– Нет. Я не считаю подобное высказывание верным. В истории зарегистрирован случай, когда Пол Ревер осуществлял подобные идентификации. Свидетельства такого рода принимались к рассмотрению судом в Массачусетсе в конце 1800-х годов. И вы можете найти упоминания о случаях с укусами в юридических анналах двадцать пять лет назад. Что же здесь нового?
Сторона обвинения промолчала. Тед Банди заявил, что доктор Сувирон должен быть обвинен в неуважении к суду, так как на встрече в Орландо до начала суда он высказывался о его деле, но Коварт отклонил его просьбу. В пустом зале суда Тед рассматривал слепки зубов и фотографии укусов на теле Лизы Леви.
Трудно представить, о чем он думал.
Глава 45
В лагере защиты все складывалось не так уж хорошо. Роберт Хаггард ушел из процесса, намекнув на то, что требование обвиняемого допросить Рея Кру, полицейского, находившегося в ночь с 14 на 15 января в комнате, где было совершено убийство, было явной ошибкой. Государственные защитники больше не намерены были позволять Теду проводить перекрестные допросы свидетелей.
В первый день выступления защиты, 20 июля, Тед встал, чтобы обратиться к судье Коварту. Он заявил, что его адвокаты недостаточно профессиональны. И это он говорил о тех же адвокатах, которых на все лады расхваливал мне в телефонном разговоре перед началом суда. Он обвинял Майка, человека, которого он охарактеризовал как «самого опытного представителя юридических кругов в данном деле», в том, что тот вышел из процесса без предупреждения. При этом он не упомянул, что сам попросил Минерву уйти.
– У меня не было выбора, когда речь шла о Бобе Хаггарде, который должен был представлять меня здесь, в Майами. Короче говоря, у меня ни разу не спросили моего мнения о том, кто должен представлять меня в качестве государственного защитника.
По сути дела Теда не устраивали все его защитники.
– Я считаю, не менее важно отметить, что существуют определенные проблемы между мной и моими адвокатами, которые сделали весь ход моей защиты крайне примитивным. Собственно, это и не моя защита вовсе, так как она не имеет никакой санкции с моей стороны и я ни в малейшей степени с ней не согласен.
Тед пожаловался, что его адвокаты проигнорировали его вклад в дело, не позволяли ему принимать решения и упорно отказывали ему в праве проводить перекрестный допрос свидетелей в присутствии присяжных.
Коварт пришел в ужас.
– Мне не известно ни одно дело, свидетелем которого я был или вкотором принимал непосредственное участие, где совершенно неплатежеспособный индивид получал бы юридическую помощь такого высокого качества и в таком количестве, какую получаете вы. Здесь вас представляли пять разных юристов. Это что-то неслыханное. Я не стану рассказывать вам, кто обычно выполняет функции государственных защитников и что происходит с теми индивидами, которых они представляют. Этот суд с большим вниманием наблюдал за вашими допросами, и его протоколы смогут показать, что сотни раз они прерывались восклицаниями «минуту, пожалуйста», когда ваши защитники вставали со своих мест и совещались с вами. Я не видел ничего подобного ни в одном другом процессе, судьей на которых я был. За все двадцать семь лет на судейском месте я не видел защиты, которая хоть отдаленно могла бы сравниться с вашей.
Но Тед оставался непреклонен. Он вновь настаивал на том, что сам должен вести свою защиту.
Коварт ответил, что он согласен, но предупредил Теда, что у адвоката, представляющего самого себя, клиент – дурак.
– Для меня ваша аксиома звучит примерно как «у того, кто ремонтирует собственную машину, механик – дурак», – отреагировал Тед. – Все зависит от того, какую работу вы умеете делать сами.
Коварт предположил, что вопрос Теда – это вопрос о «предоставлении адвоката».
– О принудительном навязывании, – возразил Тед.
– Нет, это предоставление. И в нашем суде уже рассматривался этот вопрос. И получается, что если они не исполнили каждое ваше пожелание, значит, они уже некомпетентные адвокаты. Но, клянусь Всевышним, если бы они это сделали, тогда бы их отстранил я сам.
Скорее всего, Теду хотелось, чтобы в протоколах суда значилось, что ему не предоставили адвоката по его выбору. Имя Милларда Фармера не было упомянуто, но намек был ясен.
И вновь рулил Тед, а его адвокаты выступали только в качестве «советников». Тем не менее Эд Харви проводил допрос свидетелей защиты. Харви сказал – так, чтобы не слышали присяжные, которые, как казалось, не представляли, в каком глубоком кризисе находится команда защиты, – что он тоже хочет уйти.
Тактика защиты состояла не в том, чтобы представить алиби для Теда Банди, а в том, чтобы попытаться отвергнуть свидетельства, предъявляемые стороной обвинения. Доктор Дуэйн Девор, профессор хирургической стоматологии из Университета Мэриленда и консультант в области стоматологической судмедэкспертизы, признал, что следы от укуса не являются уникальными, хотя сами зубы, несомненно, уникальны.
