«Когда он расстраивается, – сообщил психиатр, – то действует импульсивно… Себя он характеризует как человека, всегда чувствовавшего, что правила следует нарушать. Он нарушал их и дома в детстве, и когда учился в школе… У его матери был очень плохой характер».
Описывая свое детство как несчастливое, Шоукросс отметил, что его родители постоянно ссорились. Отчет психиатра из социальной службы завершался диагнозом «диссоциальное поведение» и примечанием о том, что условно-досрочно освобожденный, «по-видимому, не заинтересован в наших услугах».
К выходным в честь Дня труда Джек Блейк числился пропавшим без вести уже почти четыре месяца, но в Рочестере, родном городе Хелен Хилл, этому случаю уделялось мало внимания, и когда друг Хелен предложил съездить на праздник в Уотертаун, ей пришлось сделать паузу и подумать, прежде чем она смогла вспомнить, с чем у нее ассоциируется это место. Она никогда не бывала ни в одном из этих городов вблизи канадской границы, но слышала их названия в погодных сводках: «Самым холодным местом в стране сегодня был Уотертаун… Массена… Огденсберг…» Они представлялись ей такими негостеприимными – пустыми, безличными, похожими один на другой, как кубики льда. Что за люди там живут? Даже названия этих мест отдавали холодом.
Хелен была миниатюрной и симпатичной женщиной с волнистыми рыжевато-каштановыми волосами до плеч, большими карими глазами и тонкими чертами лица – неподходящая внешность для самого смешного человека в семье. Друзья говорили, что она похожа на актрису Арлин Даль, а поведением напоминает комика Супи Сейлса. Племянницы и племянники были от нее в восторге: «Хотим, чтобы тетя Ини приехала. Она такая забавная».
В этой роли семейного клоуна ей нравилось забавлять свою преданную публику. Когда ее спрашивали, как она научилась так веселить людей, она объяснила, что все дело в бедности. Ее мать содержала семью, почти не получая помощи от пьяницы-мужа: постельное белье стирала в ванной, потому что они не могли позволить себе стиральную машину, работала на двух работах и ухитрялась всегда сохранять хорошее настроение. Хелен, а также ее восемь братьев и сестер выросли одной сплоченной командой. Даже став взрослыми, они то и дело наведывались друг к другу домой, нянчились с племянницами и племянниками, обменивались подарками и всегда помогали родным чем могли. Для семейной вечеринки годился любой предлог. Телефонные разговоры длились часами. В конце концов Хелен усвоила, что семейная близость – это то, что удерживает ее психику на плаву.
Прошел год, как она развелась с механиком из компании «Истмэн кодак». У него обострились проблемы с алкоголем, и ее беззаботный подход к жизни подвергся тогда нелегкому испытанию. Как только она начала привыкать к тому, как растить четверых детей в одиночку, их передвижной дом сгорел дотла, и всей толпой им пришлось переехать к матери Хелен. Она ни с кем не встречалась, но на импровизированной вечеринке познакомилась со Стэном Фишером, в обществе которого отдыхала душой. Он был радушным, симпатичным человеком и нравился ее детям. Это не было любовью, но помогло ей пережить одиночество.
Теперь же Хелен решила принять предложение Стэна съездить на выходные в Уотертаун, чтобы навестить его сводную сестру и других родственников. Она считала, что знакомить друг друга с родственниками еще рановато, но если он не возражает, чтобы компанию им составила ее дочь Крисси, которой еще не было трех лет, то такая поездка позволила бы им отдохнуть и развеяться. Уоллис, сестра Хелен, которая получила имя в честь герцогини Виндзорской, согласилась посидеть с тремя ее другими детьми: двенадцатилетним Бобом, десятилетним Томом и восьмилетней Карен Энн.
В последнюю минуту Карен упросила нас взять ее с собой. Отговорить ее было трудно. У нее на все было свое мнение. Она всегда говорила мне: «Я могу это сделать, мамочка. Я могу сделать это сама!» Как я могла ей отказать? Она выглядела такой несчастной, когда смотрела на меня своими огромными шоколадными глазами из-под челки медового цвета. В это время она как раз переживала период бурного роста. «Мамочка, не оставляй меня, – умоляла меня Карен. – Пожалуйста, пожалуйста, мамочка, возьми меня с собой в Уотертаун».
Стэн сказал: «Давай заберем всех детей с собой», – но я не хотела навязывать себя и еще четырех детей людям, которых не знала. Так что мы оставили двух моих мальчиков с сестрой Уолли, а Карен забралась на заднее сиденье с малышкой Крисси. Они смеялись и хихикали всю дорогу до Уотертауна, две мои маленькие светленькие дочурки. Я рассказала Стэну, как Карен родилась в День отца крошечным комочком в три килограмма триста граммов. Рассказала ему, как пожаловалась медсестре: «Это не мой ребенок», – и медсестра сказала: «Хелен, это ваша дочь», – а я ответила: «Неправда. Посмотрите на эти черные как смоль волосы!» Я еще тогда подумала: «Боже, какая она некрасивая». Я отвезла ее домой, и через четыре недели она стала такой же блондинкой, как и остальные. Во мне есть французская и норвежская кровь, и мы решили, что черные волосы – это французское наследство, однако норвежские гены его вытеснили. Теперь ей исполнилось восемь, и она была чудесным ребенком.
