— Конечно, нет. Просто каждая курица в штате считает своим долгом позвонить в отдел убийств. Я оставлю ему сообщение. Наверняка он захочет сказать вам пару слов.
Похоже, она крупно подставила Бринкли. В розыске не любят, когда убойный отдел узурпирует их деятельность. Никто не относится к проблеме юрисдикции более серьезно, чем отделы полиции, разве что федеральный суд. Ну и, конечно, официантки.
Мэри посмотрела на часы. Четверть шестого. Ей нужно сделать еще кучу звонков. Она бездумно листала почту, но не могла сосредоточиться. Все ее мысли были заняты Триш и вот теперь еще Бринкли. Как она это допустила? У нее полно работы, помощи ждать не приходится, и теперь еще пострадают ее клиенты. И как только она начала жалеть себя, вновь зазвонил телефон. Она схватила трубку в надежде, что звонит Бринкли.
— Алло?
— Мэри? Это Энтони Ротуньо.
— Привет, Энтони. — Мэри старалась скрыть смятение. Ее новый друг-гей. Но сейчас у нее нет на него времени.
— Могу я задать тебе вопрос?
Нет!
— Ну…
— Я сейчас в городе, примерно в квартале от вашего офиса. Не хочешь быстренько перекусить? Я бы охотно помог тебе в этом.
— Вообще-то я занята.
— Но есть-то нужно. Так говорит моя мама.
Что ж, она слишком расстроена, чтобы работать. В любом случае Бринкли будет звонить на мобильный.
— Что скажете, адвокат? Я угощаю.
— Спускаюсь. — И Мэри подхватила сумочку.
Она нуждалась в дружеском утешении.
Мэри столько раз ходила на «свидания вслепую», что встретиться с мужчиной, которому она заведомо безразлична просто по медицинским показаниям, было истинным удовольствием. Она даже не потрудилась освежить макияж.
— Как хорошо, — сказала Мэри, и Энтони поднял бокал.
— За итало-американские отношения.
— За них. — Мэри подняла свой бокал, и они сделали по глотку вина, холодного и очень вкусного. — Отличный выбор, сэр, — отметила она. — Разобраться в карте вин сложнее, чем сдать экзамен на адвоката.
— Не так трудно, как кажется.
— Как и в законе о свободе информации.
— Именно. — Энтони улыбнулся, вокруг его глаз появились морщинки. На нем был темный кашемировый блейзер, белая рубашка и слаксы цвета хаки. Отсвет горящей свечи, стоявшей на столе, придавал его темно-шоколадным глазам особую бархатистость.
Мэри открыла меню. Джулия, Бринкли и даже Триш отступили на второй план. В ресторанчике — обычном бистро — было полутемно и спокойно.
— Почему не бывает меню на латыни? — пробормотала она.
— Что? — не расслышав, переспросил Энтони. — Ты любишь латиноамериканскую кухню? Я умею готовить несколько кубинских блюд. Научился на Саут-Бич у своего кубинского друга.
— О, молчу-молчу. У меня нет кубинских друзей, у меня есть друзья только в Джерси.
— Я был в Гаване. Что за город! Дикий, — рассмеялся Энтони.
— Я думаю. «Крестного отца» я смотрела.
— Там я все время вспоминал «Крестного отца». Даже книгу прочел.
— Это уж первым делом. — Мэри улыбнулась. — Что запомнилось?
— «Брось пистолет, возьми канноли».
— Хорошо! А мне: «Фредо, ты разбил мое сердце».
Мэри снова улыбнулась. Она допила вино и совершенно расслабилась. Энтони был остроумен. Геи всегда остроумны. С ним было приятно болтать.
— Жаль, что мы не знали друг друга в школе.
Ее мысли сразу же вернулись к Триш и парню, которого она знала в школе. Плохому парню, определенно плохому.
— Что такое? — забеспокоился Энтони. — У тебя лицо вдруг погасло.
— Долго рассказывать.
— Вот и расскажи. Официант все равно не торопится.
— Лучше бы поторопился. Мне нужно возвращаться на работу. Если ты сегодня смотрел новости, то слышал, что Триш Гамбони пропала. — И Мэри все ему рассказала.
— Страшная история, — сказал Энтони, когда она закончила. — Но я думаю, ты очень многое сделала. Нашла дневник, заявила в полицию. Теперь это их работа. И пусть они работают.
Мэри кивнула:
— И все же ненавижу ждать.
— Ты не ответственна за каждого, кто живет в нашем квартале.
— Но ведь в этом смысл общества. Для меня. Возьми, к примеру, Дайрена, он живет рядом с вами.
— Я его знаю. Чудный ребенок. — Энтони отпил вина.
— Ему нужна помощь, а я не могу найти психолога, который бы его протестировал. Все слишком заняты. — Мэри немного опьянела. — Никто в этом мире не чувствует ни малейшей ответственности за других. Все говорят «это не мое дело», а мальчик уже на грани.
Энтони отставил бокал.
— Ты не слишком умеешь пить, да?
— Это заметно?
— Да, но это прелестно. — Энтони добродушно улыбнулся.
— Ну, расскажи о себе, — попросила Мэри. — У тебя есть партнер?
— Какой партнер? Я преподаю.
— Ну, понимаешь, партнер. Спутник жизни. Любовник.
— Нет.
— О.
— О нет. Тебе мама сказала? — Энтони засмеялся, закрыв лицо руками. — Как неловко получилось.
— Что?
Энтони смотрел на нее, не отрывая рук от лица.
