Виктор услышал, как во дворе хлопнула дверца подъехавшего автомобиля. Он выглянул в окно и увидел Пашку, небрежно закрывающего «вольво». Странно, хоть бы погладил или похлопал любимое бордовое авто. И ни одной девицы — ни внутри, ни снаружи: один был Пашка, усталый и замученный на вид. И шаги его к подъезду не были легки и изящны, как обычно на людях.
«Что случилось? — удивился Виктор. — Может…»
Неприятная догадка осенила Виктора. Может, Пашка просто водил его за нос, притворяясь довольным хозяином ночи и победителем дня? Действительно, откуда у него берутся силы жить днем и ночью?
Дальше — больше. Страшная мысль заползла в голову Виктора: а вдруг он имеет отношение к исчезновению Ольги? Почему он так часто спрашивал о ней в последнее время? Почему был так льстив? Что за дурацкий разговор произошел у них о покойниках? Мол, он возит все, кроме грязных трупов… Нормальный человек разве может так говорить? Вообще он, Пашка, совершенно другой, чем пытается казаться днем. Это он только хвастается так, что шляется по ночным ресторанам и проституткам, но ведь никто не знает, что он на самом деле делает ночью. Все нормальные люди ночью спят.
Это открытие поразило Виктора: он вдруг настолько поверил в причастность Пашки к исчезновению Ольги, что готов был сейчас же броситься, схватить его за грудки и вытрясти из него всю душу вместе с признанием.
Виктор уже подскочил к двери. В этот момент Пашка как раз проходил его этаж: лифтов в хрущобах не предусмотрено — так же, как и звукоизоляции. Пашкины шаги были тяжелые, шаркающие. Виктор посмотрел в глазок: Пашка стоял, опершись на перила, спиной к двери. Долго он так стоял — заснул, что ли?
Виктор не выдержал, рванул дверь. Пашка испуганно обернулся и… мгновенно поменял на лице маску. Усталости и в помине не было.
— О, Витек! — хохотнул он. — Чего это ты не спишь?
— Не спится, — угрюмо отозвался Виктор.
— Нервишки шалят, Витек. Хочешь, я тебе таблетки хорошие дам?
— Отравить хочешь?
— Ты че?! Я тебе как другу. Не хочешь — как хочешь. — Он махнул рукой и бодро пошел наверх. — Не переживай — найдется!
— Кто?! — сорвался на крик Виктор. — Кто найдется?!
— Да Ольга твоя. Я ж понимаю, что так и свихнуться можно.
Виктор хлопнул дверью, прижался к ней, но не было сил стоять: ноги подкосились. Виктор растянулся на полу. Через некоторое время немного полегчало.
«Это он, это он, это он… — подсказывало разыгравшееся воображение. — Подонок, подонок, подонок…» Как будто кто-то посторонний забрался в глубь сознания и крутил одну и ту же пластинку. Откуда в нем, в Викторе, эта злоба? «Господи!» — вдруг воззвал Виктор из самой глубины души. И посторонний голос сразу исчез. Как будто и не было. Странно…
Виктор не знал, что делать дальше. Он включил радио в надежде услышать главную новость о том, что мир перевернулся, но ничуть не бывало. Новости были, но те же самые, что и до начала событий в его собственной жизни. В Чечне стреляли, зарплату обещали дать, преступников наказать, террористов поймать. Хоть бы кто-нибудь намекнул, что ему-то делать… Ему, единственному и неповторимому Виктору Гамаюнову.
Кстати, что он делал в такой час раньше? Он вставал, чистил зубы, пил кофе и ехал в институт. Кофе он выпил, но в институт ехать не хотел, как будто его уже отчислили. Ну и пусть… Ольги нет, он уже около недели ее не видел.
Как же она могла исчезнуть? Она умная, она должна была почувствовать любую опасность, любой подвох…
Неудержимая сила повлекла Виктора вон из квартиры, в те места, где он любил гулять с Олей. Он подумал, что встретит ее. Конечно, он обязательно встретит ее где-нибудь в одном из их укромных местечек. Она наверняка ждет его там!
Был час пик, и Виктор все время попадал в толпу и шел против течения. Его ругали, толкали, но он не замечал этого — так сильно было желание найти, увидеть наконец…
К десяти утра на улицах стало поспокойней, но потеря не обнаруживалась. Оли нигде не было. Виктор даже не встретил ни одной похожей на нее женщины или девушки.
Он сел на лавку у памятника Горькому и представил, что пришел на свидание, а Оля опаздывает, как это часто бывало. Но если подождать полчаса, она придет. Она обязательно придет. Виктор просидел целый час, не чувствуя холода ранней весны.
Она не пришла.
Он заставил себя подождать еще полчаса.
Она так и не появилась.
Надежда умирает последней. По всей видимости, она умерла. Виктор больше не думал, что Оля придет и вообще когда-нибудь еще появится в его жизни. Не придет, не появится…
И все-таки кто там постоянно внедряется в его сознание? Кто отдает приказы? И он идет… Внушает — и он, Виктор, слушается… Подает надежду — и он надеется… А потом все это вдруг куда-то бесследно исчезает…
— У вас проблемы? — вдруг услышал Виктор чей-то голос.
Он поднял глаза. Рядом с лавкой, на которой Виктор сидел и ждал, сам не зная чего, остановились двое прилично одетых парней. Оба так радостно улыбались, словно лучшему другу. Может, несколько преувеличенно, но располагающе. Ему невольно пришлось ответить:
— Нет проблем, ребята. Все о’кей!
