– Вы можете высказывать такие возражения холмам Юты, – вмешался Коварт. – Были ли они инструментами для кражи со взломом или не были. Здесь это не имеет значения.
Тед сам стал свидетелем и прошел на свидетельское место. Он заявил, что первыми словами Хейворда, обращенными к нему, были: «Почему ты не выскочил из машины и не побежал? Я бы снес тебе башку».
Он объяснил, что его напугало количество присутствующих полицейских и что, по его мнению, такой обыск был незаконен. Затем он позволил допросить себя Дэнни Маккиверу и признал, что солгал, говоря, что ехал в кино перед тем, как его остановили.
Тед хотел, чтобы эпизод с арестом в Юте не включался в его нынешнее дело, так как все улики, полученные там, были результатом незаконного обыска. Судья Коварт действительно не включил этот эпизод в рассмотрение, но по другой причине. По его мнению, тот арест был слишком «далек» от нынешнего дела.
Все эти препирательства закончились ударом по стороне обвинения. Присяжным не разрешили прослушать обсуждение сравнения маски из колготок, использовавшейся в Юте, с такой же маской с Данвуди-стрит.
Счет по окончании препирательств был один-один.
Судья Коварт редко демонстрировал свои эмоции во время процесса. Однако и он не смог сдержаться, взглянув на портрет, воспроизведенный художником на основании описания, данного Нитой Нири, – портрет, который Пегги Гуд охарактеризовала как «совершенно бессмысленный».
– Возможно, я слеп, – начал Коварт, – но глядя на эту последнюю картину, я вижу поразительное сходство с… ой, кто бы это мог быть?
После прослушивания пленок, записанных в Пенсаколе, и показаний детективов Норма Чэпмена и Дона Пэтчена по поводу заявлений, предположительно сделанных Тедом после того, как магнитофон был выключен, судья Коварт вынес постановление не включать их в рассмотрение – постановление, от которого прокуроры Симпсон и Маккивер сникли в своих креслах. Судья заявил, что присяжным не будет разрешено прослушивать эти записи или каким-либо другим способом узнавать о них. Ничего относительно побега Теда, похищения кредитных карт и заявлений о «вампиризме», «вуайеризме» и «фантазиях». Коварт заметил, что слишком большая часть предполагаемых бесед осталась не записанной. Но он не позволил обнародовать и то, что было на пленке. Похищение же кредитных карт, по мнению Коварта, не имело никакого отношения к обвинению в убийстве.
Запись фантазий также была исключена.
У стороны обвинения остались только показания Ниты Нири и доктора Сувирона. Все остальное можно было рассматривать лишь как косвенные улики. По рядам для прессы прошелся шепоток, что Банди, возможно, «снова вернется в игру».
Глава 43
Судья Коварт был готов начать судебный процесс.
Но защита была не готова. 7 июля Тед и его защитники выступили с заявлением, что у них было недостаточно времени подготовить вступительные аргументы.
– Нам необходимо время между вашими постановлениями и нашей вступительной речью, – заявила Пегги Гуд. – Мы совершенно вымотаны. Спим всего по пять часов за ночь. Вы превращаете этот суд в испытание на прочность.
– Вам в помощь имеются четыре адвоката в Майами, один следователь и два студента, изучающих право, – ответил Коварт. – Что же касается суда, то меня заботит вся система в принципе. И я вполне удовлетворен тем, что у нас нет никаких причин для дальнейших задержек. В нашем округе обычная практика проводить судебные заседания до полуночи. Мелодия меняется, но скрипач остается тот же и стиль исполнения тоже. Я провел в суде столько же времени, сколько и вы, и чувствую себя свежим как огурчик.
Тед попробовал другую тактику:
– Я беспокоюсь о вас, ваша честь. Как вы будете себя чувствовать к часу ночи?
– Ну вот и посмотрите. Ценю вашу заботу.
Тед разозлился. Был субботний полдень, и он хотел, чтобы заседания начались в понедельник. Коварт был против.
– Мои адвокаты не готовы!
– Мы начнем, мистер Банди.
– Тогда вам придется начинать без меня, ваша честь! – вспылил Тед.
– Как вам будет угодно, – невозмутимо отозвался Коварт.
– Мне наплевать на то, кто он такой, – пробормотал под нос Тед.Тем не менее когда присяжных в первый раз пригласили в зал суда, он остался у стола защиты.
Ларри Симпсон начал свою вступительную речь со стороны обвинения только после того, как репортеры заставили моложавого юриста причесаться и затем снова войти в кадр ради хорошей картинки для телеэкранов.
Он превосходно выполнил свою работу, нарисовав схему четырех преступлений в «Хи Омега», преступления на Данвуди-стрит, перечислив имена жертв и обвинения: ограбление (в «Хи Омега»); убийство первой степени – Лиза Леви; убийство первой степени – Маргарет Боумен; покушение на убийство первой степени – Кэти Кляйнер; покушение на убийство первой степени – Карен Чэндлер; покушение на убийство первой степени, ограбление – Шерил Томас. Ларри Симпсон излагал события деловито, ясно и точно, не демонстрируя никаких эмоций.
