Иллихейцам брата Рурно отрекомендовали как друга Темре, принимающего участие в поисках. О том, что «бродячий кот» с дозволения Лунноглазой Госпожи вышел на тропу охоты и имеет свои виды на их клиента, несовместимые с дальнейшей жизнедеятельностью упомянутого клиента, агенты были не в курсе.
Привязанный к дереву паучара целеустремленно рвался к Овечьей горке. Уж для него-то все было просто и ясно, впору позавидовать.
Птичий Пастух, скорее всего, витал где-то поблизости и наблюдал за развитием событий, никак не выдавая своего присутствия. Он любопытный, вряд ли захочет пропустить такое отменное представление.
– Дорога подходит к заводу с северо-востока, – показал Гурдо. – С нашей стороны есть еще одна, в плохом состоянии, она ведет к замурованному входу в туннель. Вот это автостоянка, около нее несколько магазинов и закусочная для работников. Немного севернее – трамвайный мост.
Словно в подтверждение его слов с той стороны донеслось далекое громыхание трамвая. Мост выделялся черной филигранью на облачном фоне, над крышами строений.
– Скорее всего, Луджереф и Акробатка пользуются трамваем, когда выбираются в город из своего логова, – заметил Темре.
– А это что? – Мервегуст ткнул пальцем в карту.
– Коллектор. От Овечьей горки до Южной он проходит над поверхностью и южнее ныряет под землю, его тоже отсюда видно.
Над пологим склоном тянулась поднятая на мощных фермах толстенная бурая труба – должно быть, пяти-шести бутов в диаметре, ее колоссальные размеры поражали даже издали. Она исчезала в дождевом тумане, сквозь который просвечивали размытые очертания еще одной горки.
– Коллектор – на акведуке? А если трубу прорвет или опоры не выдержат? – вымолвил глава иллихейских агентов с таким выражением, словно едва удержался, чтобы не добавить: «Да вы все тут сумасшедшие!»
– Трубы у нас надежные, и канализационные акведуки построены с большим запасом прочности, за этим регулярно следят, – сурово произнес полицейский инспектор.
Казалось, его оскорбило то, что иностранцы, поглядев на эту достопримечательность, усомнились в здравомыслии венгоских властей.
– Наверное, проще было бы сразу убрать его под землю, – заметил Мервегуст.
– Наверное, нельзя, для этого здесь, вероятно, земельные условия не те, – сварливо возразил Гурдо и после паузы добавил, словно ставя точку в споре: – Так что на все есть рациональные причины. Займемся нашей проблемой, пока она не успела улепетнуть с Овечьей горки?
– Если что-то сделано так, а не иначе, значит, иначе могло бы выйти накладно, – неожиданно поддержал его Глинтух, одарив всю компанию лучезарной примирительной ухмылкой. – Гурдо, не обессудьте, мы люди приезжие, многого не знаем, вот и любопытствуем, а иногда можем что-нибудь не то сказануть. Нам, не местным, простительно.
Мервегуст снова не одернул зарвавшегося подчиненного. Судя по тому, какой собранной и спокойной оставалась его загорелая физиономия, изрезанная эффектными скульптурными складками, поведение Жозефа Глинтуха главу группы нисколько не возмущало.
«Значит, ты имеешь право так себя вести, – решил Темре, поглядев на громилу с новым интересом. – И как раз ты-то, сдается, отлично знаешь, почему иначе вышло бы накладно… Или, может, не накладно, а опасно? Видимо, это одно из мест, где под землей копаться не следует. На то и неприживной район».
– Где наш уважаемый наблюдатель? – справился Мервегуст у тех двоих, что помалкивали. – Или мы его по дороге потеряли?
Ради своих союзников гости разговаривали между собой по-венгоски.
– Не потеряли, – усмехнулся Сунорчи. – Вон за тем домом прячется, за углом. Серьезный парень, не за просто так жалованье получает.
Его жидкие серые волосы от затылка были заплетены в косицу, выпростанную поверх откинутого капюшона и свисавшую, словно мокрый мышиный хвост. Сунорчи показался Темре похожим на старую крысу-сыщика из популярной детской рамги.
– Раз он сам не хочет к нам присоединиться, звать не будем, – подмигнул остальным Глинтух. – Мы передохнули, а теперь…
– Тихо, – оборвал его убийца наваждений. – Морок!
Вдали, на довольно пустынной в этот час дороге, что вела к Овечьей горке от трамвайного моста, маячил тусклый водянистый светляк.
Если шибануться со всего маху лбом о стенку, можно и до смерти убиться… Только это соображение и удерживало Клетчаба от самовредительства. Ну, сил никаких больше нет – опять они завели вчерашнюю песню!
– Я сейчас поеду в магазин, моя дорогая маленькая Соймела, и куплю тебе что-нибудь теплое, что-нибудь достойное тебя, а пока будь паинькой, закутайся в одеяло!
– Не приму я от вас никаких милостей и не надо мне вашего одеяла!
– Ты же без одеяла замерзнешь! Я боюсь, что ты заболеешь…
– Да уж лучше заболеть, чем взять у вас одеяло!
– Ты мне дерзишь, но ведь я права. Скоро ты все поймешь, когда этот город будет разорен и превратится в мою территорию! А пока возьми одеяло…
– Никогда я с вами не соглашусь, надейтесь на здоровье, это невредно. И одеяло ваше тоже не возьму.
