Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Деликатное «дилинь-дилинь» обрушилось громом небесным. Зося вскрикнула от неожиданности. И ужаса. На цыпочках подошла она к двери и заглянула в глазок. С той стороны стоял темноглазый красавчик с седыми висками и смотрел прямо ей в глаза. Федор, кажется…
Зося испуганно застыла на долгую минуту, даже дышать перестала. Потом распахнула дверь, и они некоторое время серьезно рассматривали друг друга. Голова Зоси была пуста, ни одной мало-мальски полезной мысли там не осталось. Красавчик в шикарном белом плаще до пят, ломая паузу, протянул ей цветы – три веточки с бледнорозовыми, анемичными, сложно устроенными и неестественно красивыми цветами, откашлялся и произнес:
– Добрый вечер! Ничего, что я так… нагрянул? Был у друга в вашем районе.
Вранье! Поблизости нет ни одного цветочного магазина. Орхидеи… Зося немедленно сунула нос в блестящий кулечек, но цветы не пахли. По закону компенсации при такой красоте пахнуть им не полагалось. Тут ей пришло в голову, что нужно пригласить гостя в дом.
– Красивое платье, – похвалил Федор.
– Спасибо, – прошептала Зося, вспыхивая.
– Для поддержания духа?
– Да, – ответила она грустно. «Ему даже не пришло в голову, что я жду гостей, – подумала она. – Неужели так заметно, что у меня не бывает никаких гостей? Вот и Гриша тоже. Неужели это бросается в глаза?»
– Я подумал, что мы могли бы поужинать вместе. – Федор поднял руку с фирменным пакетом из «Магнолии», которой также нет в их районе. В пакете джентльменский набор для визитов к одиноким женщинам без претензий – восковая чернота винной бутылки, всякие пакеты и пакетики. Федор перехватил выразительный Зосин взгляд, все понял и начал медленно багроветь.
– Я почему-то был уверен, что вы сидите без продуктов… – пробормотал он, кашлянув. – И питаетесь только кофе.
Зося слабо улыбнулась.
– Я прав? – приободрился Федор.
Зося кивнула.
– Давайте устроимся на кухне. – Федор пришел в себя и ослепительно улыбнулся: – По-домашнему.
Он уверенно прошел на кухню, безошибочно определив ее местонахождение, выложил пакеты и пакетики на стол. Сбросил плащ, оставшись в толстой вязки белом свитере и серых модных брюках в мелкую клетку. Небрежно уронил плащ на табурет. Деловито выдвинул ящик серванта, один, другой, нашел ножи, вилки. Достал тарелки. Зося в своем шикарном «бисерном» платье безучастно стояла, опираясь плечом о косяк двери, чувствуя себя не то зрителем, не то участником пьесы о незнакомых мужчине и женщине. Тысячелетней пьесы, где ничего не меняется в расстановке фигур – мужчина, который приходит и уходит, и женщина, которая остается…
Все, что делал Федор, было красиво. Зосе пришло в голову, что он одинок, самодостаточен и самодоволен. Ему не нужна постоянная женщина. Он умеет готовить нехитрые завтраки и ужины, вытирать пыль и мыть пол. В его доме всегда порядок, немного казарменный, никаких тряпок на спинках стульев и никакой дамской косметики в ванной комнате. Много книг. И компьютер. По ночам он уходит в пестрый паутинный мир, встречается с единомышленниками и одноклубниками, обменивается с ними всякими интересными мыслями… Живьем ему никто не нужен. Он совсем не такой, как Гриша, но к ней они оба относятся одинаково – заявляются без спроса, как старые знакомые, со снедью и бутылкой из «Магнолии», запросто топчутся на кухне, красиво накрывают на стол…
Где это видано, чтобы мужчина пришел в гости и возился с едой, вместо того чтобы развалиться на диване под телевизором или листать скучный фамильный альбом, где первая фотография – очаровательный голенький младенец, лежащий на животе, – хозяйка дома собственной персоной, в чем она ему признается с прелестным смущением. Это что, называется «современный мужчина»?
«Сейчас он включит музыку», – подумала Зося.
– Прошу к столу, – бодрым голосом пригласил Федор. – А музыка тут у вас есть?
Он потыкал в кнопки стоящего на холодильнике приемника. Раздалась негромкая фортепьянная мелодия.
– За все хорошее! – Он поднял рюмку.
Тост банальный до оскомины, но кому нужны изыски у плиты? Для такой простой девушки, как Зося, вполне сойдет.
– Зосенька, – Федор всмотрелся в ее лицо, – все будет хорошо, вот увидите. Скоро весна… И вообще, «юнкер Шмидт, честное слово, лето возвратится!». Вы мне верите?
Зося слабо улыбнулась, кивнула и залпом выпила вино. Гриша однажды сказал – надо быть проще. Надо быть проще, старуха! Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. А кто не успел, тот опоздал, отстал от поезда и проиграл. Хотя, наверное, ее поезд уже давно ушел…
Федор взял ее за руку, потянул из-за стола. «Да-ба-да-ба-да… да-ба-да-ба-да…» Старая мелодия, заблудившаяся во времени. Они танцуют. Зося чувствует теплое дыхание Федора на своей шее. Слезы вдруг градом начинают катиться по щекам, оставляя холодные соленые дорожки.
– Зосенька, что с вами? – Федор отодвинул ее от себя. – Почему вы плачете? Я что-то не то сказал? Я вас обидел?
Зося покачала головой – нет! И всхлипнула. Федор усадил ее на табурет, поместился рядом, протянул салфетку. Зося деликатно высморкалась. Федор дал другую. Она рассмеялась сквозь слезы.
