И снова я не догадался связать факты… Агния умеет дуру включать, мелет языком, несет всякую чушь, поэтому всерьез ее трудно воспринимать. Начала рассказывать мне, что в тюрьме к лесбийской любви пристрастилась. Ну, пристрастилась и пристрастилась, сейчас весь мир в розовых и голубых тонах, давно уже ничему не удивляешься. Но я подумал, что и Родичева могла к чему-то в тюрьме пристраститься. Вдруг она с каким-нибудь киллером в тюрьме сошлась? Стал наводить справки и выяснил, что в одной камере с ней сидела моя Агния…
– Хочешь сказать, что это Агния завербовала Родичеву?
– Да, как она до этого завербовала Горбатова. Горбатов Симоняна завалил, Агния пришла к нему, возможно, за отчетом, а тут мы с Карповым нагрянули… Мне бы догадаться, что убийство это заказное было, да связать это с найденной взрывчаткой…
– И на «мокруху» бывает проруха.
– Если бы только это… Горбатов не дожил до суда. Руки на себя наложил. Но теперь я уверен, что кто-то помог ему это сделать. И не исключено, что с подачи Костюшиной…
– Не исключено, – в раздумье кивнул Штохин.
– Я так думаю, что это Костюшина подбила Родичеву на убийство Никольской.
– Думаешь, заказ на нее был?
– На кого? На Никольскую? Да нет, скорее всего, Костюшина хотела Родичеву кровью повязать, чтобы потом завербовать ее. И завербовала. А потом еще и в Никольского выстрелила. Или сама это сделала, или кто-то из ее обоймы постарался. Смерть Никольского никто не заказывал, поэтому снайпер промахнулся…
– Снайпер промахнулся, а Родичева все равно из тюрьмы вышла, – вслух подумал подполковник.
– Сначала вышла из тюрьмы, затем вышла замуж за Никольского. Что называется, хорошо устроилась.
– Да, лучше некуда.
– Только должок перед Костюшиной остался.
– И она его отработала… Расстрелять тебя, Артем, надо. А потом наградить. Посмертно. Хорошо ты логический ряд выстроил, убедительно. Но если бы ты раньше обо всем этом догадался, то, возможно, ресторатор Караваев остался бы жив…
– Так его же не Костюшина заказала. Его ей заказали. И она исполнила. Если бы ее не было, заказали кому-нибудь другому…
– Что ж, расстреливать тебя не будем… – скупо улыбнулся Штохин.
Козырев мог предложить другой повод для расстрела. Он уже понимал, почему одна-единственная бутылка виски не только развязала ему язык, но и сподвигла на так называемый грех с Агнией и Дашей. Костюшина подмешала в напиток что-то наркотическое, поэтому он и рассказал ей все, что знал про Киру Родичеву. И про нее саму рассказал. На сказку действительность переложил, не догадываясь, что «добрая фея» сидит рядом… Но этот грех Артем решил утаить. Ведь он фактически разрушил план Штохина, и тот мог бы расстрелять его за это на месте. Моральный расстрел – процесс малоприятный, и лучше под него не попадать.
– И награждать тоже.
– Ты сказал, что Родичева знает про наше к ней внимание.
– Костюшина знает.
– С чего ты это взял? Ну да, она же к тебе пришла после того, как мы Родичеву в разработку взяли… А откуда она узнала?
– Я бы очень хотел об этом с ней поговорить, – развел руками Артем. – Но я боялся ее вспугнуть.
– Это правильно, сначала надо со мной посоветоваться…
– Но я, кажется, все-таки ее спугнул.
Козырев рассказал про Дашу, про то, как пришел к ней домой, навел, что называется, шороху и установил «жучки».
– Боюсь, что Костюшина уже все поняла. Начала, как говорится, за здравие… Пасут, сказала, Родичеву, со всех сторон обложили. На этом все и закончилось. Дальше – сплошной фарс.
– Так и сказала, что Родичеву со всех сторон обложили? – не предвещающим ничего хорошего голосом спросил Штохин.
– Нет, не называла она фамилии, имени тоже. Но ведь ясно же, о ком речь, – неуверенно сказал Артем.
– Мне, например, не ясно.
– Мы следили за домом, и к Соловаровой я пошел, когда Костюшина уехала. Ее почти сутки не было. Возможно, она пыталась достучаться до Родичевой. Возможно, достучалась. А возможно, и нет… Возможно, Родичева ничего не знает…
– Зато Костюшина знает, что ты взял ее на прицел… Она не пыталась с тобой связаться?
– Пока нет.
– Где она?
– Дома. Карпов за ней наблюдает. И за ней, и за Соловаровой.
– «Жучки» на месте?
– На месте, но голодают. Не кормят их информацией, – невесело проговорил Артем.
Девушки старательно обходили стороной животрепещущие темы, зато, как нарочно, активно обсуждали, как хорошо провели время в компании с Артемом. А Карпов и слушал это, и записывал… А ведь Агния могла рассказать, как Артем сочинял вслух сказку про кровожадную Золушку и совсем не добрую фею. Что ж, всегда можно сказать, что ничего такого не было, списать все на провокацию. Но ведь себя-то не обманешь… А ведь знал Артем, что Агния неспроста появилась на его горизонте. Терялся в догадках… Терялся, терялся и потерялся… Обидно. И стыдно…
– Что делать будем? – спросил он.
– Раньше надо было спрашивать. Устроил здесь самодеятельность.
