Детство и юность Володи Вакара прошли в казарме. Что такое жизнь в семье, он узнавал только из книг, которые брал у деда и запоем читал. Тургеневские девушки, чеховские семейные чаепития с самоварами, патриархи, восседающие во главе стола в окружении детей и внуков, — все это сформировало его представление о семейной жизни. Дородная улыбчивая жена, не меньше троих детей, запах пирогов, безусловная преданность мужу и готовность следовать за ним, кочуя по гарнизонам, — вот идеал, к которому он должен стремиться. И он стремился.
Будущую жену Владимир приглядел на новогоднем балу, когда в гости к курсантам военного училища пришли студентки педагогического института. Елена была статной и носила толстую длинную косу, чем выгодно отличалась от своих сокурсниц, которые в середине шестидесятых помешались на «бабетте», начесах и стрижках с челками. Рослый широкоплечий Вакар с мужественным подбородком, белозубой улыбкой и серьезными глазами сумел без труда завоевать свою избранницу.
Через год после свадьбы Елена сделала аборт. Вакар почернел от горя, он вообще не понимал, как можно не хотеть детей. Детей должно быть много, считал он, чем больше — тем лучше. Он умолял жену дать ему слово, что в следующий раз она так не поступит. Он старался быть примерным мужем и угождал Елене во всем, только бы она родила первого ребенка. И он вымолил, выпросил у нее первенца, девочку, Лизоньку. Елена, словно сделав ему огромное одолжение, упорхнула на работу, едва перестав кормить малышку грудью. Лизу отдали в ясли.
Она росла настоящей папиной дочкой, она и внешностью пошла в Вакара, и характером — высокая, спортивная, длинноногая, улыбчивая и покладистая. Владимир приучал ее к физическим нагрузкам, водил на плаванье и фехтование, учил читать и считать, сам отвел в первый класс с голубым портфельчиком и огромным букетом гладиолусов. Лиза тянулась к нему больше, чем к матери, которая в основном была занята собой.
Сын Андрей родился только через пять лет после Лизы. Вакар подозревал, что главную роль здесь сыграла тяжелая скарлатина, которую Лиза перенесла в четырехлетнем возрасте. В какой-то момент Елена по-настоящему испугалась, что Лиза умрет. Страшная мысль о возможной потере ребенка в один миг перевернула всю ее душу. Если еще вчера она воспринимала Лизу как существо, из-за которого она не может вечером пойти с мужем в театр, то уже сегодня, пылко отдаваясь Владимиру, она шептала:
— Ничего не бойся, я хочу, чтобы у нас был еще ребенок.
Андрей не был, в отличие от Лизы, папиным ребенком. Но, что еще хуже, он не был и маминым. Он был совершенно особенным, независимым, погруженным в себя и абсолютно не нуждался ни в родителях, ни в сестре, ни в ком бы то ни было. О том, что их ребенок — вундеркинд, Вакары узнали, когда Андрею исполнилось три года, а Лизе — восемь. Мальчик оказался сверходаренным художником и поэтом. С этого момента в семье все переменилось.
Елена стала относиться к сыну как к божеству. Она ничего не понимала ни в его картинах, ни в стихах, но твердо знала одно: ее сын — гений, и она это чудо произвела на свет. Ее долг — преданно служить этому чуду, терпеть его странности и жестокие выходки, ибо это странности и выходки гения, который имеет на них право.
Мальчика и его творения показывали специалистам — художникам и литераторам, и все в один голос твердили, что Андрей Вакар — вундеркинд, талант, необыкновенное создание. Елена боялась, что в один момент все рухнет, окажется неправдой, сном, случайностью, поэтому долго оберегала сына от известности, умоляя тех самых художников и литераторов не предавать огласке факт существования Андрея. Она не стремилась к славе, она чувствовала себя Богородицей, и этого ей было достаточно. Мальчик продолжал ходить в обыкновенный детский сад и, когда пришло время, отправился учиться в обыкновенную школу, куда периодически вызывали его родителей и просили воздействовать на сына, который то грубил учителям, то жестоко дрался на переменках, то дерзил и демонстративно отказывался заниматься на уроках. В один прекрасный день Елена не выдержала.
— Нельзя больше мучить ребенка, — сказала она. — В школе к нему относятся как к обыкновенному мальчику, а он — вундеркинд, он требует к себе особого отношения, бережного, внимательного. Нельзя заставлять его ходить на физкультуру, если он хочет в это время рисовать. Искусство — его призвание, а он вынужден тратить время на всякую ерунду. В конце концов, учителя должны считаться с тем, что он — не обычный ребенок. В противном случае они его загубят.
Факт необычайной одаренности Андрея Вакара был предан огласке, когда ему было уже восемь лет, когда вся квартира была увешана его картинами, а написанные им стихи и поэмы занимали несколько толстых тетрадей. И в семью пришла Слава.
Прошло еще три года, и однажды Владимир Вакар стоял у окна, смотрел на проливной дождь и ждал, когда из-под арки покажутся две фигурки: сына и дочери. Лиза отвела брата на занятия в художественную школу и должна была привести его обратно. Вакар увидел Лизу, которая почему-то несла мальчика на руках. Владимир в первый момент даже не понял, в чем дело, только заметил, что струи дождя, стекая с голубой курточки Андрея, становились розовыми. Лиза шла очень медленно. Дойдя до середины двора, она подняла глаза, увидела в освещенном окне отца и рухнула на землю.