— Ты думаешь, я гей.
— А разве нет?
— Боже мой, нет! Нисколько. Я не гей.
— Как? — совершенно сбитая с толку, пробормотала Мэри. — А твоя мама сказала…
— Она так думает, а на самом деле нет. Она постоянно мне кого-то сватала, и все те девушки мне не нравились. Одна другой хуже. — Энтони от души смеялся. — И она решила, что я гей.
Мэри растерялась:
— А ты не приводил девушку домой? Которую сам нашел, с которой все было серьезно?
— Я еще не встретил такую, с которой хотел бы завязать серьезные отношения.
Мэри попыталась осмыслить эту новость. Если так, макияж следовало освежить. Она поставила бокал — и в ту же секунду ее мобильный зазвонил.
— Мар! — Это был отец.
— Пап, прости, что не звонила. Я говорила с Бернис.
— Я не поэтому. — Отец был в панике. — Приезжай быстрее.
Солнце садилось за крыши цвета асфальта. Энтони остановил «приус» прямо перед домом ее родителей.
— Я припаркуюсь и приду, — сказал он. Мэри была ему благодарна.
Она побежала в дом. В столовой толпился народ.
— Ты как раз вовремя, — расстроенно сказал отец.
— Пап, где мама? — спросила Мэри и тотчас услышала голоса, доносящиеся из кухни.
Отец взял ее за руку и быстро повел в кухню. Все собравшиеся насупились, когда они проходили, но Мэри не поняла почему.
У кухонного стола стояла миссис Гамбони — постаревшая версия Триш: много яркой косметики, толстые отекшие ноги, мелкие морщины вокруг рта. На длинный черный кардиган спускались накладные черные локоны. Мать Мэри стояла у плиты — полная противоположность Гамбони: в цветастом домашнем платье, кухонном фартуке, с забранными в пучок волосами.
— Миссис Гамбони? — сказала Мэри.
— Ты! — хриплым прокуренным голосом вскрикнула она. — Что скажешь в свое оправдание?
— Мэри теперь важная шишка! — крикнул из столовой какой-то мужчина, и вся толпа недовольно зароптала.
Не хватало только горящих факелов — Мэри чувствовала себя просто-таки Франкенштейном с юридической степенью. И если она не ответственна за весь квартал, то кварталу об этом явно сказать забыли.
— Я объясню, — начала она.
Миссис Гамбони ее перебила:
— Моя дочь пришла к тебе за помощью. Ты могла ей помочь, но отказалась! И теперь она пропала! Она знала, что он хочет убить ее, и теперь убил! — У миссис Гамбони задрожала нижняя губа. — Но тебе и дела до нее нет!
— Миссис Гамбони, мне есть до нее дело. Я предложила ей обратиться в суд и сегодня сама была в Круглом доме…
— Если бы ты что-нибудь сделала, она бы сейчас была дома! В безопасности. Она мне звонила вчера вечером, да я пропустила звонок. Она оставила сообщение. Сказала, что он хочет убить ее. Говорила, где она, но были помехи.
— Что? — Мэри сразу не поняла. — Пожалуйста, помедленнее. И расскажите мне наконец, что случилось.
— Тебе какая разница? — огрызнулась миссис Гамбони. — Я полиции рассказала. Там все знают. Она звонила мне, просила о помощи. Она не могла долго говорить, сказала, что он возвращается в комнату.
— Во сколько она звонила?
— Около десяти. Но я прослушала сообщение только сегодня. — Голос миссис Гамбони срывался. — Я сюда пришла, чтобы твои родители знали, что ты сделала с моей доченькой. Она одна у меня, она — все, что у меня есть, а он ее забрал! Она пропала! — Миссис Гамбони закатила глаза. — Моя прелестная, прелестная малышка. Моя единственная, девочка моя!
Сердце у Мэри разрывалось. Отец, мать и все остальные молчали, потрясенные словами миссис Гамбони.
— Знаете ли вы, что это такое — быть матерью, когда твой ребенок… ребенок пропал? — Миссис Гамбони замолчала и рухнула на руки подхвативших ее подруг.
— Мы будем молиться за тебя и за твою дочь, — тихо сказал отец Мэри и протянул ей салфетки.
Миссис Гамбони отмахнулась от него и вышла из кухни, поддерживаемая своей свитой. Все друг за другом вышли на улицу, и последний закрыл за собой дверь. Мэри увидела, что ее мать кусает губы, чтобы не расплакаться.
— Что здесь произошло? — раздался голос Энтони.
— Мам, все в порядке. — Мэри, обняв мать, встретилась взглядом с Энтони. Ему словно сразу передалась ее тревога.
Через полчаса все четверо сидели на кухне за столом, приводя себя в норму.
Отец накрутил спагетти на вилку.
— И что, вы с Мар пошли пообедать, да?
— Да, — отвечал Энтони, стараясь скрыть улыбку.
Мэри потупила взгляд.
— Мэри ни с кем не встречается, — сказал отец.
— Пап, пожалуйста, — выразительно посмотрела на него Мэри.
— Ничего. Я тоже ни с кем не встречаюсь. — Энтони подцепил вилкой тефтельку и обратился к хозяйке. — Тефтели великолепные, миссис Ди.
— Grazie molto, — расцвела мать.
— Prego. — Энтони поймал ее взгляд, и она скрыла улыбку.
— Parli Italiano, Antonio? — спросила мать, чуть склонив голову набок.
Ее родители прямо-таки вручали Энтони ключи от дома, а она даже не выказала своего неодобрения.