– Я даже не понимаю, в чём суть трюка! Вы просто передвигаете те же самые три карты снова и снова, пытаясь спрятать изгоя, которого он без труда находит!
Я фыркнул.
– Шутите? Этот парень каждый раз упускал изгоя. Трюк был в том, чтобы убедить его, что он действительно показал на правильную карту.
Я сунул колоду в карман.
– Вообще-то, я облажался на второй сдаче и показал ему изгоя требушетов вместо изгоя колесниц, но никто не обращает на такое внимание, когда выигрывает.
Недоумение на лице Мариадны и вправду было довольно милым.
– Значит, вы направляете свою, как я полагаю, немалую ловкость рук на то, чтобы потерять деньги?
– На то, чтобы поддерживать дружеские отношения, пока суд да дело.
На другой стороне улицы Рейчис помечал свою территорию на стволе брусничного дерева, уход за которым, судя по всему, стоил немалых денег.
– Вижу, ваше животное тоже усердно трудится, – сказала Мариадна.
– Ну как, повезло? – подойдя к белкокоту, спросил я.
Рейчис посмотрел на меня одним из тех взглядов, которые говорят, что «везение» требуется только голокожим. Покопался в маленькой кучке земли и показал смятый лист пергамента. Я вытащил его и протянул Мариадне.
Она потрясённо посмотрела на приговор, потом на Рейчиса.
– Значит, это правда? Он и вправду вас понимает?
Я пожал плечами.
– Кто знает. Может, ему просто крупно везёт.
– Я…
Мариадна посмотрела на меня в замешательстве, которое постепенно переросло в нечто сродни извинению.
За последний год я научился не дать себя одурачить, смутить или ещё как-нибудь потешиться надо мной красивой женщине. Те из них, кто не испытывали отвращения к моей Чёрной Тени, вскоре учились отвращению, видя, как на метки реагируют другие люди. Но в Мариадне и в том, как каждая её мысль одна за другой словно появлялась на её лице, было нечто, перед чем было трудно устоять. Несмотря на все привилегии её происхождения, те же самые обстоятельства угрожали отобрать у неё всю радость жизни.
– Извинения – позже, – сказал я. – Что в приговоре?
Она прочитала документ и протянула мне.
– Будь он проклят. Гори он в аду!
– Кто?
– Леонидас! Он солгал, как я и думала. Он сказал королеве, будто умолял магистрата о милосердии, но здесь написано: он поклялся, что Тасия напала на него преднамеренно, с целью подорвать безопасность армии северной границы. Вот почему магистрат воспринял нападение как измену.
Имея некоторый личный опыт, касающийся склонности Даромена обвинять в государственной измене тех, кто просто совершил ошибку – например, вытер кровь флагом или пытался заколоть военных командиров, – я внимательно прочитал документ. Дароменские судебные приговоры довольно обстоятельны, в них подробно описывается, какие факты учтены магистратом, что сочли заслуживающим доверия, какие факторы определили приговор и кто подписал смертную казнь…
– Да, дело плохо, – сказал я.
– Что? Что такое?
– У нас есть проблема покрупнее Леонидаса.
– Так расскажите мне!
Я гадал, почему мелкий местный судья рискнул казнить компаньонку знатной женщины, близко связанной с королевой. Всё, что ему нужно было сделать, это уменьшить тяжесть обвинений, превратив измену в вооружённое нападение или просто в покушение на убийство – и приговорить Тасию к пожизненному заключению. Тем не менее он пошёл дальше и санкционировал её казнь. При нормальных обстоятельствах подобное решение требует, чтобы виновного доставили в столицу и поставили перед монархом для окончательного вынесения приговора.
Я протянул Мариадне приговор и показал на исполнительный указ.
В нижней строке стояли печать и подпись: «По приказу Джиневры, Императорского Величества Дарома».
Глава 28Ворожея
Графиня Мариадна оказалась способна на гораздо большую негодующую ярость, чем я предполагал. Только в надежде помешать ей схватить ближайшие вилы и, пройдя пешком весь путь до столицы, лично объявить войну королеве Дарома, я с огромным трудом убедил маршала Бракиус позволить мне посетить Тасию во второй раз.
– Вы любите этих женщин? – спросила маршал, ведя меня по узкому тюремному коридору.
Благодаря её ворчливому, но почти нежному тону казалось, будто мы внезапно стали старыми друзьями.
– Ни в малейшей степени, – ответил я. – Просто пытаюсь сделать свою работу.
– Какую именно?
Я пожал плечами.
– Дам вам знать, когда сам догадаюсь.
Бракиус засмеялась и хлопнула меня по спине, словно говоря: «Ты кажешься милым парнишкой, и наверняка будет стыдно, если мне придётся размозжить палицей твоё лицо».
Когда мы, наконец, добрались до камеры Тасии, маршал помедлила, отперев дверь, и тихо сказала:
– Она хорошая девочка. Не знаю, почему она сделала то, что сделала, но не из жестокости и не из трусости. Если вы считаете, что можете ей помочь, лучше делайте это быстро.
– Да? А если я смог бы вытащить её отсюда, что тогда?
