Фея прилетала к нему — фея, а не женщина, — похожая, как показалось Виктору, на Ольгу. Почему так — он не знал.
— Брат, — услышал он, — теперь ты можешь встать. Пойдем, я покажу тебе наше обиталище, — говорил парень в спортивном костюме и, сам не ведая того, усугубил настроение Виктора. — Мы живем совсем близко от Бога. Он собрал здесь нас, грешных, чтобы мы смогли покаяться на его глазах. Он дал нам последнюю возможность, брат Вол…
— Я не вол… — удивился Виктор.
— Мы дали тебе это имя, брат. — Парень стал отходить от топчана, на котором покоился Виктор. И он, покорный и благодарный, пошел вслед за ним.
— Почему такое имя? Я ведь по гороскопу не Вол.
— Мы не пользуемся гороскопами. В Библии запрещено гадать. Мы живем по Библии, по десяти заповедям Моисея, который получил их от Бога на горе Хиров. И мы живем на горе Вирох.
— Разве мы находимся на горе?
— Вернее сказать, на плоскогорье. Выше нас только Бог.
— Все-таки скажи: почему вы дали мне такое имя?..
— Вол — чистое животное по закону Моисея. Сильное и выносливое, ценное животное при земледельческих трудах. На нем возили тяжести, он помогал молотить хлеб — главную нашу еду. Насущный хлеб… Волы, как чистые, употреблялись для жертвоприношений и составляли богатство древних патриархов. Во время земледельческих трудов волов хорошо кормили. Закон Моисеев говорит: «Не заграждай уста волу молотящему». Еще пророк Исайя заметил, как верны волы хозяину своему: «Вол знает владетеля своего».
— Да… — согласился Виктор. — Только… Только… как бы это сказать… Говорят ведь: пашет, как вол. Я не хочу так вкалывать.
Некоторое время они шли молча, потом парень сказал внятно:
— Волы всегда служили символом сильного противника или соперника. Может, это тебя успокоит?
— Ладно, — согласился Виктор. — Мне нравится вол. Пусть… Скажи, как тебя зовут?
— Ной, — ответил парень.
— Как — Ной? И тот… тоже был Ной.
— Теперь у него другое имя — он лишился имени Ноя.
— Но почему?
— Потому что, как свидетельствует Библия, «Ной обрел благодать пред очами Господа, он был человек праведный и непорочный в роде своем и ходил пред Богом». Разве может человек, который чуть не убил другого, носить имя праведника?
— Не знаю, — пожал плечами Виктор.
— Здесь у нас, совсем близко от Бога, такого не бывает. Человек носит то имя, которое он заслуживает.
— Значит, ты заслужил имя Ной? У вас много Ноев?
— У нас один Ной, — значительно сказал Ной. — И этот костюм переходит от одного к другому.
Виктор окинул взглядом залатанный и дырявый трикотажный костюм и понял, что именно такой костюм должен носить праведник. И вообще все на земле должно быть устроено так, как говорит Ной. Виктор еще ничего не знал о лагере, но уже чувствовал, что здесь он наконец найдет истинное успокоение. Он пожалел лишь об одном: что сразу не взял сюда Веронику.
— Значит, ты теперь самый главный праведник? — уважительно спросил Виктор у Ноя и посмотрел на него совсем по-другому — как на героя.
— Если ношу это имя — значит, так оно и есть. «Всех же дней Ноевых было 950 лет, и он умер», — нараспев цитировал Ной.
— Неужели так было?
— Это и есть так. Всегда — ныне и присно и во веки веков, аминь. «Ему было 500 лет, и родил Ной трех сынов: Сима, Хама и Иафета». Ной всегда рождает Сима, Хама и Иафета и всегда переживает потоп. Скоро снова будет всемирный потоп, но те, кто взойдет в ковчег Ноя, спасутся, не сомневаясь, — с восторгом говорил Ной. Его восторг передавался и слушателю.
— Я хочу спастись с тобой, Ной! Ты так много знаешь — я чувствую… Знаешь то, о чем я понятия не имею.
— Да, я знаю всю Библию наизусть, весь Ветхий завет, — уточнил Ной.
— А я, сколько ни пытался, ничего там не понял. Сколько раз брался… И Евангелие…
— Евангелие — это позднейшая вставка. Библия не нуждается в дополнениях. В Ветхом завете все сказано, — категорически заявил Ной. — Ты будешь ходить на наши занятия — сам все поймешь. Я не сомневаюсь, что ты спасешься. Ты все правильно понимаешь.
— А вот крест?.. Вы носите крест? — спросил Виктор и пощупал у себя на груди. — Где же мой крест? Когда я ехал на машине, крест был на мне, — испугался он.
Тут Виктор понял, что после удара первого, неудачливого Ноя до появления женщины-феи прошло достаточно времени — может быть, несколько дней. И его лечила не только женщина… «Ну и что же? Хорошо, что вылечили», — умиротворенно подумал он.
— Зачем тебе крест, брат Вол, если мы живем под покровительством Бога? — спросил Ной. — Ты видишь, что у нас никто не носит креста, потому что Моисей ничего не говорил про то, что нужно его носить. Мы не носим талисманов, потому что нам нечего бояться. Над нами Бог. Талисманы носят люди там, на земле.
— А мне говорили по-другому…
— Кто? — спросил Ной.
