Полгода спустя, 27 мая 1977 года, психотерапевт отметил в досье Шоукросса: «Не хочет посещать групповую терапию… Испытывает сильный стыд и раскаяние в содеянном [с Карен Хилл] и не считает, что готов или заслуживает освобождения. Нравится жизнь в институциональной среде…» Психотерапевт также сообщил, что Шоукросс страдает депрессией из-за убийства и видит Карен Энн Хилл в ночных кошмарах.
Другому представителю тюремной администрации тридцатидвухлетний заключенный сказал, что не знает, почему убил двух детей, но «меня сейчас не должно было быть в живых». Офицер отметил, что условно-досрочное освобождение может быть сопряжено с риском и назначил еще одну психиатрическую экспертизу. Доктор повторил более ранний диагноз: «Антисоциальное расстройство личности [социопат] и шизоидное расстройство личности… психосексуальные конфликты».
После пяти лет тюремного заключения Шоукросс, казалось, приспособился к роли одиночки в тюремном блоке. «…склонен к упрощенным, по-детски неглубоким отношениям, – писал еще один психотерапевт в 1977 году. – Большую часть времени проводит в одиночестве. Не способен устанавливать отношения со сверстниками, но проявляет большое доверие к официальным лицам».
Его попытки добиться условно-досрочного освобождения обычно отклонялись. Всякий раз перед заседанием комиссии по условно-досрочному освобождению газета «Уотертаун дейли таймс» предупреждала жителей округа Джефферсон о «возможном освобождении Шоукросса», и в «Грин-Хейвен» приходили гневные письма. Дэвид К. Ноултон из «Ноултон спешлти пейперс» напомнил властям о совершенных Шоукроссом поджогах, включая пожар на заводе на Фэктори-стрит, причинивший убытки в размере 280 000 долларов. Столь же откровенно высказывались различные окружные прокуроры округа Джефферсон, начиная с Джона Ф. Бастиана в 1976 году. Преемник Бастиана, Ли Клэри, написал: «Если этот человек будет освобожден, ни у кого в округе не останется веры в систему уголовного правосудия».
Отдел по условно-досрочному освобождению штата Нью-Йорк согласился с этим мнением. «Освобождение этого человека и его возвращение в общество сейчас, учитывая отсутствие у осужденного изменений в поведении, может привести к убийству еще нескольких детей», – писал офицер по условно-досрочному освобождению в 1977 году. Четыре года спустя офицер по надзору по имени Томас Коннолли провел «приятное», по его словам, интервью с Шоукроссом и сообщил комиссии свое мнение: «В настоящее время категорически против условно-досрочного освобождения… Заключенный явно опасен и способен на ужасные преступления».
Даже, казалось бы, освоившись в тюремных условиях, Шоукросс оставался изгоем. Администрация исправительного учреждения отметила, что он переписывается с двумя своими сестрами, Донной и Джинни, матерью Бетти и подругой по переписке в округе Делавэр, но с младшим братом Джеймсом и отцом, бывшим морским пехотинцем Артуром Гаем Шоукроссом, практически не общается[11].
Примерно раз в месяц он разговаривал с матерью по телефону, описывая тюремную жизнь в выражениях, которые иногда казались неуместными («Полицейские застукали двух парней за этим занятием прошлой ночью»). Бетти Шоукросс была настолько подавлена преступлениями своего сына, что редко выходила за пределы Шоукросс-Корнерс и своим родственникам говорила, что ее определенно не интересует сексуальная жизнь мужчин за колючей проволокой.
Время от времени мать отправляла по почте посылку и добросовестно пересылала сыну ежемесячный чек по нетрудоспособности из Министерства здравоохранения. «Он такой же, как всегда, – разочарованно призналась она подруге. – То, как он говорит, то, о чем он говорит, – совершенно не изменилось».
Какое-то время он говорил своей матери, что подумывает стать верующим, но вскоре оставил эту тему. Затем намекнул, что женился в тюрьме, но один из родственников проверил эту информацию и сообщил, что это всего лишь очередная выдумка. Никто из родителей ни разу его не навестил.
Отбыв половину срока, Шоукросс начал пользоваться тюремными возможностями. Бросив школу после девятого класса, он лишь теперь получил диплом об окончании средней школы, а потом и сертификат класса «В» по окончании курса садоводства от Университета штата Пенсильвания. Также Шоукросс получил свидетельство столяра и в разное время работал слесарем, мастером по ремонту наушников, поваром, садовником, дворником, клерком и мастером-электриком. Психотерапевты отмечали, что он время от времени читает научно-популярную книгу и продолжает совершенствовать свое мастерство в рисовании по стеклу.
Впервые в его тюремных документах появилось неожиданное слово «старательный». Советник по исправительным учреждениям Уильям Ф. Хатчинсон писал: «Более расположен и открыт в отношении к другим людям, завоевал уважение сотрудников благодаря скромному поведению и добросовестному выполнению предписанных обязанностей».
Инспектор по имени Джон Бичи сообщал: «Он не из тех парней, которые устраивают беспорядки или что-то в этом роде. Люди такого типа обычно ведут себя здесь очень тихо».