Маршал Бракиус оглянулась на меня; в её глазах засияло нежное сочувствие, но оно не шло ни в какое сравнение с непреклонной решимостью в них.
– Тогда мы будем преследовать вас, мальчик, до конца земли.
Она повернулась и двинулась по коридору.
– Но это большой мир. Может, у нас уйдёт целый месяц, чтобы вас найти.
Улыбка, осветившая лицо Тасии, когда мы с Рейчисом вошли в её камеру, взгляд, который она переводила с меня на Рейчиса и обратно, заставили меня заново оценить её внешность. По-своему она была такой же хорошенькой, как и любая женщина, которую я когда-либо встречал.
«Красота – это то, что видишь, когда перестаёшь сосредотачиваться на деталях и начинаешь замечать всего человека». Типичная странная аксиома Фериус постепенно приобретала смысл. Небольшой.
Тем не менее трудно было представить, чтобы Леонидас видел Тасию такой же, как я теперь, и я сомневался, что генерал рискнул бы своим будущим, лишь бы затащить её в постель. Но простая правда заключалась в том, что Тасия застряла здесь, а самодовольный, самовлюблённый мерзавец Леонидас разгуливал на свободе, и из-за этого мне хотелось воткнуть в него нож.
– Спасибо, – сказала Тасия, когда я сел на один из деревянных стульев.
– За что?
– За них.
Она показала на одну из карточных колод, которые я ей оставил.
– Я и забыла, как сильно любила карты.
Пока Рейчис забирался к Тасии на колени, я взял стандартную дароменскую колоду и принялся тасовать.
– Вы часто играли в карты?
– Достаточно, чтобы время от времени выигрывать, – сказала она. Левый уголок её рта ещё больше приподнялся и она улыбнулась.
Тасия заставила появиться из рукава своего платья серебряную монету.
Я удивленно рассмеялся.
– Вы играли с Фэном, маршалом, не так ли?
Её улыбка стала шире.
– Он не очень хорошо играет.
– Вы когда-нибудь играли с Мариадной?
– О нет, графиня не любительница карт. Её муж Арафас время от времени играл, пока…
– Пока Леонидас не приказал его убить и не обвинил в этом забанских налётчиков? – спросил я.
Улыбка исчезла, и молчание Тасии означало, что ответа не будет.
Я сдал карты и решил подойти к делу по-другому.
– Вы ведь играли и с королевой?
Тасия взяла свои карты и принялась рассматривать, прикрывая от меня ладонью.
– Часто – когда она была младше и посещала графиню.
– Вы бы сказали, что королева хорошо играет в карты?
– Вы играли с ней, не так ли? – спросила она.
– Да, но слегка сомневаюсь, кто кого обыграл.
Улыбка Тасии вернулась.
– Разве не говорится: если ты не знаешь, кто за столом дурак, это наверняка ты.
Она посмотрела на меня, склонив голову набок.
– Почему вы решили стать профессиональным картёжником, Келлен?
– Вообще-то я не решал. Я просто выяснил…
– Выяснили что?
Когда знаешь, что человеку предстоит умереть, почему-то кажется, что лгать ему не годится.
– Уже некоторое время я говорю себе, что азартные игры – такой же хороший способ зарабатывать на жизнь, как и любой другой. На самом деле даже лучше многих, поскольку я забираю деньги у людей, которые мне не нравятся и которым не нравлюсь я. Но правда в том…
Я покрутил карты между пальцами, заставив их танцевать, слушая, как они шуршат друг о друга.
– …Что когда я тасую колоду, я слышу её голос.
Я раскрыл карты веером и закрыл.
– Когда я смотрю на свою сдачу, я вижу, как она улыбается мне в ответ.
Голос Тасии был очень тихим:
– Вы, наверное, очень её любили.
– Не так, – сказал я. – Дело в том… Она заставила меня поверить, что я могу быть человеком, которого стоит узнать получше.
– А теперь?
– Теперь я больше не знаю, кто я. Я просто знаю, что мне не нравится человек, который смотрит на меня из зеркала.
Я положил свою первую карту картинкой вниз, и Тасия сделала то же самое.
В «Рукава воров» играют, выкладывая два столбца карт. Только одна масть, в данном случае колесницы, добавит вам очков, но с помощью требушета вы можете украсть колесницу другого игрока. Если он выложил стрелу, когда вы выложили требушет, ваш требушет забирают. Потеряете десять очков требушетов – и игра окончена. Если вы гадаете, для чего клинки, – каждая карта с клинками, какой вам приходится ходить, убирает колесницу из вашего столбца. В «Рукавах воров», как и в жизни, бросить клинок означает лишь попасть в ещё большую беду.
– Итак, вы превратили себя в узника вроде меня, – сказала Тасия.
– Разница в том, – сказал я, – что когда игра окончена, я должен уйти.
Мы открыли карты. Мы оба играли требушетами.
– Может быть, – сказала Тасия. – Но если вы думаете, Келлен, что кто-то из нас в этой игре – настоящий игрок, тогда вы действительно тот самый дурак за столом.
Она положила свою вторую карту рубашкой вверх, и я сделал то же самое.
– Прекрасно, – сказал я. – Тогда кто мы? Зрители?
Она покачала головой.