«Интересно, какую гадость она замыслила? – подумал Игорь, прекрасно знавший сильные и слабые стороны своей бывшей патронши. – Ну ничего, так даже интереснее. Я умру от позора перед моими предками-масаи, если позволю этому бегемоту унести ноги. А поэтому наострим копье, раскрасим лицо боевыми узорами, воткнем в прическу перо красного кардинала – и вперед, на баррикады!»
Насчет пера красного кардинала в прическе дизайнер сильно преувеличил – как уже упоминалось ранее, голова его была гладкой, как бильярдный шар.
Далее они говорили о разных вещах, не имеющих отношения к бизнесу. О Лидии Роговой, так трагически окончившей жизнь. Полиция, конечно, не найдет истинного убийцу. Там, в мэрии, были уважаемые люди, сливки общества. В голове не укладывается, что кто-то из них мог… Это сделал случайный человек, который каким-то образом попал в зал. Он хотел ее ограбить. Колье из настоящих рубинов – сильная приманка. Удивительно, что никто его не видел, убийцу то есть. Мистика. Но в городе вообще творятся странные дела. Какой-то маньяк вешает манекенов. Разбивает витрины, вытаскивает кукол и вешает их. И никак поймать его не могут. Удивительно, что убийство Лидии совпало с появлением маньяка…
– Ох! – Закрыв рот рукой, Регина в ужасе смотрела на Игорька. – Это он!
– Кто? – Игорь обернулся.
– Маньяк! Это он убил Лидочку! Шарф! – возбужденно прошептала Регина. – Неужели никто не догадывается? Шарф! Везде шарф! Орудие убийства – шарф. И женщины! Манекены и женщины!
Игорь пожал плечами:
– Убить человека и повесить манекен – это далеко не одно и то же. Вряд ли. И потом, в полиции тоже не дураки сидят. Был у меня когда-то знакомый из полиции, то есть тогда еще милиции… – Он мечтательно облизнулся.
В одиннадцать вечера дизайнер привез Регину домой, и они распрощались самым сердечным образом – расцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи. Регина выждала в подъезде, когда такси, увозящее дизайнера, скрылось из глаз, и вышла на улицу. Машину она поймала почти сразу. Выйдя у нужного ей дома, властно бросила водителю: «Подождите меня здесь!»
Она поднялась на третий этаж, нажала на красную кнопку дверного звонка. В глубине квартиры раздалась мелодичная трель. Регина снова надавила на кнопку. Новая трель где-то внутри – и по-прежнему тихо.
– Черт бы тебя побрал! – процедила она сквозь зубы и заколотила в дверь кулаком.
В два ночи сработала сигнализация в магазине «Марина».
– Привет от Столыпина! – брякнул один из охранников, Пашка.
– Прикуси язык, придурок, – отозвался товарищ.
Парней было четверо. Именно в их дежурство совершили надругательство над первым манекеном. Это они стояли в остолбенении, уставившись на танцующих кукол за разбитым стеклом витрины «Арлекино», а потом, не веря своим глазам, рассматривали качающуюся на ветке дерева женщину в вечернем платье.
Пашка оказался прав. Снова разбита витрина, с той только разницей на сей раз, что сработавшая сигнализация продолжала негромко и пронзительно звенеть. Снова пустынная улица, и легкий снежок кружит в неярком свете уличных фонарей.
– Где она? – спросил старший, оглядываясь по сторонам.
Пашка, самый шустрый, махнул рукой.
Женщина висела на громадном щите, рекламирующем кока-колу. Прямо на фоне жизнерадостного семейства, чокающегося фирменными стаканами. В пышном белокуром парике, в пышном белом платье, слабо мерцающем атласной отделкой и бисером. Невеста! Ослепительная улыбка, широко распахнутые синие глаза в длинных ресницах – дорогая кукла американской фирмы «Америглоб». Легкий ветер шевелил концы длинного черного шарфа.
– Сука! – с чувством произнес старший. – Своими руками бы его! Рядом!
Через двадцать пять минут прибыл специалист по манекенам, старший лейтенант уголовного розыска Николай Астахов.
– Я сейчас тоже повешусь, – сказал он. И добавил еще много крепких слов…
Здоровенные мужики стояли молча, как на панихиде. Женщина все еще висела на щите. Ждали криминалистов на предмет отпечатков пальцев и других следов. Накал ненависти к преступнику достиг такой точки, что, попадись он им в руки, растерзали бы на месте без суда и следствия.
Тихо падал снег, редкие медленные снежинки. В небе стыли острые игольчатые звезды. С любопытством смотрел вниз молодой месяц с острыми рожками. Сцена была неправдоподобной, слишком много декораций – и снег, и месяц, и звезды. И сверкающая игрушка, вздернутая на щит с нахальной рекламой, венчающая картину.
Прибыла хозяйка магазина, поднятая с постели. Увидев манекен на щите, она громко охнула.
– Откуда кукла? – спросил Коля.
– Манохинская, совсем новая. Заберете ее с собой?
– Временно заберем, – ответил Коля. – Скоро музей у себя откроем, паноптикум. Я пойду экскурсоводом. – В голосе его слышался горький сарказм.
Снимать невесту вызвался Пашка, как самый молодой и расторопный. Словно белка, юрко вскарабкался он на щит и повис рядом с жертвой. Развязал шарф и осторожно опустил ее на подставленные руки товарищей.
