Если прежде таинственный «Тед» ускользал от них, то известный Тед Банди все еще им не давался.
20 ноября Теда выпустили под внесенный Джонни и Луиз Банди залог. Если бы он предстал бы перед судом за обвинения в похищении Кэрол Даронч, эти деньги были бы возвращены и переданы его защитнику Джону О’Коннелу в качестве оплаты услуг.
В Сиэтле Мег Андерс настолько боялась бывшего любовника, что заставила следователей пообещать, что уведомят ее, когда он пересечет границу штата Вашингтон. На его способности к манипуляциям указывает то, что примерно через день после его возвращения в Вашингтон он вернулся к Мег и жил в ее квартире. Все ее сомнения развеялись, она снова была по уши в него влюблена и не опровергла опубликованных сообщений об их помолвке. Мег ругала себя за то, что предала Теда, и долгие годы после этого поддерживала его.
Тед освободили, но по-настоящему свободным он не стал. Куда бы он ни шел, за ним постоянно следили полицейские, набранные из Департаментов полиции округа Кинг и Сиэтла. Макки объяснил мне:
– Мы не можем предъявить ему обвинения, но также не можем позволить себе выпустить его из виду. Если, пока он на свободе, что-то случится и исчезнет еще одна девушка, ему придется здорово за это заплатить.
Поэтому, едва самолет Теда приземлился в аэропорту Сиэтл-Такомы, за ним всюду следовал «хвост». Машины следили за ним, когда он проводил время с Мег и ее дочерью или ходил к друзьям, однако поначалу он, казалось, их игнорировал.
Я не знала, свяжется ли Тед со мной, но пара следователей отвела меня в сторону, шепнув:
– Если он позвонит тебе, никуда с ним не ходи. По крайней мере,не предупредив нас.
– Ой, да ладно, – сказала я. – Я не боюсь Теда. К тому же вы за ним повсюду следуете. Если я буду с ним – вы меня увидите.
– Просто будь осторожна, – предупредил меня детектив. – Кстати,нам нужна твоя стоматологическая карта, на случай если придется тебя опознавать.
Я рассмеялась, но эти слова меня резанули. И в мою жизнь вошел сопровождающий Теда Банди черный юмор.
Глава 20
Тед позвонил мне вскоре после Дня благодарения, и мы договорились о встрече в «Брассери Питтсбург», французском ресторанчике в цокольном этаже старинного дома всего в паре кварталов от штаб-квартиры полиции Сиэтла и округа Кинг.
Я не виделась с Тедом два года, и он, не считая более пышной бороды, почти не изменился. Пока он шел мне навстречу под дождем, я подумала, что, возможно, он стал стройнее. Одет он был в вельветовые брюки и бежево-коричневое вязаное пальто.
И странно. За три часа, что мы сидели в ресторане, никто даже не взглянул в его сторону, хотя на первых страницах сиэтлских газет так часто мелькала его фотография, что узнать его было легко. При всех бесконечных свидетелях фантомного «Теда» настоящего Теда никто не замечал. Отстояв в очереди, мы заказали дежурное блюдо и графин вина. За все заплатила я.
– Когда это все закончится, я приглашу тебя на обед, – пообещал он.
Взяв тарелки с едой, мы прошли в дальний зал и сели за один из старинных столов со скатертями из оберточной бумаги. Было приятно снова увидеть Теда, знать, что он вышел из тюрьмы, которую так ненавидел. Казалось, будто ничего и не произошло. В ту пору все, что я о нем знала – это то, что он был главным подозреваемым. За исключением нескольких намеков в газетных статьях, мне вообще ничего не было известно. Теперь казалось, что какие-либо обвинения уже невозможны. Тогда я еще не знала, что именно Мег рассказала детективам, не знала ни единой подробности денно и нощно ведущегося с августа расследования.
Иногда я нервно оглядывалась, ожидая заметить знакомые лица детективов за соседними столиками. Всего неделю назад в этом же ресторанчике я обедала с детективом Ником Макки и доктором Берберичем. «Брассери Питтсбург» вообще был у детективов любимым местом – еда вкусная, расположение удобное.
– Не удивлюсь, если увижу здесь Макки, – сказала я Теду. – Он бывает здесь три раза в неделю. Он хочет с тобой поговорить. Возможно, тебе стоит с ним встретиться – он неплохой парень.
– Мне не о чем с ним разговаривать. Не сомневаюсь, что он отличный парень, однако нам нет смысла встречаться. Будь они готовы говорить, заметили бы, что вчера я прошел прямо по первому этажу здания суда, как раз перед их кабинетами, но никто не обратил на меня внимания.
Слежка стала для него игрой. Он понял, что «хвосты» слишком неуклюжи и медлительны и от них легко оторваться.
– Пара проходных дворов, несколько поворотов за угол, и они меня теряют. Иногда я подхожу с ними поболтать, и они сильно выходят из себя. А чего они ждали? Мне скрывать нечего.
В особенности он веселился, что оторвался от Роджера Данна в библиотеке Вашингтонского университета.
– Я зашел в мужской туалет через центральную дверь, а вышел через заднюю. Он не знал, что там есть другая дверь, – стоял и ждал, пока я выйду. Насколько мне известно, он все еще там стоит в ожидании моего выхода.
