Был и другой вариант у жителя солнечного Азербайджана, и этот вариант его грел, потому что он был похож на правду и выглядел вполне реалистично. В Москву и в Подмосковье из Азербайджана везут и везут фуры разнообразных овощей и фруктов, большей частью фруктов. Вот если договориться и найти верного человека, хорошо заплатить, а еще лучше запугать до смерти, спрятаться в фуру и покатить от Москвы на юг, миновать все таможни. Ведь не станут же таможенники потрошить огромную фуру, выбрасывать из нее всю пустую тару и ковыряться в мандариновых или арбузных корках. Такой способ Рафику нравился, но для этого надо было найти верного человека — это раз. Во-вторых, следовало было избавиться от своего напарника-подручного. Второе представлялось обыкновенным и легким делом — убить человека для Рафика не составляло никакого труда.
«Я его просто-напросто зарежу, — решил Мамедов, — зарежу, как барана, и всех дел. А потом один, налегке, отправлюсь в путешествие. А когда его найдут в этой квартире, он уже сгниет, его съедят черви».
За квартиру было заплачено на полгода вперед и хозяева, как знал Рафик, уехали работать за границу, куда-то в Африку, то ли в Намибию, то ли в Кению. Рафик там никогда не бывал, поэтому эти два государства для него были чем-то одним целым, хотя и назывались разными словами.
Но сколько ни сиди, сколько ни думай о солнечной родине, ближе к ней не станешь ни на один сантиметр. И Рафик решил завтра утром двинуться туда, где стоят фуры, на базар, пойти осмотреться и попытаться договориться. Своему земляку он ничего не сказал.
Этой ночью Мамедов спал крепко, спал так, как никогда не случалось ему с того дня, когда он напал на Резаного. Правда, под подушкой лежал заряженный, готовый к бою пистолет, а под диваном — короткий десантный автомат и под мышкой в кобуре тоже притаился пистолет, но оружие спать Рафику не мешало.
Его не мучили ни радостные, ни жуткие сновидения. Он спал беззаботно и проснулся бодрым, таким, словно бы и не было перед этим бессонных ночей, маеты, ожидания, надрывного и тяжелого, словно бы не было такого слова — «страх».
Он принял душ, расчесал курчавые волосы и густую бороду. Его подручный уже приготовил завтрак. Рафик быстро поел, пить коньяк не стал.
— Я выйду в город, а ты тут никому не открывай, на звонки не отвечай, тебя в квартире нет.
— А ты? — спросил широкоплечий парень с крепкой борцовской шеей.
— А я сам открою дверь, сам войду. Так что сиди и жди. Если меня не будет пару дней, тогда уноси отсюда ноги, убирайся как сможешь.
— Давай я пойду с тобой.
— Нет, ты останешься здесь, — отчетливо произнес Рафик и огляделся.
— Почему.
— Один азербайджанец на улице — это уже плохо, а два вместе — коллективное самоубийство.
Квартира напоминала хлев. Она была настолько грязной и захламленной, будто в ней жили не люди, а свиньи.
Рафик надел плащ, вязаную шапку. Под плащ на коротком ремне он повесил автомат, несколько раз подпрыгнул. Ничего нигде не звякнуло, не выдало то, что этот человек вооружен. Нож у Рафика покоился в кожаном чехле, который пластырем был приклеен к правой ноге. Пачку денег — толстую и увесистую — бандит сунул во внутренний карман плаща.
— Я пошел.
Минуту или чуть более он стоял у двери, прислушиваясь к тому, что творится на площадке и в подъезде дома. Затем абсолютно бесшумно открыл три замка на металлической двери и выскочил в вонючий, пропахший жареной картошкой, помоями и собачьей мочой подъезд. Спустился вниз Рафик абсолютно бесшумно, даже дверь с выбитым стеклом не скрипнула.
Моросил однообразный осенний дождь. Мамедов поднял ворот плаща, под которым скрылось его лицо, лишь карие глаза поблескивали над шарфом. Он шел медленно, словно на прогулке, но его взгляд был быстрым, он успевал заметить все, что происходило вокруг.
В углу двора Рафик Мамедов увидел маленького пса с ошейником и поводком. Пес вертелся на одном месте, пытаясь ухватить зубами конец поводка. Но это ему не удавалось и маленький пес жалобно скулил, а затем лаял. Рафик хотел было пройти мимо этого лохматого песика с коротким мокрым хвостом, но смутная догадка заставила его остановиться.
— Иди-ка сюда, — прошептал Мамедов, — иди ко мне, — чуть-чуть пригнулся и похлопал себя по колену.
Пес приподнял голову, с интересом посмотрел на мужчину. Понюхал воздух, поводя из стороны в сторону влажным черным носом, а затем подбежал к Рафику и потерся лбом о ногу.
— Ну, вот и хорошо, — Рафик взял поводок, затем, немного подумав, поднял песика на руки. — Пойдем со мной, пойдем погуляем.
«Так я буду выглядеть как местный житель, и никому даже в голову не придет, что я человек приезжий».
Выйдя со двора на улицу, где сновали прохожие, проносились автомобили, Рафик опустил собачку на тротуар и дернул за поводок.
— Вперед, пошли, пошли!
Он держал петлю поводка в левой руке, держал так, чтобы в любой момент можно было ее сбросить, а правая рука в кармане длинного плаща сжимала рукоятку пистолета. Так они и шли в сторону платной автостоянки. И действительно, Мамедов не ошибся, на стоянке оказалось несколько фур. Рафик всмотрелся в номера, но все они были не азербайджанские. Два «мана» прибыли из Молдовы, «колхида» из Грузии, а КамАЗ из Армении.