Она стояла, прислоненная к щиту, разведя руки в стороны, улыбаясь и таинственно сияя глазами. Хорошенькое личико не портили даже глубокие царапины.
– Ну, честное слово, мужики, жальче, чем настоящую, – заметил один из охранников. – Приду со смены – напьюсь! Это ж какую поганую душу надо иметь, чтобы такую красоту испортить.
– У меня есть водка, – вызвалась хозяйка. – В кабинете в сейфе. Я сейчас.
Коля выпил со всеми.
«Все, ухожу к брату в бизнес, – думал он, чувствуя, как жжет в гортани самогонной крепости водка, настоянная на какой-то дряни. – Это же никаких нервов не хватит. И ни следов, ни мотива. Не за что ухватиться. Немотивированные преступления практически нераскрываемы ввиду отсутствия логики. Пора завязывать. Витька давно зовет».
Глава 12Посиделки в «Тутси»
– Настроение – впору самому вешаться, – жаловался старлей Астахов друзьям. Савелий Зотов печально кивал. Федор Алексеев был серьезен, молчал, слушал. – Третий манекен! Третий! И ничего! Хоть бы позвонил и взял на себя ответственность, подлец. Ни-че-го! Выставил бы требование – что-нибудь вроде того, чтобы не строить автостоянку рядом с городской площадью, а то он всех перевешает. Ведь ему нужны публика, аплодисменты. Ему нужна реакция общественности, иначе на фиг вся эта самодеятельность? Он должен испытывать чувство глубокого морального удовлетворения, видя растерянность правоохранительных органов. Он должен позвонить и сказать… да хоть что-нибудь! По логике. Но логики нет. Эта сволочь молчит!
– Что за женщину нашли в театре? – спросил Федор.
– Некая Зверева Мария Тимофеевна. Обыкновенная женщина. На ней не то что рубинового колье не было, а и приличных часов, можно сказать. Бухгалтер в турфирме «Северная Пальмира». Разведенная, проживала с племянницей в двухкомнатной квартире. Муж был горький пьяница, она с ним всю жизнь нянькалась, мыла его, чистила, содержала, сдавала на лечение. Два года назад это чмо наконец излечилось от хронического алкоголизма, встретило другую и ушло к ней. Звереву жалели – вот, мол, какие неблагодарные мужики. А она сказала приятельнице: «Да я самый счастливый человек на свете. Бросить его я не могла, совесть не позволяла, а жизни не было. А тут он сам ушел – ну и скатертью дорога. Теперь ни одно двуногое мужского пола не подойдет ко мне ближе чем на пушечный выстрел!»
Выписала троюродную племянницу из провинции и зажила кум королю. Повеселела, приоделась, по театрам и концертам ходить стала. Ни одной премьеры не пропускала. И вот тут самое интересное, господа. Ходила Зверева чаще всего одна, потому что не с кем было. Подруга говорит, что и рада бы ее сопровождать, да муж выражал недовольство – сам по театрам ходить не привык и жену не пускал. Ну почему мы, мужики, такие сволочи? А, Савелий? – обратился Коля к Зотову. Тот только пожал плечами и промолчал. Риторика – она и есть риторика, ответа не требует.
– Билет Зверева покупала с рук перед спектаклем, – продолжал Коля. – Это вроде охоты, дополнительный фактор азарта и удовольствия. Всегда попадется кто-то с лишним билетиком. Корешок билета нашли у нее в сумочке. Седьмой ряд, четырнадцатое место. Я проверял в кассе. Кассирша сказала, что все места в седьмом ряду были раскуплены, кроме одного, последнего. Их там четное количество. На это последнее не нашлось желающего – что неудивительно, в театр, как правило, ходят вдвоем. А кроме того… оказалось, что нечетное число билетов было продано еще в одном ряду, одиннадцатом. Как правило, кассирша вычеркивает проданные места на плане зрительного зала. Четырнадцатые кресла в седьмом и одиннадцатом рядах вычеркнуты красной шариковой ручкой. Такой ручкой пользуется только одна из кассирш, она на больничном уже две недели. Она продала всего сорок мест, в основном в первых рядах, и по одному в седьмом и одиннадцатом. Это прекрасно видно на плане. То есть получается, что эти два билета были куплены одновременно, предположительно одним и тем же лицом на места под одинаковыми номерами, но в разных рядах…
– …Что не говорит о высоком интеллекте возможного убийцы, если это был наш преступник, или свидетельствует о его вере в собственную безнаказанность, – сказал Федор.
– Именно. После чего один из билетов он продал жертве. Случайно или намеренно…
– Кассирша должна была запомнить этот случай. Не каждый день зритель покупает два билета в разные ряды.
– Она помнит случай, но не помнит человека. У нее была температура, она с нетерпением ожидала сменщицу. По ее словам, она только в троллейбусе вспомнила о странном покупателе и удивилась. Она даже не помнит, мужчина это был или женщина.
– Жаль, – произнес Федор. – Такая красивая комбинация наметилась. Как в головоломке – каждый кусочек на месте. А последнего нет. И картинка не сложилась. Получается, наш эксгибиционист со страстью к публичным убийствам заранее намечает день и покупает два билета… Кстати, когда он купил билеты?