— Значит, пожар! — засмеялся Виктор. — Вы меня… утешили! Нет, вы меня просто спасли! — Он вдруг подскочил к дежурной и обнял ее внушительный бюст.
— Тю, дурной! — обалдела она. — Пусти! Пусти, сейчас милицию вызову, — оторвала-таки от себя Виктора. — Ты че, парень?
— Я сам пойду в милицию. Где она у вас? — смеялся он.
— Ты, что ли, ларьки-то поджег? — прищурила глазки дежурная.
— Не, это не я! Я — другое. Где милиция?
— Ночь сейчас, спать иди, — выталкивала из дежурки она. — Весь сон перебил, дурной. Завтра весь день квелая буду.
Он пошел к выходу, но и там все двери были заперты. Тут уж и светать стало. Виктор выглянул в окно и увидел — действительно, несколько коммерческих киосков сгорели дотла.
Виктор открыл балконную дверь, выглянул наружу: второй этаж советской постройки — высокий, но рискнуть все-таки можно. Внизу — трава по пояс.
— Господи, помилуй! — сиганул Виктор вниз прямо с широкого балконного заграждения. — Земля, встречай героя!
И он пошел бродить по городку, чем-то похожему на предыдущий; скорее всего, не внешне — здесь было много каменных домов старинной постройки и все как-то основательней. Но атмосфера заброшенности, неприкаянности, убожества незримо отравляла жизнь улиц. В предрассветный час без жителей город словно вымер. Да и жители — много ли духа прибавят? В больших городах все это незаметно, но в глубинке…
Вот они, родимые… «Церковь Апокалипсиса приглашает на свое собрание…» — все заборы оклеены, как будто София Ротару приезжает. А что бездушному городу: София ли, премудрость Божия или церковь Апокалипсиса как «новая духовная реальность» — все одно. Если бы старую духовность не потеряли, прорвалась бы разве «новая»?
Виктор стал срывать плакаты, но тут дворничиха из подворотни выскочила — и давай метлой махать, как Баба Яга.
— Да я тебе сейчас, старая карга, знаешь что сделаю? — завелся с пол-оборота Виктор. — Ну-ка говори сейчас же: где милиция?
— Щас я тебя туда сдам! — завизжала бабка. — Не ты вешал — хрен срываешь?!
Виктор схватил старуху за шиворот и втолкнул в ворота, закрыл створку.
— Только сунься сюда! — проскрежетал он. — Только сунься, поганка! Внуков своих на Голгофу отправляешь!
— Чего? — насторожилась она. — Пусти, не хулигань! Обзываться надумал на старую бабушку, — присмирела она.
— Ты, бабка, знаешь, что здесь напечатано? — ткнул он в висящее объявление о церкви Апокалипсиса.
— Плохого теперь не повесят. У нас демократия. А че написано точно — не знаю, потому как неграмотная. Мне ить восемьдесят годков. Как раз родителя мово сослали, когда грамоте детей учут. Уразумел? Но, слава Богу, — бабка перекрестилась, — все выжили и потом повертались домой из Сибири-то! Я печатное люблю. Букв не знаю, а печатное люблю, — похвалилась бабка.
— Ладно, — сказал Виктор и отдал бабке орудие производства — метлу. — Вижу, что ты не ведьма, а только заблуждаешься.
Бабка от таких слов снова ополчилась на Виктора, заверещала:
— Ах ты, грамотей писаный! Да как же ты меня так смеешь! Нехристь! — Бабка плюнула в сторону Виктора и пошла от него.
— Нехристь, говоришь? А ты-то сама кто? У тебя под носом секта гнездо вьет, а ты и ухом не ведешь!
— Какая такая секта? — обомлела бабка. — У нас батюшка, отец Вадим, этих сектантов в город не допускает. Проповедь против них завсегда говорит. Но люди мало слушают. Какая секта скажи, мил человек, я ему передам!
Она сделалась растерянной и такой милой, точно ребенок.
— Вот, смотри! — Виктор тихо подвел бабку к объявлению. — Церковь Апокалипсиса называется.
— Нет такой церкви! — твердо сказала бабка.
— Нет? — смущал он ее, потому что сам был в огромном смущении, сам не знал, есть или нет, может ли быть… — Нет, говоришь?
— Ты, мил человек, вот что скажи, — стала рассуждать бабка. — Ты Символ веры наш знаешь?
— Ну… положим, знаю, — соврал Виктор.
— А коль знаешь — че там сказано? Верую… во едину святую соборную и апостольскую церковь, а? А про другую ничего не говорится. Стало быть, правильно — секта. Ах, мил человек, — кинулась она к нему. — Вот ведь Бог тебя послал, надоумил. Скажи хоть, как звать тебя?
— Виктором звать.
— Вот и помоги тебе Господи, Витюша, родненький. Буду теперь тебя поминать. Вишь, молодой, а какой грамотный да верующий. А у меня внуки ходют мимо, хоть бы прочли бабке, че рядом с домом повесили. — Она стала с ожесточением срывать объявление. — Я чую, что-то не то. Веришь, хожу мимо объявлений, а меня будто кто крутит так, крутит. Вот и на тебя набросилась, а ведь и мухи не обидела во всю свою жисть, — сокрушалась старуха. — Ты уж меня прости, мил человек. Простишь?
— Да что там! — махнул рукой Виктор. — Давай-ка на лавочке посидим. — Он увлек ее за собой на лавку около дома. Из палисадника алые мальвы торчали, будто нарисованные, такие ладные да красивые. И город вроде бы на глазах оживал, потому как душа живая объявилась. — Мать, ты мне скажи: значит, нет церкви Апокалипсиса? А ведь они про Бога говорят.