«Не везет», — подумал Мамедов.
Затем увидел, как из «колхиды» выскочил на асфальт в легкой куртке удивительно худой и загорелый, как цыган, грузин. Мужчина выскочил и принялся мочиться прямо на колесо своей машины.
— Слушай, дорогой, — с южным акцентом поинтересовался Рафик, — ты не видел здесь кого-нибудь из Азербайджана?
— Было две машины, утром ушли.
— А куда ушли?
— В Карабах ушли, дорогой, — сказал грузин, застегивая молнию брюк.
— А еще кто-нибудь будет, не подскажешь? А то я хотел бы…
— Конечно будут, куда они денутся! К вечеру приедут. Хотя погоди, дорогой, — сказал грузин, поеживаясь от ветра и накрапывающего дождя, — тут один отъехал и где-то во дворах поставил машину. Он точно из Баку. Какие-то моторы привозил или еще какую-то хрень, толком не знаю. У него КамАЗ, зеленый такой, как яблоко.
— Зеленый, говоришь? — переспросил Мамедов.
— Ну, такой зеленый, посмотришь — сразу вырвет. Зелень не военная, а такая, как на светофоре.
— Понятно. А в каких дворах, не подскажешь?
Грузин осмотрелся и махнул рукой на пятиэтажки.
— Где-то там он ночует. У него, вроде, баба есть местная, он сюда два раза в месяц ездит. Контракт какой-то, в общем, возит в Калининград всякое железо, а назад порожняк гонит. А ты что, дорогой, что-нибудь завезти туда хочешь, так и я могу.
— Нет, нет, не хочу. Просто хотел кого-нибудь из земляков увидеть.
— Ты сам азербайджанец, что ли? А я из Колхетии, знаешь Колхетию?
— Знаю, — ответил Рафик.
— Иди, поищи, он там. Правда, может, еще трахает свою бабу, туда-сюда елозит, он толстый такой, жирный, а баба у него ничего.
— Говоришь там?
— А что это у тебя за собака, людоед какой-то? — посмотрев на вертящегося у ног Мамедова пса, спросил шофер.
— Людоед, говоришь? Да никакой он не людоед, а волкодав маленький.
— Волкодав, говоришь? Подожди, дам ему колбасы, у меня осталось.
— Да он сытый, — сказал Рафик.
— Сытый не сытый, а колбаса хорошая, только чуть-чуть завоняла. Так что пусть съест, — тощий грузин, легко сгибаясь в суставах, забрался в машину, и опустив стекло, высыпал прямо к ногам Рафика остатки колбасы, яичную скорлупу и несколько кусков засохшего белого хлеба. Пес понюхал колбасу, покрутил головой.
— Видишь, не хочет. Я же говорил — сытый, — Рафик дернул за поводок, направляясь во дворы.
— Странный какой-то азербайджанец, — сказал грузин в кабину. Внутри сидела проститутка — из тех, которым только-только исполнилось шестнадцать, но выглядят они на все тридцать, из тех, которые зарабатывают на автостоянках большегрузных трейлеров, рефрижераторов и дальнобойных фур.
— Наверное, местный, хотя я его не знаю, — сказала девчонка. — Тут к нам наехало много всяких… — она хотела сказать «чернозадых», но затем осеклась, — ну, скажем, лиц кавказской национальности, как будто здесь маслом намазано. Квартиры у наших покупают за бешеные деньги.
— А что же ты свою не продала?
— Так я же живу, ты знаешь, Зураб, не одна, а с мамой и бабушкой.
— Да, знаю, бабка у тебя парализованная.
— Да, парализованная, зато я не парализованная, — и она, сбросив ноги с полки, развела их в стороны.
— Сейчас, сейчас, залезаю, — сказал Зураб, заталкивая девицу к стенке.
Пес с мокрым хвостом бежал впереди, натягивая кожаный поводок. Рафик шел следом, бросая пристальные взгляды по сторонам, напустив на себя вид человека, недовольного погодой, но обязанного прогуливать своего пса, невзирая на дождь и ветер.
Он уже миновал автостоянку когда увидел выезжающую на улицу машину с синей мигалкой.
— Мать вашу… гаишники! — Рафик дернул поводок, останавливая собаку.
Сам повернулся и потащил за собой пса. Дворами Мамедов обошел то место, где могла остановиться милицейская машина и лишь затем повернул на улицу. Походив во дворах, Рафик так и не нашел грязный КамАЗ, и это разозлило его. Он дернул пса так сильно, что тот завизжал.
— Иди рядом! — сквозь зубы процедил Мамедов. — Рядом, а то убью, падаль!
Завозившись с псом, Рафик не заметил, как ветер, налетевший из подворотни, пригнул ворот плаща, открыв его лицо. И тут из подъезда, возле которого стояли переполненные мусорные контейнеры, вышел милиционер с дерматиновой папкой в руках.
— Иди сюда, ко мне! — зло с кавказским акцентом закричал на пса азербайджанец.
Милиционер с интересом взглянул на мужчину в длинном плаще, лыжной шапке, возившегося с маленьким мокрым псом. И здесь Рафик допустил ошибку. Увидев милиционера, он инстинктивно дернулся и стал прятать лицо, быстро отвернувшись. Это движение и заставило участкового насторожиться.
«Что это за мужик? Я здесь всех знаю, каждую собаку знаю, а вот этого пса я не знаю. Да и мужчина незнакомый».