И он просил, чтобы я откровенно заявила о своем отношении к его вине или невиновности. Сказал, что понимает мою близость с полицией и знает, что полицейские хотят как можно больше людей убедить в его виновности. Но ему все равно необходимо, чтобы я изложила свое мнение в письме.
Еще он просил передать сообщение Нику Макки: «Скажи Макки, если он не перестанет думать обо мне, он закончит свои дни в Вестерн Стэйт [27]. Настоящая сделка. Я припер их к стене здесь, а там вечные оптимисты говорят о сделках».
Суд назначили на 14 ноября 1977 года, и Тед шел на него без адвоката. Он был в восторге от своей новой роли и чувствовал, что у него есть инстинкты следователя. «Но самое главное, я буду настойчиво продолжать и продолжать, буду трудиться и действовать до тех пор, пока у меня не получится. Никто не сможет меня переиграть, потому что я поставил на карту больше, чем кто-либо еще».
Также Тед ликовал по поводу того, что очень дорого обходился округу. Местный газетчик выразил недовольство ростом затрат на следователей, на оценку доказательств экспертами, на дополнительные меры по охране Теда во время поездок в библиотеку, на стоматологию, продовольствие и телефонные звонки. Тед сказал, что эта критика «чертовски возмутительна». «Никто не спрашивает, сколько народных денег пускают на ветер прокуроры или полиции. Могу ответить: прекратите дело, отправьте меня домой и сэкономите все эти деньги».
Присланные мною двадцать долларов Тед потратил на стрижку – первую с декабря 1976 года. Судья Лор распорядился доставить его к врачу – проверить потерю веса, в чем Тед винил острую нехватку еды в изоляторе округа Гарфилд. На следующий день после распоряжения в изоляторе – впервые за всю историю – подали обед, и Тед заявил об одержанной им моральной победе.
Он подозревал, что шериф хотел откормить его перед визитом к врачу, но все равно продолжал считать того «хорошим человеком». Также шериф разрешил принимать продукты от семьи и друзей. Пакеты с орехами, изюмом и вяленым мясом принимались с благодарностью.
Хотя начал письмо Тед ноткой враждебного недоверия, с вопроса о моей лояльности, его настроение смягчилось, когда он писал:
«Большое спасибо за деньги и марки. Твои недавние успехи в работе вовсе не означают больших денег, поэтому эти дары я, без сомнения, считаю своеобразным самопожертвованием. С письмом больше так долго тянуть не буду. Обещаю.
С любовью, Тед».
Но обещания он не сдержал. Следующее письмо пришло очень и очень нескоро, потому что Тед Банди внезапно исчез.
Глава 27
Последнее письмо меня озадачило. По сути, Тед просил меня сказать ему, что я искренне верю в его невиновность, чего я сделать не могла. Прежде он никогда у меня этого не просил, и мне оставалось лишь гадать о том, что именно произошло, что заставило его относиться ко мне настороженно. Его доверия я не предавала. Я продолжала писать и звонить в Колорадо, а ответы Теда никому не показывала. Я не могла сказать Теду, что считаю его невиновным во всех выдвинутых против него обвинениях и подозрениях, но не переставала эмоционально его поддерживать, как и всегда.
Письмо Теда с пристрастными вопросами я получила в первых числах июня и ломала голову над тем, как мне ответить, поскольку Тед готовился к слушанию о применимости в судебном процессе смертного приговора. В каждом деле об убийстве в Колорадо это решение принимается индивидуально. Слушание назначили на 7 июня.
Утром 7 июня Теда повезли на машине из Гленвуд-Спрингс в Аспен. Одет он был так же, как в сиэтлской «Брассери Питтсбург» в декабре 1975 года. Рыже-коричневые вельветовые брюки, водолазка и объемный свитер-пальто. Только тяжелые тюремные ботинки вместо привычных мокасин. Волосы короткостриженые и аккуратные благодаря моим двадцати долларам.
Помощники шерифа округа Питкин Рик Краличек и Питер Мерфи – всегдашние конвоиры Теда – как всегда, повезли его за сорок пять миль в Аспен. Тед вполне свободно общался с ними, успел хорошо их узнать и в очередной раз справился об их семьях.
Машину вел Краличек, рядом сидел Банди, а Питер Мерфи – на заднем сиденье. Позже Мерфи вспоминал, что когда они выехали на окраину Гленвуд-Спрингс, Тед внезапно обернулся и уставился на него, делая несколько быстрых движений руками в наручниках. «Я расстегнул кожаный ремешок кобуры пистолета 38-го калибра, и раздался громкий и безошибочно узнаваемый щелчок! Тед отвернулся и до самого Аспена смотрел только на дорогу.
Когда они доехали до здания суда, Теда передали под охрану помощника шерифа Дэвида Вестерлунда, правоохранителя, который был его охранником всего один день и не был с ним знаком.
Заседание суда началось в девять утра. Джим Дюма – один из государственных защитников, ранее уволенный Тедом, но продолжающий на него работать, – около часа выступал против смертной казни. В пол-одиннадцатого судья Лор объявил, что прокурор сможет представить свои доводы после перерыва. Тед, как обычно, отправился в библиотеку, где высокие стеллажи скрыли его от глаз Вестерлунда.