– …Кожные покровы гибки, эластичны, и в зависимости от того,как шло подкожное кровотечение и от количества вытекшей крови, зуб мог и не оставить уникального отпечатка.
Девор представил четыре слепка зубов мэрилендских подростков, которые, по его мнению, могли бы оставить похожие следы на жертве, однако, отвечая Ларри Симпсону, он признал, что зубы Теда Банди также могли бы оставить подобный след.
Защита представила магнитофонную запись, на которой Нита Нири, находясь в гипнотическом трансе, говорила, что уборщик по имени Ронни Энг напоминал преступника. Энга привели в зал суда и поставили рядом с Тедом. Присяжные посмотрели на них и, конечно же, промолчали.
Серолог Майкл Дж. Грабб из Института судебно-медицинской экспертизы в Окленде заявил, что сперма на простыне Шерил Томас не могла принадлежать Банди. Объяснял он это так долго, запутанно, с таким количеством специальных терминов, что ввел присяжных в полное замешательство.
Эд Харви, пытаясь в очередной раз спасти своего клиента, попросил провести еще одно слушание относительно дееспособности подсудимого:
– На карту поставлена жизнь человека. Его не следует принуждать принимать услуги тех государственных адвокатов, которым он не доверяет. Поведение подсудимого демонстрирует разрушительные последствия его аномального психического состояния, абсолютное отсутствие понимания своего собственного состояния и его последствий; оно показало его полную неспособность сотрудничать с адвокатами по своему делу.
Дэнни Маккивер оспорил это предложение:
– С подсудимым очень трудно работать. В том, как он действует наперекор своим адвокатам, порой проявляется какая-то почти дьявольская хитрость. Но он абсолютно дееспособен.
Тед улыбнулся. Все что угодно лучше, чем считаться недееспособным.
Коварт также полагал, что Тед вполне дееспособен, и по мере того, как суд приближался к завершению, был выработан компромисс. Харви остался, Линн Томпсон осталась, а с заключительной речью со стороны защиты должна была выступить Пегги Гуд. Несколько позже Банди прокомментировал это решение как «очень положительное».
Я не виделась с Тедом наедине с тех самых пор, как прибыла в Майами, хотя и оставляла в тюрьме послания для него с моим телефонным номером. Не знаю, получил ли он их, а если получил, то позволили ли ему позвонить. Возможно, ему просто больше нечего было мне сказать. Поэтому я не могу судить, был ли он действительно дееспособен. Сложно сказать, было ли его намеренное расшатывание команды защиты привлечением внимания или свидетельством того, что он больше не был способен на рациональное поведение, будучи пораженным некой эгоманией, которая победила в нем все – даже инстинкт самосохранения. Я смогла наблюдать его только в зале суда, где он, казалось, был нацелен на окончательное саморазрушение.
Тед продолжал унижать своих защитников, наказывая их за то, что они не давали ему бо?льшую возможность влиять на процесс:
– Я изо всех сил пытался быть уступчивым. И мы здесь, скорее,обсуждаем проблему того, что адвокаты не способны поделиться частью своей власти. Возможно, мы столкнулись с проблемой профессиональной психологии. Адвокаты столь ревниво относятся к власти, которой они обладают в зале суда, что боятся поделиться ею с подсудимым. Они чувствуют такую неуверенность в собственных силах, знаниях и опыте, что боятся кого-то, в такой же степени компетентного, кто мог бы принимать участие в процессе защиты.
На это Коварт мягко заметил, что адвокаты Теда сдали все требующиеся экзамены и имеют дипломы юридических факультетов.
– Я ни при каких обстоятельствах не отдал бы себя в руки нейрохирурга, у которого за плечами всего полтора года учебы на медицинском факультете. Уверен, что и вы тоже этого не сделали бы.
На деле, конечно, защитники Теда были вовсе не так опытны. Коварт часто поправлял их, помогая точнее сформулировать вопрос. Большая часть проводимых ими перекрестных допросов была утомительной, банальной и тупиковой. Но с другой стороны, разве можно было сравнить Симпсона и Маккивера с такими звездами адвокатуры, как Мелвин Белли и Ф. Ли Бейли.
Суд над Банди с самого начала отличался какой-то уникальной посредственностью. Исключением был только судья. Если бы Тед смог сработаться со своими адвокатами, вместо того чтобы постоянно конфликтовать с ними, у него могла бы быть неплохая защита. Им удалось отвергнуть свидетельства с «записью фантазий», свидетельства по поводу маски из Юты, исключить из рассмотрения его прошлые преступления и побеги из тюрьмы. Несмотря на определенные ошибки с их стороны, они могли бы спасти его, если бы он им это позволил.
Входя в финальную стадию процесса, представители прессы продолжали делать ставки на его исход. Но уже создавалось мистическое ощущение, что происходит нечто такое, что уже невозможно остановить. Тед говорил о «несущемся поезде», и это задело некую струну, спрятанную глубоко в тайниках моей памяти. Над исходом данного процесса никто из нас уже не имел власти. Истина была потеряна где-то среди игр, ритуалов, пустых фраз и не менее пустых споров, сделанных для прессы заявлений и заметок для протокола.