– Хотел утвердиться в своих подозрениях.
– Утвердился?
– Утвердился… Костюшина про Родичеву говорила, это ее обложили со всех сторон.
– Этот факт можно подшить к делу? – с сарказмом спросил Штохин.
– Нет.
– И обвинение на этом не построишь… За взрывчатку эту Костюшину, говоришь, судили?
– За взрывчатку.
– И сколько ей дали?
– Десять месяцев. С учетом того, сколько она провела под стражей, из зала суда ее и освободили…
– Десять месяцев? Что-то маловато за тротил. Можно добиться пересмотра дела, вернуть Костюшину под стражу…
– И что это даст?
– Под наблюдение ее надо было брать, а не под стражу. Но ты, майор, спугнул ее. Спугнул, а теперь спрашиваешь, что нам делать… Кто такая эта Даша Соловарова? Думаешь, она подельница Костюшиной?
– Очень даже может быть. Девчонка она, в общем-то, рисковая. Мужчин умеет заманивать. Заманит жертву куда-нибудь на квартиру, угостит его вином с ядом, а дня через три у него тромб оторвется. Или еще что-то в этом роде…
Видимо, что-то дрогнуло в голосе Артема, не зря же Штохин с подозрением глянул на него.
– Что там у тебя с ней было?
– Ну-у… Она же не английский шпион, и сейчас не тридцать седьмой год…
– Ага, и доказательства одним уколом добыть можно. Но «сыворотка правды» у нас под запретом… Может, попробовать? Пентотал натрия у нас есть. И с Костюшиной у тебя, майор, как бы любовь. Придешь к ней, уложишь в постель…
– А Дашу я куда дену?
– Карпова с собой возьми. Нет, Карпова не надо. И самому тебе соваться не стоит. Если они с «жучками» тебя раскусили, то и с уколом ничего не выйдет. Не подпустят они тебя к себе. Разве что «на живца» попробовать…
– Они меня пристрелят, а вы их потом с поличным возьмете, нормально.
– Пристрелят? Думаешь, у них оружие в квартире есть? Была же у Костюшиной взрывчатка…
– Ну, найдем мы оружие, и что? Скажут, что нашли. Не станут они колоться…
– А если там целый арсенал?
– Да нет, арсенала там не будет. А вот в Троицке очень даже может быть. – Артем провел рукой по затылку, как будто шип там был, потянув за который можно вытянуть наклюнувшуюся мысль.
– В Троицке?
– Родители у нее в Троице живут. Вернее, мать с отчимом.
– И что с того?
– Да вот я думаю, почему Костюшина позволила нам найти взрывчатку? Она могла бы не говорить адрес своей московской квартиры. Квартира съемная, адрес нигде не указан, а она сказала. Почему?
– Почему? – эхом отозвался подполковник.
– А потому что в паспорте у нее троицкий адрес был. Мы бы могли туда поехать, а она этого не хотела. И чтобы мы туда не поехали, она московский адрес нам дала. Хотя и знала, что у нее там спрятана взрывчатка…
– Подставила себя, чтобы не подставлять родителей?
– Ну, я не думаю, что она боялась их побеспокоить. Если бы у них ничего запрещенного не было, она бы не стала уводить нас от них…
– Возможно… А краденое вы у нее на московской квартире нашли?
– Нет.
– Почему тогда к ее родителям не съездили?
– Да вот не додумались. Нам тогда одной взрывчатки хватило…
– Какая-никакая, а палка в графе «раскрытие», да? – усмехнулся Штохин.
– Давно это было.
– Давно. Только что-то ты не стал умнее, майор…
Артем с трудом проглотил эту пилюлю. В принципе, он действительно дал дурака, не раскусив Агнию сразу. Но ведь лучше поздно, чем никогда…
– Кто у нее родители, ты выяснял? – как ни в чем не бывало спросил Штохин.
– Нет.
Мать Агнии Костюшиной работала главным бухгалтером в коммерческой фирме, очень неплохо зарабатывала, что позволяло ей содержать двухэтажный дом на окраине города. Отчим у нее инвалид войны, протез у него вместо ноги. Карпов был в военном комиссариате Троицка, наводил справки об Иннокентии Романовиче Валерьянове. Капитан в отставке, ветеран первой Чеченской кампании, орденоносец, служил в мотострелках. После госпиталя вернулся домой, сошелся с вдовствующей Костюшиной, в девяносто восьмом году женился на ней. Агнии тогда было тринадцать лет…
– Ладно, сами разберемся… Значит, Костюшина Агния… Как отчество?
– Петровна, – бесцветным голосом отозвался Артем.
– Адрес в Троицке какой?
– Зачем?
– Как зачем? Ты же сам сказал…
– Я не говорил, а делился соображениями. И совсем не факт, что Костюшина «крестная» Родичевой. Может, и не киллер она вовсе. Я же не умный, могу и ошибиться… А насчет адреса, так это в следственный изолятор номер шесть. И личное дело Костюшиной там. Туда ведь не только дураков, как я, пускают, но и умников из департамента.
– Ты что, обиделся?
– Не «ты», а «вы»… Официально я вам не подчиняюсь, товарищ подполковник, так что давайте без панибратства.
– Обиделся! Так нельзя!
– А это мне решать, что можно, а чего нельзя…
– Ты извини, Артем, я погорячился…
На поясе у Козырева зазвонил телефон, и он, не обращая внимания на Штохина с его объяснениями, вынул из чехла трубку. Звонил Карпов.