– Выпейте! – Он протянул ей полную рюмку. – Все пройдет. Вся эта нелепая история скоро забудется. Люди совершают иногда необдуманные поступки… Все будет хорошо. Жизнь продолжается, честное слово!
Зося выпила, поставила рюмку на стол и вдруг начала громко рыдать, уронив голову на руки. На лице Федора появилось растерянное выражение.
– Зосенька, – пробормотал он, гладя ее по спине. – Зосенька, пожалуйста…
Он оглянулся в поисках своего белого плаща, достал из кармана крошечный серебряный мобильник и поспешно вышел в прихожую. Закрыл за собой дверь и набрал знакомый номер.
– Савелий! – прошипел он – Ты дома? Одевайся и дуй сюда. Запоминай адрес, это рядом с тобой. Захвати валерьянки! Побольше! – Некоторое время молча слушал, потом сказал: – Потому что ты у нас знаток прекрасного пола, вот почему! Мой житейский опыт бесполезен, нужен твой, из дамских романов. Я, например, не знаю, что делать с рыдающей барышней… После второй рюмки она плачет не переставая…
Савелий появился через пятнадцать минут, запыхавшийся, испуганный, с красными пятнами на скулах.
– Что? – выдохнул он, когда Федор открыл дверь.
– Жива пока, – ответил Алексеев шепотом, подталкивая друга в сторону кухни. – Но не поручусь… Она плачет уже полчаса. Зосенька, – он потряс ее за плечо, – это мой друг Савелий, он принес валерьянку. Или, может, лучше вина?
– Здравствуйте, Зося, – произнес Савелий севшим внезапно голосом. – Извините, что я без приглашения…
Зося даже глаз не подняла. Она сидела, закрыв лицо руками, и в позе ее было столько отчаяния, что у Зотова от жалости сжалось сердце.
– Вино будешь? – спросил Федор, придвигая Савелию табуретку. – Садись!
Он достал из серванта чистую рюмку, налил в нее до краев. Сделал бутерброд, протянул Зотову.
– Давай, Савелий, за все хорошее!
– Как ты можешь? – Тот покосился на плачущую Зосю. – Неудобно ведь…
– Зосенька, пришел мой друг Савелий. – Федор погладил девушку по голове.
– Зося, что случилось? – Зотов с состраданием смотрел на нее.
– Ничего не случилось. Мы выпили, она надела вечернее платье… то есть надела до того, как я пришел. Сидела дома одна в вечернем платье. Я же говорил тебе, она необычная, – прошептал Федор. – Что сделал бы на моем месте герой дамского романа?
– Зосенька, – начал Савелий, взглядом призывая Федора замолчать. – Поверьте мне, я понимаю… э-э-э… как вам сейчас трудно. Вы не можете простить себе своего поступка. Вы одиноки… Вам не с кем поделиться, у вас нет близкого человека…
– Возьми валерьянку! – Федор протянул ему рюмку с вином, в которое он накапал валерьянки. Резкий, пряный запах облаком поднялся к потолку. Савелий махнул рукой, чтобы Алексеев не мешал.
– А те, кто вокруг вас… э-э-э… не понимают, – продолжал он. – Мир жесток, эгоистичен… каждый… м-м-м… сам за себя. Исчезли любовь, дружба, чистота помыслов и отношений. Расцвели махровым цветом насилие, подлость… э-э-э… – Савелий запнулся и беспомощно взглянул на Федора, который наливал себе новую порцию вина. («Безработица?» – подсказал тот.) – …равнодушие, – нашелся Савелий. – Этот мир для сильных. Тонких и слабых он перемалывает в мельничных жерновах реальности.
Федор хлопнул друга по плечу в знак одобрения, восхищаясь его красноречием, опрокинул очередную рюмку, потянулся за сыром. Зося перестала всхлипывать – прислушивалась к словам Савелия.
– Человеку свойственно… э-э-э… совершать ошибки, – негромко и проникновенно говорил тот. Он даже осмелился взять безвольную Зосину руку. Держал ее, как драгоценность. – Кто без греха, бросьте, как говорится, в… нас камень.
– Не ошибается тот, кто ничего не делает, – невнятно подсказал Федор, прожевывая бутерброд.
– Вы, наверное, думаете, Зося, что ваша жизнь закончилась… что… это… вы никогда уже не будете счастливы… Но поверьте мне, немолодому уже человеку с определенным жизненным опытом… ваша жизнь только начинается, у вас все впереди… Вы не одна, с вами друзья. Вот Федор…
Тот перестал жевать и удивленно взглянул на Савелия.
– Наш Федор – замечательный человек! – Зотов приложил руки к груди. От волнения красные пятна на его скулах стали еще ярче. – Он добрый, глубоко порядочный, много читает. Он не раз был готов отдать жизнь за… – Савелий снова запнулся.
– Зосенька, давайте за дружбу. – Федор пододвинул ей рюмку с валерьянкой. – За Савелия!
– За Федора! И за вас – такую тонкую, нежную, красивую женщину и прекрасного человека! – Зотов залпом выпил вино и взял бутерброд, предложенный Федором.
Зося, шмыгая носом, потянулась за салфеткой. Промокнула глаза, деликатно высморкалась. И впервые взглянула на Савелия. Он сидел перед ней, взволнованный, разгоряченный своей речью, далеко не красавец, с добрыми голубыми глазами… совсем как у святого Георгия… только кудряшек нет, а есть глубокие залысины, прикрытые тощими пегими прядями. Перевела взгляд на Федора, темноглазого красавчика с седыми висками. В белом свитере. Жующего бутерброд. Снова посмотрела на Савелия, на лице которого читались искренность и жалость.