— Да про какого Бога! Про обезьяну его, про этого… даже называть не буду — грешно. Он — отец лжи и ложь плетет, понял?
— Это ты про… дьявола? — понизил голос Виктор.
— Не произноси! Он тут как тут — только назови.
— Мать, пойду в милицию о них объявлю — как думаешь? — спросил Виктор.
— Это ты как знаешь! — Старуха сидела, опершись на свою палку, и думала о чем-то своем. — Нет полезности в том!
— Ну как же? — удивился Виктор. — Они знаешь что творят? Людей убивают.
— Да это ведь у кого какая судьба. Влез, куда не надо, — там че хошь случится. Говорил нам батюшка, отец Вадим, про эту… «Белую братству». Сколько людей испоганили. И опять говорю: не лезь куда не надо. Стоит наша церква — иди туда, гонениев нету! Так, вишь, демократия поспела: во что хошь, в то и верь. А Господь наш Иисус Христос один, и церква у него — одна. Все остальное — секта, понял? А обезьяна-то Бога знаешь каким хитростям научился с сотворения мира? Не знаешь. Любую милицию обхитрит. То-то и беда, что люди думают, что нету его, черта этого, прости Господи. А он есть и над Фомами неверующими смеется, да еще как! Вот тебе мой сказ, а делай, мил человек, как знаешь. На то и разум Господь дал.
— Мать, откуда ты все так знаешь — ты же неграмотная, — поразился Виктор.
— Вот оттуда и знаю — Господь просвещает. А насчет секты я поняла. Я все поняла, как крутило-то меня. Пойду пооборву печатное. Ты, Витюша, делай свое, как знаешь, только Бога почаще спрашивай, туда ли идешь. А я, старая, на свой лад распоряжусь. Батюшка наш, отец Вадим, сослужит молебнов, так они и близко к нам не подойдут, антихристы эти. — Старушка решительно поднялась с лавки. — Скоро народ подниматься начнет, надо до того… чтоб не соблазнялся… Ну и Христос с тобой. — Она по-православному три раза поцеловала Виктора и заспешила по своим делам.
— Мать, — крикнул ей вдогонку Виктор, — а у тебя отчество не Фадеевна?
— Нет, мил человек, — обернулась она. — Вспомнил, что ль, кого?
— У меня во дворе… в городе, где я живу… жил, — запинался Виктор, — дворник — в точности на тебя, мать, похож. Разговаривает так же.
— Верующий? — просто спросила старушка.
— Да вроде… Я подумал: не брат ли твой, мать?
— А мы все похожи, кто с Христом живет, — все братья и сестры. Потому как от Адама и Евы произошли все народы. Ты в милиции поосторожней, Витюша, на рожон не лезь! Храни тебя Бог!
Виктор побрел дальше. Отделение милиции он обнаружил на соседней улице, прием граждан — с девяти. Было раннее утро…
— Господи, как я устал, — вздохнул Виктор, сидя на лавке у здания милиции.
Нужно выспаться. Старуха сказала: поосторожней. Надо обязательно выспаться.
И Виктор вернулся в гостиницу.
Глава седьмаяЛИРИКИ И ЦИНИКИ
I
Виктор проснулся бодрым, принял душ, с аппетитом съел то, что принесла новая дежурная. Волею судеб он вляпался в такое… но унывать нельзя! Он еще может оказаться победителем. Кротов Феликс Родионович не зря обратил на него внимание и первый назвал его победителем.
— Спасибо, Феликс Родионович! — поклонился в зеркало Виктор. — В вас, в вас, дорогой, таилась главная опасность. Вы направили меня по ложному следу.
Виктор радовался маленькой победе. Ему показалось: он обнаружил свою ошибку. Действительно, как только он связался с Кротовым, все и началось.
Коэффициент интеллекта, новое американское оборудование, мысленно хлестал по щекам Кротова Виктор. Но вскоре энтузиазм иссяк, Виктор устыдился. Хорошо, пусть Кротов соблазнил его, но ведь потом он вырвался из его лап. Дальше он, Виктор, сам отдал себя на растерзание, и никто, кроме него, в этом не виноват. Поначалу у него была какая-то идея, правильная, как казалось, мысль. А сейчас он ее не помнит, — вот чудеса! Кажется, мысль была — спасаться! Но это правильная мысль.
Что же неверно? Неужели вот эта случайно встреченная старуха не спасается? И от чего спасаться? Он ведь до сих пор так и не уяснил, от чего надо спасаться. От самого себя или от окружающих? У Ноя ведь как было: спасаться — и все. «Какие же мы все-таки все совки! — впал в минор Виктор. — Потому что бросаемся куда ни попадя, лишь бы необычно было после годов застоя. А что, если сначала бы подумать…» Но чтобы о чем-то думать, надо знать! А он ничего не знает про то, куда со своей идеей о спасении бросился! Вот и замкнулся круг. Совки и невежи, а туда же — спасаться! Да еще других спасать хотят!
По мере приближения к зданию милиции решимость Виктора убывала. Если бы все было так просто, их давно бы уже всех переловили. Неужели за это время никто не сбежал от Ноя и не сообщил в милицию? И что изменилось? Ни-че-го. И сейчас он пойдет и сделает очередную глупость, герой…
У милиции Виктор сел на скамейку неподалеку от выхода. Буквально через минуту он увидел того парня, который ехал с ним в автобусе. Это могло быть совпадение, но не слишком ли их стало много?..