Убийца не придет на похороны — страница 33 из 60

— …

— Поговорим. Я буду ждать.

— …

— В общем, прихватишь, привезешь. В долгу не останусь.

— …

— Конечно же! Мне же отстегнут за дырки, так что все, в расчете.

— …

— Нет, не на мелок, ты что! Мы же с тобой на мелок не работаем, у нас с тобой строго. Деньгами, живыми. Когда ждать?

— …

— Прямо сейчас? А где сам?

— …

— А, понятно. Ему хорошо.

— …

— Да, я тут один. Есть возле меня живая душа, но не баба, приставили глухонемого.

— …

— Да чурбан он, как дерево. Говори ему, кричи, а он ни хрена не слышит. Представляешь, Митяй, полное и окончательное бревно!

— …

— Не веришь? Вот приедешь, сам увидишь. Я его даже позвать не могу, не слышит, и все. А вот телка классная у доктора, классная баба. Редко бывает, жаль, хоть глазом за нее подержаться. Ты, небось, ее сразу бы в больнице заприметил.

— …

— А откуда я знаю, в плаще она была, в шапке, в платке… Я же без сознания был. Ну, жду. Короче, садись и жми.

ГЛАВА 17

После разговора на лице Винта появилась радостная улыбка, словно бы этот разговор являлся полновесной дозой наркотика.

Не успел Дорогин убрать и половину двора, как возле ворот засигналила машина, протяжно и нагло. Дорогин продолжал делать свое дело, он однообразно махал метлой, сгребая листья с дорожки.

Наконец над воротами показалась мужская голова, сверкнул золотой зуб. Митяй рукой подозвал к себе Дорогина. Тот не спеша двинулся, стал метрах в десяти от ворот, облокотившись на метлу.

— Ворота, твою мать, открой! Ты что, глухой?

Форточка в палате Винта была открыта, он слышал весь разговор.

— Во бля, а он мне не верил! Пусть теперь сам помучится, объясняет, что к чему.

— Слышь, Митяй, да он бревно, бревно! — во весь голос заревел Винт.

Но Митяй, хоть и не был глухим, крика своего кореша не услышал.

— Открывай, чурбан!

Муму показал себе на уши, затем ткнул указательным пальцем в рот.

— А, черт подери, вот мудак! Как это я запамятовал, — и Митяй улыбнулся, давая понять мужчине, стоящему перед ним, что до него наконец-то дошло и он соображает, что к чему.

Бандит перелез через ворота, открыл их сам, и черный «БМВ» последней модели въехал во двор, подкатил к самому крыльцу.

Дорогин не отходил от гостя ни на шаг.

— Ты что, боишься меня? — шея у Митяя была красная, толстая, на ней поблескивала цепь.

Митяя Дорогин помнил, ведь это он ночью привез подстреленного Винта и кровь тогда залила крыльцо. Убирать грязь тогда пришлось Дорогину. Он замахал рукой, показывая Митяю, чтобы тот следовал за ним. Но у крыльца строго посмотрел на грязные ботинки бандита. Митяй понял, ухмыльнулся и пару раз по-показному шаркнул подошвой о коврик.

— Ну, теперь нормально, шестерка Рычаговская? — громко произнес бандит и вразвалочку, словно бы шел по палубе корабля, двинулся за Дорогиным.

Радостная улыбка исказила лицо Винта, когда в двери в кожанке с расстегнутой молнией появился Митяй.

— Ну, брат, я тебя заждался! Где тебя черти носили?

— Ну, как ты тут? — Митяй подошел и пожал руку Винта.

— Да как, как… сдыхаю. Дырок, как в решете, нога не гнется, правда, кость не задели. Дела мои пока неважные.

— Да ладно тебе, — Митяй подвинул стул и уселся. — Радуйся, что жив.

Дорогин стоял в двери, наблюдая за происходящим.

— А ты чего стал? — завидев Муму, Винт осклабился, показав ему кулак, замахал рукой. — Вали, вали отсюда, свидетели мне не нужны. Хотя тут же понял, опасаться, собственно говоря, нечего, Рычагов и так знает о его пристрастиях. — Доставай, что привез. Чем вы там занимаетесь?

Митяй достал полиэтиленовый пакет из нижнего кармана куртки.

— Вот тебе — держи. Дня на четыре хватит, а там еще подкину.

— Хорошо, хорошо, — буквально заворковал раненый Винт, — спасибо тебе, — пакет исчез под подушкой.

— Что, хочешь отделаться большим русским спасибо?

— Рассчитаюсь, Митяй, обязательно.

— Шприц у тебя есть?

— Да, этого дерьма хватает. Кстати, подай-ка упаковочку, пусть будет под рукой.

— А где шприц? — спросил Митяй.

— В тумбочке, там их полно, с кровати сам не дотянусь.

Митяй вытащил блок одноразовых шприцев и протянул Винту. Тот жадно перехватил их и сунул под подушку.

— Все еще ищете? — спросил Винт.

Митяй коротко посмотрел на Муму, затем все же ответил:

— Ничего не нашли. Наверное, еще раз поедем. Главное, что и менты ни хрена не раскопали.

— Да, работы нам прибавилось, — вздохнул Винт.

— Тебе-то чего переживать, лежи, лови кайф.

— От азера чего-нибудь добились?

— Сидит у нас. Кое-что рассказал, но толку от этого, — Митяй махнул рукой, — проверяем.

— Надо было бы опустить его, — мечтательно произнес Винт, — тогда бы все рассказал. Они этого очень боятся, ишаки обрезанные.

— Можно подумать, ты не боишься?