Через два дня усталая толстая женщина-следователь сказала Вакару:
— Что мы можем с ними сделать? Ни одному из них нет четырнадцати лет, уголовной ответственности они не подлежат. Разумеется, мы направим их в специнтернат, но больше ничего мы сделать не можем.
— А как же мой сын? — растерянно спросил Владимир. — Он же умер. Кто-нибудь должен за это ответить?
Следователь пожала пухлыми плечами.
— А как же закон? Он считает, что ребенок, которому нет четырнадцати лет, за свои действия не отвечает и его нельзя наказывать.
— Но мой мальчик… — раздавленно повторил Вакар. — Моя дочь сошла с ума от пережитого ужаса, она лежит в больнице и может не оправиться от шока. За это тоже никто не отвечает?
— Я вам искренне сочувствую, — тихо сказала следователь. — Но поверьте мне, закон не поддерживает идею возмездия.
— Значит, это плохой закон, — твердо сказал Вакар и ушел.
На следующий день Елена сказала ему недоумевающим тоном:
— Чего ты, собственно, ждешь? Разве ты не собираешься отомстить за нашего сына?
— Я не могу мстить детям, — возразил Владимир, пораженный словами жены.
— Они убили нашего мальчика, — упрямо повторила она.
— Елена, как бы там ни было, они — дети, и я больше не хочу говорить на эту тему, — отрезал Вакар.
— Хорошо, — неожиданно согласилась Елена. — Я подожду, пока они вырастут. Но ты все равно должен это сделать, иначе Андрюшина душа никогда не успокоится и тебе никогда не будет прощения.
С тех пор прошло девять лет. Из четырех малолетних убийц в живых остался только Игорь Ерохин. Генерал-майор Вакар знал, что его долг — защитить семью, дать покой жене и дочери. Пусть они тысячу раз не правы, но они — его семья, и он выполняет свой долг мужчины, мужа и отца. Сейчас, когда ему вот-вот стукнет пятьдесят, он с горечью начинал сознавать, что всю жизнь неправильно понимал два самых главных слова: «долг» и «семья». Но уже поздно, он уже в ловушке, за его спиной — три трупа. И скоро будет четвертый.
Глава 4
1
— Вы можете называть меня просто Бокр.
Настя с изумлением разглядывала человечка, возглавлявшего присланную Денисовым группу. Про таких обычно говорят: метр с кепкой. Правда, вместо кепки на нем была шерстяная лыжная шапочка, надвинутая низко на лоб и обтягивающая запавшие виски и выступающие скулы. Маленькие глазки, спрятанные глубоко под кустистыми бровями, кривой перебитый нос с подергивающимся кончиком, узкая ленточка бескровных губ и мощный раздвоенный подбородок — все это делало его похожим на ящерицу, экзотическую и опасную. Он был худ, но отнюдь не немощен и состоял, казалось, из стальных тросов-жил. Кроме того, он был невероятно подвижен, ни секунды не стоял спокойно на месте, но это не выглядело нервозной суетливостью. Из него ключом била энергия.
Как и обещал Эдуард Петрович Денисов, ровно в 9.30 утра раздался телефонный звонок, а уже через полчаса в Настиной квартире стоял этот чудной типчик в серой шапочке с голубой полоской и высоким тенорком произносил:
— Вы можете называть меня просто Бокр.
«Странная кличка, — быстро подумала Настя. — «Бокр» по-венгерски означает «колодец». Почему именно «Бокр»?»
Смутное воспоминание шевельнулось в мозгу, что-то связанное с детством, с изучением иностранных языков. Но заостряться на мысли и додумывать ее до конца времени не было.
Человечек по кличке Бокр старательно расшнуровал высокие ботинки на толстой подошве, без которых он стал еще ниже ростом. Снять пальто он и не подумал.
— Куда можно пройти? — деловито осведомился он, отказавшись от предложенных хозяйкой тапочек. Настя с трудом удержалась от улыбки, глядя на него, такого нелепого в своей шапочке, длинном сером пальто и трогательных голубых носочках.
Она решила проявить гостеприимство.
— Вы уже завтракали? Выпьете со мной кофе?
От кофе Бокр отказался так же вежливо и твердо, как и от тапочек.
— Ладно, тогда перейдем к делу.
Она достала сделанную «Полароидом» фотографию Даши Сундиевой и Александра. Они стояли обнявшись возле станции метро «Площадь Революции». Эту фотографию Саша сделал по просьбе сестры.
— Вот эта девушка полагает, что за ней следят. Я склонна этому верить, но полной ясности у меня нет. Я хочу, чтобы ваши люди посмотрели, что она собой представляет. Кроме того, если за ней действительно следят, выясните, кто это у нас такой любознательный. И наконец, мне нужно знать, следят ли только за девушкой или за ее кавалером тоже. Их имена, адреса и места работы записаны на обороте фотографии. Через три дня должны быть первые результаты.