Но Теда не радовало, что большинство людей считали его виновным. И его взбесило то, что ему не удалось устроить праздник для двенадцатилетней дочери Мег и ее лучшей подруги.
– Ее мать даже не позволила девочке пойти со мной за гамбургером, хотя стояла рядом со мной. Это глупо. Что она думала, я нападу на ее дочь?
Да. У меня в голове пронеслось, что, скорее всего, так она и думала. В ту осеннюю встречу я определенно не считала Теда виновным, тем не менее материнские чувства подсказывали, что я поступила бы так же.
Тед вел себя как невиновный. Он был уязвлен тем, что восемь недель провел в тюрьме. Я пыталась поставить себя на его место, чтобы понять его возмущение. Меня снедало любопытство, но я никак не решалась набраться смелости и спросить: «Тед, это ты? Ты сделал что-нибудь из этого?» Нет никаких правил этикета о том, как расспрашивать старого друга, обвиняемого в настолько ужасных преступлениях.
Он продолжал отрицать обвинения в Юте, будто они были не больше, чем простое недоразумение, и свято верил, что обязательно выиграет суд по делу Даронч. Обвинения в хранении орудий грабежа были слишком нелепыми, чтобы их упоминать. С Мег все было хорошо. Не мешай им полиция быть вместе, все вообще было бы просто замечательно. Она была замечательной женщиной, участливой и деликатной.
Мы заказали еще один графин и, потягивая вино, смотрели, как капли дождя стекают по оконным стеклам подвального ресторана, расположенного на уровне тротуара – так, что мы могли видеть только ноги и ступни прохожих. Тед редко смотрел мне в глаза. Вместо этого он сидел в кресле, пристально глядя на противоположную стену.
Я теребила гвоздику в вазе на столе между нами и, как и он, курила одну сигарету за другой. Столы вокруг нас пустели, и наконец мы остались одни.
С чего начать? Должна же я спросить хоть что-то. Я изучала профиль Теда. Он казался таким же молодым, как когда-то, но каким-то более уязвимым.
– Тед… – наконец решилась я. – Ты знаешь обо всех этих пропавших девушках? Читал о них в газетах?
Последовала долгая пауза, а потом он сказал:
– Подобные вопросы меня раздражают.
Раздражают? Я не могла разобрать выражение его лица – он все еще смотрел в сторону. Он подумал, что я его обвиняю? А я его обвиняла? Или он просто чертовски устал от всего этого?
– Нет, – продолжил он. – Я был занят поступлением в юридическую школу и переездом Юту. Читать газеты у меня не было времени. Я об этом ничего не знал, да и не читаю я такие новости.
Почему он не смотрел на меня?
– Не знаю ни малейшей подробности. Только то, что рассказал адвокат.
Разумеется, это была ложь. Многие люди дразнили его за сходство с «Тедом» из парка. Его кузина Джейн Скотт говорила с ним о своей подруге Линде Энн Хили. В Департаменте чрезвычайных ситуаций над ним постоянно подшучивала Кэрол Энн Бун Андерсон. Даже если он не был знаком ни с одной из девушек и непричастен к похищениям и убийствам, он не мог о них не знать.
Он не рассердился на меня за эти вопросы – просто не захотел об этом говорить. И перевел разговор на старых друзей из центра психологической поддержки. Мы договорились еще раз встретиться до его возвращения в Юту, где ему предстоял суд. Когда мы стояли на улице под дождем, Тед импульсивно подошел и обнял меня.
Потом побежал вниз по Первой авеню и крикнул:
– Я буду на связи!
Когда я поднималась по холму к своей машине, на меня накатили те же двойственные чувства, уже много раз доводившие меня до слез. Глядя на Теда, я не могла поверить, что он виновен. Слушая детективов, которым я доверяла и которых ценила, я не могла уверовать в его невиновность. Мое явное преимущество состояло в том, что Тед меня не привлекал. Все мои нежные чувства к нему были чувствами сестры к младшему брату – возможно, посильнее, поскольку я младшего брата потеряла.
Теда я больше не видела до субботы 17 января 1976 года. Пятого декабря скоропостижно, хотя и ожидаемо, скончался мой бывший муж, и семейные заботы снова вытеснили мысли о Теде. В декабре я раз или два разговаривала с ним по телефону, и казалось, он был в ударе – самоуверенный, жаждущий грядущей судебной баталии.
Когда семнадцатого числа он позвонил и попросил о встрече, я удивилась. Он объяснил, что внезапно захотел со мной увидеться.
Вскоре ему предстояло вернуться в Солт-Лейк-Сити и предстать перед судом. Он попросил подъехать к бару в районе Магнолия.
Только проехав двадцать миль, я сообразила, что о моей встрече с Тедом никто не знает, а шестое чувство подсказывало, что от «хвоста» он оторвался. Когда чуть за полдень он подошел ко мне в баре – излюбленном питейном заведении солдат с близлежащей военной базы Форт Лоутон – я бросила взгляд на улицу в поисках машин наружного наблюдения, которые давно научилась распознавать. Их не было.
Он усмехнулся:
– Я от них оторвался. Они не так умны, как думают.