— Не помню…
Виктор шел вслед за Ноем и слушал, как первоклассник выпускника. Действительно, ничего подобного он не знал, не чувствовал. Душа жаждала каких-то новых знаний, ощущений, ведь она — жительница вечности. Наверно, только здесь, под небесами, на горе, становится явным присутствие Божие — на земле это как-то слабо ощущается, если ощущается вообще…
Они уже несколько раз прошли вокруг забора — от ворот до ворот. Но спроси сейчас Виктора — из чего этот забор, вряд ли бы он ответил. Единственное, что ощущалось подсознательно, невидимо — людей в лагере нет, кроме них двоих. И даже порой казалось, что они и на Земле одни. Ну и конечно, Бог. И хотя Ной и утверждал, что Он — над ними, но Виктору стало казаться, что Он — везде, Он слышит, что они говорят, что делают, что думают…
И эта мысль не давала покоя — вместе с непонятно откуда взявшимся чувством вины. Он все время хотел спросить об этом у Ноя — чувствует ли он такое? — но стеснялся, потому что Ной вел слишком серьезный разговор, а его, Виктора, вопрос казался ему глупым, незначительным и слишком личным. Ной рассказывал о ветхозаветных праведниках, начиная именно с Ноя: про Авраама, Исаака и Иакова, часто цитировал наизусть Библию.
Слушая о том, когда и как жили эти праведники, Виктор начал думать о спасении — в широком смысле: здесь ли, на земле, там ли, на небе, но непременно нужно спастись. Нужно спастись. Хотя он и не понимал, что это означает, но… Нужно спастись — без этого жизнь бессмысленна. Иначе как же? Родился, жил, умер — и лопух на могиле? Желание спастись стало неимоверно жгучим, захотелось немедленно начать спасаться — здесь и сейчас.
Наконец Виктор не выдержал и невпопад спросил у Ноя:
— Скажи мне, а они, эти праведники, спаслись?
— Праведники всегда спасаются.
— Как же мне-то спастись? — с отчаянием в голосе схватил за руку Ноя Виктор.
Тот, словно испугавшись, отдернул руку.
— Трудно, брат Вол, трудно! — воскликнул Ной, выйдя из своего бесстрастия. — Но если ты получишь у нас имя какого-нибудь праведника — считай, что спасся!
— Но мы же теперь совсем близко от Бога! — напомнил Виктор.
— Кто близко, а кто — еще очень-очень далеко, — отрезал Ной. — Запомни такую вещь, брат Вол… Чтобы спастись, нужно соблюдать иерархию, подчиняться мудрейшим. И так, восходя по ступенькам послушания, можно надеяться на спасение. Анархия — удел земли. Нам, небесным, нужно только обмениваться опытом. Старшие передают опыт младшим — по духовному возрасту. Ты только пришел к нам — ты младенец. Как пойдет у тебя дело спасения, зависит только от тебя, от твоего послушания. Самый большой грех — самомнение и непослушание.
— Я понял, понял! — воскликнул Виктор. — Я готов, я должен слушаться, потому что в моей жизни действительно наступила полная и окончательная анархия.
— Благодарю Бога, что ты понял это! — вдруг в порыве молитвенного экстаза вознес Ной руки к небу. — Теперь идем.
Лагерь был расположен на естественной поляне, окруженной забором из жердей с такими же воротами. В одном месте скучились фанерные домики — штук десять, не больше. Сочная зелень неведомых доселе Виктору деревьев манила к себе, хотелось уйти в ее прохладу и тень…
Ной подвел Виктора к шатру посреди лагеря и значительно сказал:
— Это наша скиния, наш храм. Здесь мы молимся…
— Там, наверное, прохладно. Ной, я хочу пить — в горле пересохло. Где бы напиться? — спросил Виктор, и снова невпопад.
— Мы пьем только рано утром и после захода солнца — запомни, — строго ответил Ной. — Ты находишься около скинии, это святая святых. Здесь можно думать только о вечном.
— Хорошо, — покорно сказал Виктор. — Я потерплю.
— Ты должен сейчас встать на колени вот тут… В скинию заходить запрещается. Кто зайдет самовольно, того поразит тяжкая болезнь. Вставай на колени, — повелел Ной, и Виктор повиновался. — Твоя постоянная молитва должна быть такая: «Голгофа распятого — смерть упырям». На первый раз ты должен произнести ее три тысячи раз — на это потребуется два часа. После этого, по великому снисхождению к твоей первоначальной немощи, ты получишь стакан воды. Повторяй за мной: Голгофа…
— …распятого — смерть упырям, — подхватил Виктор, медля.
— Ну, ну… Заметь время. Семнадцать ноль пять. В девятнадцать ноль пять я подойду к тебе. Повторяй, — сказал Ной и отошел, чтобы понаблюдать.
Виктор несколько раз произнес фразу и обернулся:
— Брат Ной, скажи мне — только не сердись…
— Говори, — повелел Ной.
— Кто такие упыри?
— За этот вопрос я могу добавить тебе еще тысячу повторений, — сказал Ной так, как будто тысяча означала удары.
— Нет-нет, я буду молиться, — испугался Виктор.
Ной остался доволен и, уходя, бросил как бы невзначай:
— В свое время тебе откроется все. Можешь стать в тень.
Это было великое снисхождение. Виктор был так благодарен своему учителю. Он быстро поднялся с коленей и перешел в тень скинии.
IV
Первые десять-пятнадцать минут Виктор старательно повторял фразу. Но потом язык как будто онемел и стал отказывать. Виктор заставлял его, но безрезультатно. На него вдруг навалилась такая тоска и скука, что хоть беги. Виктор с большим усилием уговорил себя не делать этого, потому что по собственному опыту знал, что любое новое дело вызывает вначале скуку. Необходимы великие труды, чтобы оно пошло. Он стал произносить фразу про себя. Но потом началась новая борьба с самим собой. Фраза, по существу, была дикой и непонятной…