— Ты издеваешься? Я же каскадер. Я могу на твоей тачке на двух колесах вышивать. Я как-то делал головокружительный трюк на неподготовленной машине за одного известного артиста. Он бы в штаны наделал, если бы так проехал.
— Понятно. Но поведу я, у меня хоть какие-то документы.
— Всегда бы успели поменяться местами, это дело нехитрое.
Заревел мотор. Дорогин пошел открывать ворота, а Рычагов медленно выехал из гаража. Оглянулся на дом. Теперь этот дом казался ему немного чужим, как и вся его прежняя жизнь. Он понял, что переступает черту, за которой его ожидает новое будущее. Каким оно будет — неизвестно.
Он выехал за ворота. Те прощально проскрежетали.
— Пантелеичу скажи, чтобы смазал ворота, — обратился Рычагов к Дорогину.
— Я должен сказать Пантелеичу?
Мужчины рассмеялись.
— Ладно, сам скажу.
Дорогин легко вскочил в машину, словно и не был никогда раненым. Его движения были точны, выверены, а сам он оставался спокойным, во всяком случае, внешне. Ощущения у Сергея были такими, словно бы не прошло пяти лет вынужденной бездеятельности и он опять снимается в кино, должен выполнить сложный трюк.
— Ну, трогай, с богом! — твердо сказал Дорогин.
Мотор взревел и автомобиль с погашенными фарами помчался к шоссе.
ГЛАВА 22
Бурый и Витька Мамон уже выпили бутылку водки, а сил хватило бы еще на одну. Хоть они и сидели возле камина, спать не хотелось, сна не было ни в одном глазу.
— Ну что, еще подбросим твой доллар? — сказал Бурый, обращаясь к Мамону, его длинное лошадиное лицо пошло красными пятнами.
— Давай, — в руке Мамона появился металлический доллар.
— Ну что, бросай. Только рукой не лови. Как ляжет на пол, так и будет. Твой орел, моя решка.
Вместо ответа Бурый кивнул галошеобразной головой. Мамон, положив монету на большой палец правой руки, сильно наподдал ее, доллар завертевшись, взлетел к потолку, ударился о балку и вниз полетел гораздо быстрее, чем вверх. Монета покатилась, зазвенела, встала на ребро, а затем юркнула в щель, ведь доски пола были взорваны и лежали лишь бы как.
— Во бля!
— Бля, бля… даже кинуть нормально не может! — Бурый поднялся и, присев на корточки, посмотрел в щель. — Давай доску поднимать.
— Дурак сам работу себе ищет.
Пришлось отодвинуть стол, стулья, принести фомку и поднять тяжелую доску длиной во всю комнату. Но доллар они как ни искали, как ни светили спичками и зажигалками, найти не смогли.
— Вот так и общак, упал куда-то, и с концами, — резюмировал Витька Мамон. — Место здесь гнилое, наверное, дом поставили на кладбище, вот мертвецы все это к себе и забирают.
— Да пошел ты со своими заморочками и идиотскими рассуждениями! А больше у тебя монеты нет?
— Больше нет. Один доллар был и тот накрылся. Не лови, не лови… Я как знал, поймал бы, так цел остался бы, а теперь — отсоси.
— Вот ты и пойдешь.
Витька Мамон идти не хотел, но, как так вина была вроде бы его, он поднялся, вытащил из пачки пару сигарет и вразвалку пошел к двери. На пороге остановился:
— А ты тут прибери, а то живем, как свиньи в хлеву.
— Ладно, приберу.
Дверь заскрипела, хлопнула, и Мамон исчез, растворясь в темноте.
Бурый сгреб со стола газеты с мордами политиков, которые всем осточертели, ведь каждый день, как ни включишь телевизор, они обязательно на экране, развернешь газету посмотреть программу — там тоже они.
— Спасу от вас нет, депутаты долбаные, министры сраные! — сказал Бурый, сладострастно комкая газету и бросая ее в камин.
Можно было не спешить. До ночника минут пятнадцать ходу, столько же назад.
«Минут через тридцать Витька будет как штык. Останавливаться ему негде, знакомых у него в Клину нет».
А в это время автомобиль, в салоне которого сидели Дорогин и Рычагов, уже, свернув с шоссе, ехал по ночным улицам городка. Промелькнула вывеска ночника, возле которого стояло несколько машин и два мотоцикла, затем несколько поворотов и автомобиль зашуршал шинами по гравейке.
— Здесь не спеши, — сказал Дорогин, — и к дому не подъезжай. Минуешь его, покажешь мне, и я тебе скажу где остановиться.
— Вот дом, — Рычагов оторвал руку от руля и большим пальцем показал на темневшее на фоне звездного неба строение.
В одном из окон горел свет.
— А это еще что такое, — произнес Дорогин, — кто там живой обретается?
— Ясно, что не Данилин, — хмуро пошутил Рычагов.
— Я это и так понимаю. Вот здесь стой.
Машина с погашенными фарами замерла.
— Ружье я брать не буду.
— А зачем тогда везли?
— От волков отстреливаться, — тихо произнес Сергей. — Ну, я пошел, осмотрюсь, что к чему.
— А где деньги ты хоть мне скажешь?
— Сам увидишь.
— Комплекс Данилина у тебя развивается вполне успешно.
В голове Дорогина звучал голос Резаного, хоть тот и говорил сбивчиво, но каждое слово, каждый звук врезались так, словно были отгравированы на мраморной плите. Он легко перескочил через забор, бесшумно опустившись на траву, и тихо, крадучись, двинулся к дому.
