Фильмы с резней заводили Теда до такой степени, что он мог полностью утратить контроль над собой.
Со временем, подобно всем, кто был близок с Тедом, Арт Норман прекратил общение с ним.
И вот теперь, в декабре 1987 года, прозвучал новый голос. Дороти Отноу Льюис, 51 года, профессор из медицинского центра при Университете Нью-Йорка, получившая образование в Рэдклифе и Йеле, занималась изучением молодых преступников, приговоренных к смерти во Флориде. Группа защиты Банди попросила ее встретиться с ним и оценить его психическое состояние.
В своих показаниях Льюис сообщала, что в течение семи часов беседовала с Тедом, прочла целые ящики юридических и медицинских документов, свидетельствующих о его прошлом, и опросила большинство его родственников. На основании всего этого она сформулировала свой диагноз.
По мнению Льюис, Тед страдал маниакально-депрессивным психозом и был подвержен тяжелейшим перепадам настроения. Существует еще один термин для данного расстройства, который используется в «Диагностическом статистическом справочнике» (ДСС – III – «библии» психиатров) – «биполярное расстройство».
Больные могут страдать от «смешанного биполярного расстройства» (с периодами подъема и депрессии), от «маниакального биполярного расстройства» (только с маниакальными фазами) и от «депрессивного биполярного расстройства» (только с депрессивными фазами). Когда-то считавшееся крайне редким расстройством, в настоящее время оно очень распространено и проявляется с разной степенью остроты.
Насколько мне известно, Теда Банди никогда до того времени не диагностировали как маниакально-депрессивный тип. Был ли он на самом деле таковым? Не знаю, но сомневаюсь.
Эксперт-психиатр доктор Чарльз Муттер не согласился с доктором Льюис:
– Его аргументы были блестящи. Он обладает блестящим умом. Ему удалось поставить под сомнение три постановления о приведении в исполнение смертного приговора. И это вы называете безумием?
Правилен ли был психиатрический диагноз, поставленный доктором Льюис Теду, или нет, но те свидетельства, которые она представила, поразили меня. Тед рассказывал мне о своем дедушке Сэме Кауэлле, которого Тед принимал за своего отца в первые годы жизни. Тед и Луиз жили вместе со старшими Кауэллами, Сэмом и Элеонорой, в течение первых четырех с половиной лет жизни Теда.
«Дедушку-отца» Тед описывал мне много лет назад как некое подобие Санта-Клауса. Тед обожал его. Когда Луиз привезла Теда в Такому в 1951 году, Тед говорил, что его оторвали от его деда, и он страшно скучал по нему. Тед то же самое рассказывал и доктору Льюис, что его дед был «чудесным, любящим, добрым» человеком, и все его воспоминания о нем окрашены исключительно в светлые тона.
Однако после беседы с другими членами семьи (кроме Луиз Банди) у доктора Льюис сложилось совершенно иное представление о дедушке Сэме. По их мнению, это был непредсказуемый человек с маниакальным характером. Сэм Кауэлл, талантливый трудоголик, работавший ландшафтным дизайнером, терроризировал свою семью во время приступов мрачного и тяжелого настроения.
Он относился к тому типу кормильцев, которые приходят с работы в таком настроении, что заставляют всех остальных членов семьи прятаться по углам. Он орал на них, оскорблял, мог наброситься с кулаками. Его собственные братья боялись его, постоянно проклинали и мечтали, чтобы его кто-нибудь сжил со света. Его сестра Виргиния считала Сэма просто сумасшедшим. При этом он был еще и чудовищный ханжа и ретроград, по сравнению с которым Арчи Банкер[49] показался бы либералом. Он ненавидел негров, итальянцев, католиков и евреев.
С животными он был настоящим садистом. Если у него на пути оказывался кот, он хватал его и крутил за хвост. Он пинал собак, живших в доме, до тех пор, пока они не начинали выть от боли.
Будучи дьяконом в церкви Сэм Кауэлл хранил у себя в теплице большую коллекцию порнографии. Некоторые родственники утверждали, что Тед со своим двоюродным братом пробирались туда, чтобы полистать эти журналы. Вряд ли это может быть правдой, так как Теду в то время было всего три или четыре года. Но кто знает…
Из материалов, собранных Льюис, бабушка Теда Элеонора предстает застенчивой покорной женой. Время от времени ее помещали в больницу для прохождения электрошоковой терапии от депрессии. В конце концов Элеонора перестала выходить из дому из-за тяжелой агорафобии и страха, что, если она покинет свой дом, ее обязательно постигнет какое-нибудь несчастье.
У этой странной пары родилось три дочери. Старшей была Луиз, затем шла Одри, и самой последней через десять лет родилась Джулия.
Таким был дом, в котором Тед Банди провел свои первые самые важные для формирования личности годы – годы, в которые в ребенке формируется совесть. В течение четырнадцати лет я задавалась вопросом, было ли что-то еще в детстве Теда, кроме его незаконнорожденности, кроме лжи его матери (если исходить из того, что Тед говорил мне правду об этом), что стало для него психологической травмой в Филадельфии. Наконец все прояснилось в ходе показаний доктора Льюис в Орландо.
