допустят такого. Лучше всего назвать это чем-то вроде… осознания, которое управляет троном. Указ об отречении не может быть подписан только королевой. Он должен быть одобрен одним из её доверенных советников. И указ не имеет никакой силы, если советник не подписывает его по доброй воле, подлинной и свободной. Монарха можно заставить подписать — это всегда было необходимым балансом, уравновешивающим королевскую власть. Но отречение не вступит в силу, пока его не подпишет тот, кому она доверяет. Без этого новый король или королева, назначенные указом, просто загорятся, как факелы, в тот миг, когда их зад коснётся трона. Но короле