— А меня-то за что опускать? — лицо Винта сделалось строгим.

Митяй посмотрел на часы.

— Спешишь, что ли?

— Дел по горло. Чекан только на три часа отпустил. Опоздаю — голову оторвет.

— Тогда иди, на хрен тебе лишние неприятности. Братве привет передавай, скажи, скоро буду.

Митяй поднялся, еще раз пожал руку Винту, похлопал его по плечу:

— Держись, скоро мы тебя отсюда заберем. Пусть немного подлечат.

Муму проводил Митяя до машины, дождался, когда тот уедет, прикрыл ворота и обошел дом. Приблизился к окну, за которым лежал Винт. Бандит больше не ругался, напевал что-то веселое. Дорогин заглянул в палату. Винт уже успел закатать рукав и перетянуть предплечье жгутом. В правой руке он держал шприц, поглядывая на него так, как алкоголик смотрит на полную рюмку.

— Ну, где ты? Где ты? — говорил он, сжимая и разжимая пальцы, выискивая взглядом вену, которая не хотела надуваться.

Затем на губах его появилась радостная улыбка, он насторожился так, как настораживается рыбак, следя за подрагивающим поплавком. Медленно острие иглы подобралось к коже, короткий толчок…

Винт немного отсосал крови, убедился, что попал в вену, а затем, блаженно прикрыв глаза, плавно ввел наркотик. Шприц швырнул к умывальнику, не попал в урну, но ему было уже все равно, он жил предчувствием кайфа. Дрожал всем телом. Дернул жгут, тот развязался. Торопясь, Винт свернул шприцы, ампулы, жгут и засунул все свое хозяйство под подушку. Затем лег и вытащив из пачки сигарету, закурил.

«Вот придурок, — подумал Дорогин, — сейчас вырубится, а сигарета во рту, дом сожжет».

Когда Дорогин вошел в палату, Винт даже не отреагировал на его появление. Пепел кривым столбиком висел на сигарете. Дорогин забрал окурок, погасил его в пепельнице. Затем немного подумал, стоит ли, но все-таки прибрал шприц, внутри которого виднелись остатки крови, бросил его в урну.

«Часа два он будет балдеть. А я пойду помоюсь».

Раздевшись в своей комнате, Сергей пошел в душ. Мыться приходилось очень осторожно, чтобы не замочить пластырь, которым был заклеен шов. Под пластырем кожа зудела, хотелось сорвать ее, но Дорогин знал, делать этого не стоит.

Из-за шума воды Дорогин не услышал, как к воротам подъехал «опель-кадет», как Тамара сама открывала ворота, не слышал, как хлопнула дверь.

Когда он закрутил кран, в доме царила тишина. Тамара сидела в гостиной за столом и читала книгу. Ее удивляло то, как безмятежно спит Винт, к которому она уже успела заглянуть. То, что Муму в душе, она догадалась. Женщина успела заглянуть и к нему в комнату, усмехнулась, увидев брошенную на кровати одежду.

Дорогин вытерся жестким махровым полотенцем, аккуратно расправил его на змеевике и шлепая босыми ногами, направился к себе в комнату. Каково же было его удивление, когда пройдя три шага по гостиной, он абсолютно голый встретился взглядом с Тамарой. Та сидела, положив книжку на колени, и преспокойно рассматривала голого мужчину. Она смотрела на него не так, как врач смотрит на пациента, раздевшегося для осмотра, а так, как смотрит женщина на возможного партнера.

Дорогин сперва отпрянул, затем понял, что поступает глупо. Но как выйти из данного положения с достоинством, он не представлял. Когда опомнился, то понял, что инстинктивно прикрывается руками.

Тамара, не удержавшись, громко и искренне расхохоталась. А Дорогин, не поворачиваясь к ней спиной, попятился к двери, протиснулся в узкую щель и через минуту появился, замотанный полотенцем. Тамара встала, подошла к нему. Дорогин стоял не двигаясь, положив руку на узел полотенца. Осторожно двумя пальцами Тамара прошлась по пластырю, не сильно надавила.

Дорогин поморщился.

— Значит, еще болит?

Дорогин взял ее за запястье и медленно отвел руку.

— Извини, я знала, что ты в ванной, захотелось пошутить, — она сказала это самой себе, как бы оправдываясь.

Дорогин пожал плечами и смахнул ладонью несколько капель воды с груди. Тамара чувствовала, что Дорогин возбуждает ее, он был крепко сложен, может — немного худоват. Но это было следствием болезни. Кожа была у него гладкая, чистая, бархатистая на ощупь, как у досмотренного ребенка.

И Тамара, не удержавшись, провела ладонью по плечу мужчины. Дорогин на этот раз не отпрянул, но вновь, взяв ее за запястье, остановил.

Женщина пропустила его вперед, сказав:

— Пошли, перевяжу.

Тут Дорогин допустил небольшую оплошность. Он настолько забылся, что не стал дожидаться жеста, а сразу направился туда, куда хотела Тамара. Но женщина вроде бы и не заметила этой оплошности, включила яркую лампу, направив ее на рану. Дорогин стоял, Тамара пинцетом отдирала пластырь, после каждого движения заглядывая ему в глаза, не беспокоит ли боль.

Дорогин каждый раз кивал, мол, можете продолжать. Тамара смочила тампон раствором и принялась протирать шов. Дорогин хоть и испытывал боль, но вместе с тем ему было приятно. Он ощущал, как горячая волна каждый раз подкатывает к горлу, когда Тамара случайно прикасается к нему бедром, грудью. Но эта случайность была мнимой, женщине и самой было интересно поэкспериментировать с Муму, так она это определила для самой себя.