Когда Луиз Банди обнаружила, что беременна от того загадочного мужчины, чья личность с годами становится еще более таинственной, она, должно быть, пришла в ужас. Она могла быть уверена, что ее семья отнеслась бы к рождению незаконного ребенка с куда большим негодованием, чем большинство других американских семей в 1946 году.
Ее церковь отвернулась от нее. В воскресной школе ее подвергли остракизму. Трудно даже вообразить реакцию ее отца. Мать, должно, быть, просто плакала и еще больше замыкалась в себе. Луиз оправилась в Берлингтон в полном одиночестве и родила там крепкого здорового мальчугана.
Потом она вернулась домой одна, на три месяца оставив Теда в приюте Элизабет Лунд, предаваясь мучительным раздумьям о том, как ей поступить. Может ли она забрать его домой в Филадельфию? Или ей следует отдать его приемным родителям? В важнейшем для ребенка периоде грудного вскармливания, пеленания, первых материнских объятий возникла долгая пауза.
Он был всего лишь крошечным младенцем, но, я уверена, он все прекрасно чувствовал.
Это не была вина Луиз Кауэлл Банди. Я всегда считала, что в откровенно жутких обстоятельствах она сделала все что могла. Но все-таки она привезла маленького Теда, чувствительного и очень способного маленького мальчика, в дом, находившейся в полной зависимости от капризов страшного тирана. То, что Тед Банди вспоминал своего деда только как чудесного и доброго человека, свидетельствует о том, насколько он был напуган. Скорее всего, он просто подавил неприятные воспоминания, практически стер все нормальные реакции.
Он выжил, но, как мне кажется, его совесть умерла именно тогда – жертва, принесенная Тедом в ходе бегства от ужаса. Часть его закрылась еще до того, как ему исполнилось пять лет.
Некоторые из родственников вспоминают, что Сэм и Элеонора Кауэлл говорили, что усыновили мальчика в 1946 году. Однако большинство не верят в эту историю. Элеонора была слишком больна, чтобы ей могли разрешить усыновление. Все прекрасно знали, что Тед – сын Луиз, но никто не говорил об этом вслух, что, в общем, подтверждает версию Теда. Он верил, по крайней мере, какое-то время, что Сэм и Элеонора – его родители. Я думаю, что он говорил правду. Он с таким волнением, с такой искренностью рассказывал, что никогда по-настоящему не знал, кто он на самом деле такой и кому принадлежит.
Тот факт, что Теду была нанесена тяжелая психологическая травма в раннем детстве, хорошо иллюстрировался очень ярким эпизодом, который пересказала доктор Льюис в ходе слушаний о вменяемости Теда в декабре 1987 года. Это случилось, когда Теду было три года. Его тетя Джулия, которой тогда было около пятнадцати лет, как-то проснулась и обнаружила, что вокруг нее лежат ножи. Кто-то положил их, пока она спала. Она не порезалась, но от сверкания их острых лезвий у нее сжалось сердце.
Джулия поняла, что ножи принесли из кухни, из ящика со столовыми приборами. Она подняла глаза и увидела своего трехлетнего племянника. Очаровательный, похожий на эльфа Тед Банди стоял рядом с ее кроватью и улыбался.
Ему было всего три года.
Тридцать лет спустя Тед сидел в зале суда судьи Шарпа и равнодушно выслушивал, как доктор Льюис описывала его страшное детство. Он был совершенно расслаблен и даже изысканно учтив в общении со своими адвокатами. Вслед за этим прокуроры продемонстрировали видеопленку судебной риторики Теда в феврале 1980 года – после того, как присяжные признали его виновным в похищении и убийстве двенадцатилетней Кимберли Лич. Более молодой Тед, вышагивающий перед судьей Уоллесом Джоплингом в Орландо, на мерцающем экране производил впечатление абсолютно нормального человека.
– Не я был признан виновным присяжными, – говорил Тед. – Виновным был признан символ, созданный прессой. На мне нет никакой вины. На мне нет никакой ответственности за что бы то ни было. Я не убивал Кимберли Диану Лич.
Видя себя на экране, Тед едва заметно улыбнулся. Несмотря на то что он сваливал вину на журналистов за превращение его в «символ», он прямо в тот же день доказал, что ему все еще нравятся направленные на него объективы. Когда его вели из тюрьмы в машину, чтобы отвезти в Орландо в зал суда, Тед заметил камеры репортеров. Ослепительно им улыбнувшись, он развернулся и запрыгнул в ожидавшую его машину.
Судья Кендалл Шарп, седой мужчина с выпирающей вперед челюстью, резервист ВМС, с которым шутки плохи, вынес постановление относительно вменяемости 17 декабря 1987 года. Шарп был быстр и тверд в своих решениях. Он был абсолютно убежден, что Тед был полностью вменяем во время процесса по делу Лич:
– Я полагаю, что мистер Банди является одним из самых умных,здраво рассуждающих и последовательных обвиняемых из тех, которых я когда-либо видел.
Он добавил также, что Банди весьма самоуверенный индивид, хорошо знакомый с юридическими процедурами: «Всякий раз, когда Банди представлял те или иные доводы, они были логичны, четко оформлены и ясно высказаны».