Но какого именно типа был этот человек, который голыми руками убил двоих детей и, казалось, умел контролировать эмоциональные импульсы не лучше барракуды? Год за годом бихевиористы приступали к анализу личности убийцы и получали неизменно разочаровывающие результаты. Как и в большинстве тюрем, психиатрическая экспертиза и терапия были представлены здесь на самом низком уровне, и это обстоятельство, по-видимому, не вызывало недовольства у заключенного. Во время диагностических интервью он движением головы отвечал «да» или «нет» или складывал руки на животе и молчал. Иногда он дремал или игнорировал спрашивающего, так же как игнорировал других. В редких порывах разговорчивости он преуменьшал серьезность своих преступлений или намекал на то, что находился во власти неконтролируемых импульсов. Чаще всего он просто не хотел об этом говорить.
Его долгая и задокументированная история «обмороков» привлекла внимание врачей, но исследования показали, что мозг и нервная система в полном порядке. В период пребывания в «Аттике» ему поставили диагноз «обмороки» (остановка дыхания и кровообращения) и в его личном деле часто появлялись пометки: «потерял сознание», «найден на полу», «упал в обморок», «головокружение», «падение с лестницы». Психотерапевты задавались вопросом, не были ли эти случаи инсценированными.
В «Грин-Хейвене» этот вопрос про убийцу остался без ответа, как и многие другие. Казалось, он старел быстрее, чем его товарищи по заключению: в возрасте тридцати пяти лет его темно-каштановые волосы начали седеть, он раздался в поясе, плечи резко поникли, как будто лишний вес тянул их вниз. Тюремные задиры усвоили, что он сохранил былую силу, но его мышцы, казалось, были уже не такими упругими. Кожа вокруг зеленых глаз начала покрываться морщинками. Он жаловался на боли в животе, депрессию, перепады настроения, головные боли, другие недомогания. Были ли эти жалобы искренними, или он просто искал внимания? Никто не мог сказать наверняка.
В одном интервью он бессвязно рассказывал о том времени, когда ему было семь или восемь лет и его мать «обнаружила письмо от любовницы отца из Австралии». Далее в отчете говорилось: «С этого момента мать никогда не позволяла его отцу чувствовать себя главой семьи. Заключенный сказал, что в течение многих лет его мать ругалась на отца, обливала его кофе, всячески оскорбляла. Заключенный отметил, что его мать занималась хозяйством, а отец просто приносил домой деньги и не обращал внимания на детей».
Позже психиатр сообщил: «Он заявил, что у него было очень несчастливое детство, потому что его родители постоянно ссорились. Он был одинок, чувствовал себя в семье нелюбимым и нежеланным».
В качестве оправдания убийства двух детей эти объяснения казались недостаточными и банальными. Психотерапевты привыкли слышать, как заключенные обвиняют своих родителей в совершенных ими преступлениях, и мало кто воспринимал жалобы Шоукросса всерьез.
Воспоминания, в которых он пытался оправдать совершенные преступления, были неискренни и полны упущений. Сначала он говорил, что ничего не помнит, позже проявил некоторое раскаяние, но отказался говорить о деталях. Видя, что его неохотные признания не производят впечатления на тюремные власти, он «признал, что совершил преступление [Хилл], и больше не притворялся, что потерял сознание или не помнит деталей, – говорилось в очередном отчете. – Заключенный утверждает, что он полностью понимает, что произошло при совершении преступления в отношении Карен Хилл».
Новая, расширенная версия выглядела в описании психолога так: «Утверждает, что справлял нужду и, когда появилась девочка, испугался, что это может быть сочтено как нарушение условий УДО». Вместе с тем признается, что был под железным мостом и «думал о сексе». Эксперт отметил, что заключенный «все еще отрицает, что помнит о своих действиях в отношении девочки после того, как схватил ее».
Заключенный рассказал немного больше, отвечая на вопросы членов комиссии по условно-досрочному освобождению. Он сказал, что «пошел в туалет» под мостом, когда «появилась эта девочка, и я испугался из-за УДО. После этого все пошло наперекосяк… Я испугался, схватил ее и уже не понимал, что делаю».
Ему велели в деталях описать, как он убил ребенка. Шоукросс утверждал, что ничего не помнит. Он ни словом не обмолвился о кролике, которого несла Карен Хилл, не сообщил никаких подробностей того, как заманил ее к себе, и настаивал на том, что понятия не имеет, как она подверглась изнасилованию и содомии.
Его рассказы об убийстве Блейка были более последовательными, но столь же краткими в подробностях. Он постоянно повторял урезанную версию, которая, как хорошо знали детектив Чарльз Кубински и другие представители правоохранительных органов Уотертауна, была ложной: «Этот парень продолжал следить за мной. Я ударил его. Он врезался в дерево и упал. Я пошел дальше». Поскольку дело не рассматривалось в суде и никто не давал показаний об этом ужасающем преступлении, тюремные чиновники не знали о его прежнем влечении к Джеку Блейку и попытках выманить ребенка из дома. Они также не знали, что перед убийством с мальчика была снята одежда. В результате никаких неловких вопросов об этом задано не было.