Тед для произнесения вступительной речи со стороны защиты выбрал Роберта Хаггарда, тридцатичетырехлетнего адвоката из Майами, проработавшего с его делом всего две недели. Судья Коварт настаивал, чтобы защита, как было принято, подождала до «своей половины» судебного заседания со вступительными замечаниями, но те рвались вперед.
Хаггард говорил двадцать шесть минут, часто сбиваясь и перескакивая с одной мысли на другую, и обвинение прерывало его своими протестами двадцать шесть раз – неслыханное число. Коварт поддержал двадцать три из названных протестов.
В конце концов Коварт поднял руки и сказал, обращаясь к Хаггарду:
– Это должно быть аргументированное выступление. Ради всегосвятого, аргументируйте!
В этот момент я подумала, что сам Тед выступил бы гораздо лучше.
Тед действительно решил участвовать в перекрестном допросе полицейского Рэя Кру по поводу его действий в «Хи Омега» в ночь совершения убийств. Не знаю, что думали присяжные в тот момент, когда Тед расспрашивал полицейского о состоянии комнат, в которых были совершены убийства, и о состоянии тела Лизы Леви, но мне это показалось каким-то гротеском. Если и в самом деле этот спокойный, бойкий молодой юрист сам мог быть в той комнате, видеть тело Лизы и, более того, совершить страшное надругательство над ней, то сейчас в суде, допрашивая полицейского, он выглядел совершенно невозмутимым и хладнокровным.
– Опишите, в каком состоянии находилась комната Лизы Леви.
– Одежда разбросана, стол, книги… в некотором беспорядке.
– Какие-либо следы крови в какой-то части комнаты, кроме тех, о которых вы говорили ранее?
– Никаких, сэр.
– Опишите состояние, в котором находилось тело Маргарет Боумен.
– Она лежала лицом вниз, рот и глаза открыты. Нейлоновый чулок завязан вокруг шеи, голова распухла и потемнела.
Тед попытался доказать, что полицейский оставил собственные отпечатки в комнате, что он проводил осмотр без требуемой осторожности. Вместо этого ему удалось запечатлеть в умах присяжных жуткую картину убийства.
Затем в зал суда проследовала вереница молодых женщин, жертв и свидетельниц. Мелани Нельсон, Нэнси Дауди, Карен Чэндлер, Кэти Кляйнер, Дебби Чиккарелли, Нэнси Янг и Шерил Томас. Все в платьях из яркой хлопчатобумажной ткани, они производили впечатление невинности и хрупкости.
Никаких явных признаков, что Кэти и Карен пострадали, не было заметно. Все их сотрясения и синяки давно зажили. И только когда они заговорили о том, что с ними случилось, перед слушателями предстала ужасающая картина.
Ни одна из них ни разу не взглянула на Теда Банди.
Шерил Томас было труднее других. Прихрамывая, она прошла к месту свидетеля и сидела, повернув правое ухо к прокурору. Левое ее ухо полностью утратило способность слышать.
Она не рассказывала о той тяжелой борьбе, которую вела за восстановление здоровья. Снова начав ходить, она постоянно падала на одну сторону, но постепенно научилась компенсировать потерю при помощи сохранившихся органов чувств: зрения и осязания. Она научилась сохранять баланс интеллектуальным усилием. Она не упомянула о том, как постоянно падала после возобновления занятий балетом, о том, что ей пришлось все начинать заново. Показания она давала очень тихо, то и дело застенчиво улыбаясь.
Сторона защиты разумно решила воздержаться от вопросов жертвам.
Доктор Томас Вуд дал показания относительно проведенных им вскрытий, после чего, несмотря на возражения Пегги Гуд, продемонстрировал цветные фотографии тел размером 11 на 14 дюймов, указав присяжным на конкретные ранения.
Как правило, представители защиты протестуют против демонстрации фотографий трупов, заявляя, что они «возбуждают эмоции и не имеют доказательной ценности», но как и принято, несмотря на все эти возражения, фотографии показывают. Я наблюдала за лицами присяжных, когда эти жуткие снимки передавались по рядам. Женщины-присяжные лучше справлялись с эмоциями, чем мужчины, которые бледнели и морщились.
Среди представленных снимков было несколько фотографий ягодиц Лизы Леви с очень хорошо различимыми следами зубов. Был и снимок Маргарет Боумен крупным планом, который судья Коварт назвал «исключительно чудовищным». Была там и фотография правой груди Лизы Леви с прокушенным насквозь соском.
У меня не было возможности ни встретиться с Тедом, ни побеседовать с ним наедине. Ему не разрешили общаться с теми из находившихся в зале суда, с кем он пожелал бы. Во время каждого перерыва его выводили в наручниках в маленькую комнатку в противоположной части коридора. Когда судебное заседание прервали в день представления отчетов о вскрытиях и фотографий жертв, я на какое-то мгновение оказалась в коридоре. Появился Тед в наручниках и с обычной для него кипой юридических документов. Он проследовал в нескольких шагах от меня, улыбнулся мне, пожал плечами и исчез.