– Моя маленькая принцесса, тебе ведь холодно без одеяла…
«Великие боги, послали бы вы сюда доктора с санитарами, – взвыл про себя Луджереф, маясь от злости и бессилия. – С парой смирительных рубашек и кляпов… И никаких одеял им, сукам этаким! Об одном прошу, пусть они заткнутся и чтобы никаких одеял! Пусть у меня лучше брюхо сведет, чем их слушать… Тьфу, нет, боги наши милостивцы, вот этого лучше не надо!»
Наконец пытка прекратилась, и Демея, выглядевшая задумчиво-счастливой, как после романтического свидания, отправилась в город покупать для пленницы теплые сапожки и холлу. А мозгами надо было шевелить, прежде чем тащить девку из дома в чем есть! Соймела, которая во время спора сидела, съежившись и подобрав под себя озябшие ножки, гордая, хрупкая и непримиримая, после ее ухода враз перестала фасонить и одним одеялом укрылась до пояса, другое набросила себе на плечи поверх пледа.
– Зря вы так выкрутасничаете, – остановившись над ней, с раздражением процедил Луджереф. – Госпожа Демея потерпит ваши фокусы, а потом терпение у нее лопнет. Цену себе набиваете, чего ж непонятного, ваша сестра тем и живет, что себя продает, а только можно при этом в набитых дурах остаться, ежели малость просчитаетесь.
– Что вы имеете в виду? – озлилась и вспыхнула Соймела.
– Да то и имею, что сказал. Хватит уже шуршать про одеяло, хуже пересоленной каши надоело!
– Подите вон, – прошипела девчонка, сверкнув глазами.
Он еще больше рассердился.
– Ой ты, цаца какая! Я с вами по-хорошему толкую, не будьте дурехой, о своей шелковой шкурке подумайте, а вы по-собачьи лаетесь! Видела же сама, чего там есть за стенкой в конце коридора… Отдаст вас госпожа Демея той твари, если будете дерзить и фыркать.
– А может, она скорее вас отдаст, если я пожалуюсь, что вы мне нагрубили?
Клетчаб плюнул и ушел. Пугнуть ее хотел, чтобы присмирела, а гляди ты, как нехорошо вышло. Чего доброго, и впрямь настучит, а как в этом случае поступит ее стервейшество – почем знать…
Ладно, решил Луджереф, мы тогда по-нашенски сделаем и вас переиграем. Не на того напали, дамочки!
В дальнем помещении дожидались своей участи четверо ушнырков – из тех, что ловятся на крейму или другую такую же дурь. Демее минувшей ночью повезло, и она заманила сюда целую компанию. Двоих Постоялец уже оприходовал, остальных приберегли, потому что госпожа пошла сюсюкать с девчонкой. Руки и ноги у пленников на всякий случай были спутаны, но они бы и без того никуда не ушли. Вмазали свою дурь – и довольны: только и знают, что ловить расширенными зрачками неведомые мутные грезы.
Демея считала, что эти четверо станут «заключительной порцией», после которой чудовище наверняка проснется.
«Ну, так подстегнем маленько события», – подумал Луджереф, выволакивая за шиворот в коридор первую из жертв, вялую и послушную.
При нынешнем поганом раскладе уж лучше пусть тварь очухается, пока ее стервейшество отсутствует. Тогда стучи не стучи, а старина Клетчаб успеет сделать отсюда ноги, и в условиях дальнейшего раздрая госпоже Демее будет не до него.
Ежели они в будущем и встретятся, можно будет отпереться: дескать, знать ничего не знаю, Постоялец сам по себе проснулся и всех слопал.
Отдав свой плащ на хранение полицейскому инспектору, Темре направился в сторону дороги.
Близился вечер, такой же пасмурный, как минувший день, но до конца смены на заводе еще далеко, и на тротуаре вдоль заколоченных домов и затянутых путаницей жухлой травы осенних пустырей в этот час никого не было. Зато после гудка, уже в темноте, польется к трамвайному мосту усталая людская вереница… Работать с наваждением в толпе – ситуация из категории «хуже некуда», но времени в запасе достаточно.
Темре двигался от дома к дому наперерез Акробатке. Лица на таком расстоянии не разглядеть, но это она, можно не сомневаться. Надо перехватить ее раньше, чем она доберется до своего логова.
Оказавшись под прикрытием очередной постройки, он посмотрел назад: товарищей отсюда не видно. Значит, Демея тем более их не заметит.
Под ногами хлюпала грязь. Слышался негромкий, близкий к шепоту, размеренный и рассеянный плеск дождя, что-то меланхолически поскрипывало, а в общем-то здесь было тихо. Шум доносился со стороны дороги, завода на горке и отдаленного, словно слепленного из наложенных друг на друга серебристо-сероватых теней, городского массива, где вовсю бурлила столичная жизнь.
И еще легкие торопливые шаги позади на некотором расстоянии, словно кто-то бежит следом. Один из агентов увязался за Темре? Или, может, соглядатай? Какого краба ошпаренного, объяснял же им всем, что помощники не понадобятся… Добровольный помощник – это, в данном случае, потенциальная жертва. Когда убийца разбирается с мороком, непрофессионалам лучше держаться в сторонке.
Оглянувшись, Темре заметил темную фигуру, мелькнувшую и тут же спрятавшуюся за углом обветшалого строения с похожей на разворошенное гнездо крышей.