«Интересно, сколько их там?» — подумал Сергей и заглянул в окно.
Увидел сидящего в кресле с зажженной сигаретой в руках Бурого. На столе стояла выпитая бутылка и два стакана.
«Значит, их двое. А где же второй?»
Он обошел вокруг дома, заглядывая в окна. Везде были задернуты шторы. Но и света тоже не было, а где не было штор, там окна изнутри заложили досками, фанерой, картоном. Он быстро нашел то, что искал — железный шкаф с надписью «Огнеопасно. Газ». На шкафу висел нехитрый замок. Дорогин потянул, замок открылся.
«Только бы не скрипнул этот чертов шкаф!»
Но как назло, дверца издала скрежет и протяжный визг. И не тогда, когда он ее открывал, а тогда, когда уже отпустил.
Услышав этот звук, Бурый вздрогнул. Бросил сигарету в камин, тут же погасил свет. У него возникла мысль, что это вернулся Мамон с бутылкой водки. Но по времени не выходило, разве, его кто подвез.
«Но тогда бы Мамон пошел прямо в дом».
А скрежет прозвучал совсем с другой стороны — оттуда, где в доме Резаного размещалась кухня. Окна все были закрыты, это Бурый знал наверняка, черная дверь заколочена.
Несколько секунд постояв, Сергей Дорогин тронул один из баллонов. Оба они были подключены к шлангам.
«Интересно, в каком?»
На вес они были примерно одинаковы.
«Придется забирать оба», — решил Дорогин.
Он взял нож, закрутив перед этим вентили, ножом в два касания перерезал шланги. И тут услышал, как скрипнула дверь.
«Вот, козел, услышал! Приключений мне только не хватало!»
Он отошел в сторону, прячась за железный шкаф, присел. Он слышал шаги, хотя Бурый старался ступать как можно тише. Бандит видел открытую дверцу шкафа и висевший на петле замочек. Что-то здесь было не так.
«Все это неспроста».
В руках Бурого появился нож. Он прижался к стене, втянул голову в плечи, выставил немного вперед левую руку и тихо двинулся вперед. Шкаф был довольно маленьким, не тренированный человек за ним не спрятался бы. Поэтому Бурый и шел вперед.
Можно было попытаться скрыться. Дорогин подобрал левую ногу, готовясь к прыжку и наступил на разбитое стекло. Оно хрустнуло, заскрежетало.
Бурый сделал прыжок и оказался напротив Дорогина. Сергей увидел нож в руке бандита и понял, что если сейчас, в сию же секунду он не предпримет ответные действия, то бандит церемониться с ним не станет — ударит ножом.
Теперь укрытие только мешало ему, делало неповоротливым.
Дорогин рванулся влево, Бурый тоже качнулся, делая выпад ножом. Лезвие сверкнуло в каком-то сантиметре от руки Дорогина.
— Сейчас я тебя достану, я тебя запорю! — прошипел Бурый.
Дорогин не отвечал.
— Козел! Козел, — тяжело сопя, Бурый приблизился на несколько сантиметров к своему сопернику.
Сергей понял, что ему ничего не остается, как ответить. Бандит увидел его лицо, значит, участь его предрешена. Широкое лезвие охотничьего ножа сверкнуло в руке Дорогина. Бандит не ожидал, что его соперник будет вооружен.
— Ах ты, сука! — прошипел Бурый и это было последнее, что он успел сказать.
Сергей двинулся вперед, затем качнулся влево, низко согнувшись, выпрямился и правая рука с ножом, описав дугу, вернулась в исходное положение. Бурый отпрянул, продолжая смотреть на кончик ножа. И в этот момент Дорогин ударил его ребром левой ладони по переносице. Хрустнули сломанные перегородки, и тут же, не давая сопернику опомниться, Сергей полоснул широким охотничьим ножом по горлу бандита. Тот мягко осел на землю, не издав ни звука. Нож, который Бурый держал в руке, вошел в сырую землю по самую рукоятку.
«Ну, вот, только бы второй не появился!»
Сергей быстро схватил баллон, взвалил его на плечо и двинулся к забору. Перебросил его на улицу и побежал к дому за вторым. На земле остались следы, отчетливые, словно отлитые в гипсе. Второй баллон оказался тяжелее. Сергей перепрыгнул через забор, загрузить добычу на заднее сиденье не составило большого труда.
— Ну, давай, трогай!
Рычагов помогал Сергею как мог.
— Ну, что там было? — запуская двигатель, спросил Рычагов.
— Там случилась лажа.
— Что случилось?
Дорогин молча показал окровавленный нож.
— Мне ничего не оставалось, — коротко пояснил он, — если бы не я его, то он бы меня убил.
— Так я и знал! — выдавил из себя Рычагов.
— Давай, езжай, фары не зажигай.
Машина как раз скрылась из переулка, когда на него вышел с двумя бутылками водки Витька Мамон. Он был весел, возбужден, насвистывал «Прощание славянки» и торопливо двигался к дому. Он увидел, как мелькнули габаритные огни машины и подумал:
«И кому это не спится? Делать им не хрен, ездят по ночам. Вот Бурый обрадуется. Он думает, что я принесу одну бутылку, а у меня две. Завтра Чекан, скорее всего, не приедет, он сегодня наползался до одурения, а сменят нас свои ребята. Так что никому до нас нет дела».