Помощник стоял на посту у дверей зала суда. Они находились на втором этаже на высоте семи с половиной метров над улицей. Казалось, все шло своим чередом. Тед, казалось, в ожидании продолжения слушания, что-то изучал среди книжных полок.
Проходившая мимо по улице женщина, вздрогнула, заметив, как из окна неожиданно выпрыгнула в фигура в желто-коричневом. Она увидела, как мужчина упал на тротуар, поднялся и, прихрамывая, побежал по улице. Некоторое время она озадаченно глядела ему вслед, потом зашла в здание суда и прямиком направилась в кабинет шерифа. Первый же ее вопрос поднял на ноги дежурных полицейских:
– У вас тут принято, чтобы люди выпрыгивали из окон?
Ее услышал Краличек и, чертыхнувшись, бросился к лестнице.
Тед Банди сбежал.
Ни наручников, ни кандалов, обычно надеваемых на него при перевозке, на нем не было. Он освободился, а времени изучить район вокруг здания суда округа Питкин, когда помощники шерифа любезно разрешили ему гулять у реки, у него было достаточно.
Впоследствии раздосадованный шериф Дик Кайнаст признался:
– Мы напортачили. Чувствую себя дерьмово.
На дорогах выставили заграждения, а по следу пустили собакищеек. По всему Аспену конная полиция разыскивала мужчину, недавно буквально телеграфировавшего, что собирается сбежать. Уитни Вульф, секретарь шерифа Кейнаста, вспоминала, что во время слушаний Тед часто подходил к окнам, бросал взгляд вниз, а затем на людей шерифа, чтобы посмотреть, наблюдают ли они.
– Думаю, он постоянно нас проверял, – сказал она. – Как-то раз он оказался позади группы помощниц и начал их разглядывать. Я представила себе перспективу оказаться заложницей и попросила конвоиров быть поближе к заключенному. Но Вестерлунд был новым человеком на работе, не принимавшим во внимание подозрения, что Банди, возможно, планировал побег.
На Теде был «двойной костюм» – на жаргоне уголовников второй комплект одежды под стандартным нарядом в зале суда. Его план был настолько смел, что поначалу сработал как часы. Он так сильно ударился о землю перед зданием суда, что на газоне остался след правой ноги глубиной в десять сантиметров. Полицейские подозревали, что он мог повредить лодыжку, но явно недостаточно, чтобы существенно его притормозить.
После чего Тед тотчас устремился на берег реки Роринг Форк, месту в четырех кварталах от здания суда, где он прежде прогуливался. Быстро снял в кустах верхний «костюм» и оказался в рубашке. С нарочитой небрежностью прогуливаясь по городу, он был неотличим от любого другого жителя Аспена. Для него это было самое безопасное место. Все его преследователи рассеялись установить контрольно-пропускные пункты.
Известие о побеге Теда стало новостью на каждой радиостанции от Денвера и Сиэтла вплоть до Юты. В Аспене жителям приказали запирать двери домов, прятать детей и парковать машины в гараже. Окружной прокурор Фрэнк Такер, главный объект насмешек Теда этим летом, прокомментировал это в духе «я вам говорил»:
– Не удивлен. Я все время их предупреждал.
Казалось, все ждали побега Теда, но никто ничего не предпринял – и теперь они засуетились, чтобы его вернуть. На установку заграждений на двух центральных дорогах из города ушло сорок пять минут. Собаки из Денвера прибыли лишь четыре часа спустя, поскольку авиакомпания отказалась перевозить их без сопровождения. Если у беглецов есть свой святой покровитель, Теду Банди он благоволил.
В то же время в Сиэтле я начала получать звонки от друзей и правоохранителей, предупреждающих, что Тед сбежал. Они ощущали, что он может направиться ко мне, полагая, что я его спрячу или дам ему денег пересечь канадскую границу. Эти домыслы мне не нравились. Я сомневалась, что он вернется в Вашингтон – слишком много людей могли его там опознать.
Если он выберется из окружающих Аспен гор, ему лучше отправиться в Денвер или в другой большой город. Тем не менее Ник Макки дал мне номер домашнего телефона, а моим сыновьям велел звонить и вызывать подмогу, если Тед появится у входной двери.
Вечером 7 июня у меня трижды звонил телефон. Каждый раз, когда я брала трубку, на другом конце провода никого не было… или никто не хотел говорить. Я могла слышать звуки на заднем плане, как будто звонили из телефонной будки на шоссе с проносящимися мимо автомобилями. В конце концов я спросила: – Тед, это ты? – И связь прервалась.
Когда Тед совершил свой отчаянный прыжок на свободу, в Аспене стоял прекрасный солнечный день. Но с наступлением темноты температура упала – что обычно для горных городов даже летом. Где бы ни был Тед, ему, несомненно, было холодно. Спала я беспокойно, и мне приснилось, что я отправилась в поход и обнаружила, что забыла взять одеяла и спальный мешок. Где он был? У реки Роринг Форк полицейские собаки в замешательстве остановились. Наверняка он так и планировал. Они не могли взять его след дальше четырех кварталов пути к речным берегам.