Уотертаун удивил нас. Был солнечный сентябрьский день, и нигде не было видно ни одного пятнышка снега. Мы проезжали мимо больших домов и старых деревьев по Вашингтон-стрит, главной улице города. Разглядывали здания с греческими колоннами и большую статую, которая казалась высеченной из белого мрамора. Городская площадь выглядела не квадратной и не круглой, а какой-то продолговатой. Движение вокруг площади было односторонним, никто, казалось, никуда не спешил. В одном конце стояла церковь с большими часами на колокольне, а по пути к другому концу площади Стэн указал на табличку маленького магазинчика «Вулворт»: «В этом магазине начали продавать все товары по пять и десять центов». Карен пришла в восторг, когда мы проезжали мимо статуи нимфы в фонтане. Стэн сказал, что туда можно бросать монетки на удачу.
Мы ехали по узкой улочке между зданиями, которые выглядели так, словно пустовали уже много лет. Я нервничала из-за предстоящей встречи с родственниками Стэна и не заметила, как мы переехали по мосту через узкую реку. До вечера было еще далеко, но солнце почти не проглядывало между кирпичными стенами, и было легко что-то не заметить, особенно когда ты при этом думаешь о встрече с незнакомыми людьми. Ширина реки Блэк не больше двадцати метров, и низкий мост над ней мало похож на мост; когда вы едете по нему, он выглядит как часть дороги.
Сводная сестра Стэна, Линда Майлз, и ее муж Дик жили в маленьком деревянном домике на Перл-стрит, в доме 503 напротив завода «Блэк Клоусон», где производили оборудование для бумажных фабрик. Дом находился прямо за углом от дома Мэри Блейк на Уотер-стрит, хотя в то время я еще ничего не знала о Блейках. На углу улицы стоял невзрачный бар. В этом районе жили горничные и фабричные рабочие. В воздухе пахло паровозами, которые проходили по Рочестеру, когда я была маленькой. Когда мы вышли из машины, я обратила внимание на дымку в воздухе. Все это место напоминало театральные декорации, только огромного размера. В воздухе стоял тяжелый запах смога с примесью масла или сырой золы.
Линда и Дик понравились мне с самого начала. У них были свои дети, и они приветливо встретили моих девочек. Карен пристала ко мне с просьбой вернуться к фонтану и бросить монетку, так что когда мы разместились в гостях, я взяла ее за руку и повела обратно к площади, до которой было минут пятнадцать ходьбы от дома. О своей тайной мечте она не говорила, но я и так ее знала. Карен хотела вырасти, стать кинозвездой и выйти замуж за Тома Джонса[4]. Как и все в моей семье, она была помешана на музыке и танцах. Однажды я услышала, как она говорит малышу: «Давай я покажу тебе, как танцевать джиттербаг[5]». Это было что-то. Когда она призналась мне, что ее любимая песня Joy to the World, я сказала что это тоже одна из моих любимых рождественских песен. «Нет, мама, не та. Я про песню группы Three Dog Night[6]. Особенно ей нравилась оттуда строчка про рыбок в синем море. К тому времени как мы закончили бросать монетки в фонтан, уже начинался вечер, поэтому я купила ей мороженое в маленьком ресторанчике под названием «У Энрико». Официантка усадила нас у окна, чтобы Карен могла смотреть на фонтан.
В дом на Перл-стрит мы вернулись уже в сумерках. В гостях у Линды и Дика был священник по имени Бенуа Дост. Он схватил Карен и посадил ее к себе на колени, и я услышала, как она спрашивает его: «Почему вы носите этот ошейник?» Прежде чем я успела извиниться, он ответил ей со смешным франко-канадским акцентом и, похоже, ничуть не обиделся. Через некоторое время он спустил ее на пол и ушел, а я пожелала ему спокойной ночи, еще не зная, какую роль он сыграет в моей жизни.
Проснувшись на следующее утро, я раздвинула шторы. Была суббота, солнечный и ясный день. Я открыла окно, в теплом воздухе пахло свежим бельем. Фабрики были закрыты на праздничные дни. Я одела Карен в нарядные красно-бело-синий топ и шорты, потому что наступил День труда.
Ближе к двум часам дня Карен сказала, что хочет поиграть на улице, и я велела ей держаться поближе к дому и не уходить далеко. Я не предупредила ее насчет реки, потому что толком не знала о ней. Я все еще немного нервничала из-за пребывания в чужом доме и была слегка рассеянна и беспокойна.
Мне хотелось выглядеть поприличнее, поэтому я решила вымыть голову, но перед этим подошла к двери с сеткой и проверила, как там Карен. Она держала в руках белого кролика, принадлежавшего одному из детей Линды. Я сказала:
– Милая, мама собирается вымыть голову. Оставайся во дворе, ладно?
– Так и сделаю, мам. – Она озорно на меня посмотрела, как бы говоря: «Может, да, а может, и нет».