— Мы видим, что вам плохо. И мы можем вам помочь, — сказал один из них, чуть повыше и постарше другого. — Можно присесть рядом с вами?
— Садитесь, не куплено, — пожал плечами Виктор и отвернулся. Говорить, по правде, не хотелось ни с кем. Во всяком случае — с этими парнями.
Те сели по обе стороны от Виктора.
— Я сам был в таком положении, как вы… — начал первый.
— В каком? — усмехнулся Виктор.
— У вас жизненный кризис. Это видно невооруженным глазом. Мы не будем настаивать, но можем предложить анкету. Вы сами себя протестируете. Она несложная, нужно отвечать только «да» или «нет». Просто сосчитайте и то и другое, а вот тут, внизу, по количеству этих «да» и «нет» дается описание вашего реального состояния. Это серьезный американский тест. Не было случая, чтобы он дал неправильный ответ, — закончил первый и уже разложил перед Виктором листки анкеты.
— Я замерз, — съежился Виктор.
— Вы можете взять эту анкету с собой, а завтра мы встретимся в любое удобное для вас время.
— Завтра не могу, — сказал Виктор.
— Тогда послезавтра, но лучше всего сегодня попозже. Поверьте, у вас критическая жизненная ситуация. Мы это чувствуем. Мы обязаны вам помочь, иначе Бог накажет нас.
— За что? — удивился Виктор.
— За то, что могли и не сделали.
— Не переживайте, я сам себе помогу.
— Вы не верите в Бога? — вдруг спросил первый, постарше.
— Ну… в Бога, не в Бога, но во что-то, конечно, верю. В судьбу, — сказал, чтобы отвязаться, Виктор.
— Судьбой управляет Бог. Все Им начало быть и ничего без Него не бывает. Оттого что люди этого не знают, не хотят знать, происходит очень много бед. Люди не читают священных книг и не могут понять, почему их жизнь никак не наладится. Мы призваны к тому, чтобы объяснять все это людям.
— А вы, собственно, кто такие? — спросил Виктор, вставая с лавки.
Они тоже поднялись.
— Мы верующие.
— Во что?
— В то, что добро победит зло. Надо знать законы этого мира — только тогда можно помочь себе и другим. И если ты, зная, не помогаешь, тогда ты сам становишься носителем зла.
— Это все как-то сложно, ребята. Я, пожалуй, пойду, — сделал шаг в сторону Виктор. — Считайте, что вы мне уже помогли.
— Бога не обманешь. Он смотрит в самые сердца, люди этого тоже не понимают. Возьмите анкету. Мы будем ждать вас завтра.
— Ладно, — согласился Виктор, сунул листки в карман и зашагал прочь, не оглядываясь. Навязчивость парней была с какой-то сумасшедшинкой. Может, в другой раз он и поговорил бы с ними, и поспорил, но теперь совсем не до них.
Через минуту Виктор забыл о существовании спасителей. Холод и голод требовали свое, и Виктор сунул руку в карман, достал несколько мелких смятых купюр и увидел, что на сосиску хватит.
Хватило даже на две — он жевал их, наверно, по полчаса: очень уж не хотелось выходить из уютной забегаловки. Потом подошел к стойке и взял еще кофе.
Вернувшись на место, Виктор обнаружил, что столик занят. Виктор перешел к соседнему. Там оказалось даже уютнее и можно было сквозь огромное окно наблюдать, что происходит на улице. Он подумал, что обязательно приведет сюда Олю и расскажет, какие унылые минуты провел здесь без нее. Она будет долго смеяться, а он возьмет ее за руку и…
— Вы потеряли анкету, — услышал Виктор знакомый голос.
Те, утренние, стояли за его бывшим столиком и снова обращались к нему, как к больному — ласково и настойчиво.
— Вам, наверно, стало лучше? И вы можете ответить на вопросы? — говорил теперь второй, помоложе.
— Вы что, следите за мной? — грубо спросил Виктор.
— Мы увидели вас в окно. Мы не можем вас бросить в таком состоянии.
— Слушайте, ребята, идите вы… в жопу! — смачно припечатал Виктор. — Нищим подавайте!
— Мы понимаем ваше состояние, — как ни в чем не бывало продолжал второй. — Вы потеряли близкого человека…
— Что?! — вскричал Виктор так, что на него обернулись все посетители забегаловки. — Вы кто такие?!
— Мы поможем избавиться от всех ваших бед и болезней. Можно перейти за ваш столик?
— Вы знаете, где Оля? — спросил Виктор.
— Пока не знаем, но мы знаем, как можно ее найти.
Оба подошли к Виктору, снова развернули перед ним листки анкеты. Первый достал ручку, услужливо протянул ее.
— Ситуация сложная, — все так же ласково говорил он. — Но чем раньше вы начнете, тем ближе избавление. Вот смотрите.
Они говорили, что в конце концов ничего предосудительного они не делают. В этом бездушном и равнодушном мире они нашли свой путь — подкреплять обезверившихся. То, что они так настойчиво внедряют свои идеи в чужие головы, говорит только о том, что они обрели свой путь, действительно обрели, иначе не говорили бы так уверенно. Кто сейчас в чем уверен? Виктор вступил с ними в контакт, а по-простому — стал беседовать. Он подумал: вот его, Виктора, уже целую неделю не видно на людях — кто-нибудь побеспокоился, что с ним? А они теперь возьмут заботу о его душевном здоровье на себя. Не они конкретно, а их церковь. У них там все: службы, молитвы, чтение священных книг, исповедь священнику, который называется гуру, то есть учитель… Дело ведь не в названии.