Что-то случилось с моими мамой и папой, когда мне было примерно девять лет. Моя бабушка (папина мать) получила письмо от какой-то женщины из Австралии. Писавшая утверждала, что папа женат на ней и у них есть сын. На год старше меня. Моей матери показали это письмо. С этого дня моя жизнь перевернулась с ног на голову. Папа опустил голову от стыда. Он не мог посмотреть тебе в глаза и сказать, что это неправда! Мама взяла все в свои руки и превратила жизнь в этом доме в ад. Папа даже телевизор не мог посмотреть без того, чтобы мама не выругалась или не бросила в него чем-нибудь. Даже на работе он мог бы добиться большего, но после всего случившегося перешел работать в гравийный карьер. Мне стыдно за отца, а теперь стыдно за себя. Одна и та же женщина сделала это с нами обоими.
Родственники заметили упадок семейного духа. Тесно связанные между собой жители Шоукросс-Корнерс всегда считали Бетти крикуньей и скандалисткой, которая забрала слишком много власти в семье. Если гости становились не на ее сторону, она бесцеремонно, с прямотой, типичной для Новой Англии, отмахивалась от них: «Убирайтесь к черту из этого дома и больше не возвращайтесь». Она говорила все, что приходило на ум, и ей было наплевать, нравится это кому-то или нет. Вдобавок она еще и ругалась по-английски, по-гречески и по-итальянски.
Однако до получения письма из Австралии в семье не было явных семейных неурядиц и жизнь в маленьком деревянном домике казалась спокойной, возможно, благодаря покладистому мужу.
– Отец Арти был самым счастливым парнем на свете, – рассказывал один из родственников. – У него было чувство юмора. Если вы рассказывали ему шутку, он хохотал во все горло. Жил своей работой, никогда не сказывался больным, не уходил в отпуск и не опаздывал. У него не было никаких интересов вне дома – он не играл в боулинг, не рыбачил, не играл в бинго или пинокль и не бегал за женщинами. Я не думаю, что он когда-либо в своей жизни заглядывал в бар. Он был из тех парней, которые двадцать часов подряд работают на снегоочистителе, а потом заступают в следующую смену. Но после того как Бетти узнала о другой женщине, никто больше не видел, чтобы он улыбался или дурачился. С тех пор он зажил собачьей жизнью.
Друзья заметили, что после раскрытия австралийской тайны у Бетти все чаще случались приступы ревности.
– Она озлобилась, ей было не угодить, – рассказывал ее двоюродный брат. – Если Арт смотрел телевизор и на экране появлялась женщина, Бетти кричала: «На что, черт возьми, ты пялишься? Хочешь ее, да? Ах ты такой-сякой…» Он отворачивался, а она ходила по комнате и пилила его, пилила без конца. Каждый день она приезжала за ним к карьеру, и не дай бог, если его не окажется на месте.
По словам других родственников, ее любимым уничижительным словечком стало «шлюха». «Почему ты таращишься на эту шлюху?» Она начала называть соседку шлюхой. Однажды вечером друг семьи пришел с женщиной, а когда пара ушла, Бетти обозвала гостью «этой шлюхой». Племянница объяснила это так: «На девушке была мини-юбка, и дядя Арт поздоровался с ней. Для Бетти этого было достаточно, чтобы назвать ее шлюхой».
Муж укрывался за дымом своих сигар. Он стал еще больше времени проводить на работе. Занялся благоустройством дома и ремонтом. Он всегда был самоуверенным, на все имел свое мнение и часто вступал в оживленные споры со своим братом Фредом-младшим о достоинствах «Хадсон Хорнетс» против «Фордс» или насчет того, кто выиграл Вторую мировую войну – морская пехота Арта или армейская авиация Фреда, но теперь по большей части молчал.
– Бетти была очень вспыльчива и злилась на дядю Арта, – объяснял двоюродный брат. – Если он начинал говорить что-то, что ей не нравилось, она говорила: «Артур?» – и он замолкал. Он просто заткнулся и позволил ей взять верх. С детьми было то же самое. У юного Арти был другой подход. Он просто держался подальше от дома.
В дальнейшей жизни убийца постоянно жаловался на то, что он глубоко любил свою мать, но не мог угодить ей, как бы сильно ни старался. Его решением в детстве стало проводить больше времени в угловом доме Мюриэл, своей бабушки по отцовской линии.
– Она всегда была такой любящей с нами, детьми, – вспоминал один из родственников. – Арти был одним из ее любимчиков. Он подходил к ней, чтобы она погладила его по спине. Он сделал бы для нее все, что угодно. В шесть часов утра он постриг бы ее лужайку. Он идеально подстригал газоны и делал это для всех. Но он никогда не работал в своем собственном дворе, как бы сильно его ни ругали родители.
С каждым годом потребность мальчика во внешней привязанности и одобрении, казалось, возрастала наряду с его донкихотским поведением, направленным на привлечение внимания. Он украл безалкогольные напитки из холодильника в продуктовом магазине «Бренонс» в Браунвилле и хвастался своими кражами, украл мороженое в магазине и поделился им с несколькими мальчиками, украл портативный радиоприемник из соседнего дома и развлекал своих двоюродных братьев музыкой. Были времена, когда он проявлял забавное чувство юмора и заставлял людей смеяться, но рано или поздно он отталкивал каждого потенциального друга. Когда он проигрывал соревнование, ему хотелось драться.
– Он не знал значения слова «хватит», – вспоминал двоюродный брат. – Избив кого-нибудь, он продолжал драться, пока кто-нибудь его не оттащит.
А вот что сказал другой двоюродный брат:
– Он бы повалил тебя на землю и заскрежетал зубами. Он бы ударил тебя и сказал: «Бах! Хлоп! Бах!» Он будто не знал, как выразить свой гнев, и использовал слова из комиксов.
По мере того как гнев, казалось, усиливался, усиливались и его издевательства. Он ударил мальчика книгами по лицу, разбив ему очки, и сломал нос своему двоюродному брату Дэвиду игрушечной винтовкой. Его более слабые одноклассники предпочитали исчезнуть, когда он появлялся в поле зрения.
– Мы были охренеть как напуганы, – вспоминал один из его бывших одноклассников. – Он был как черная туча, нависшая над районом. Ходили разговоры, что он приспешник Сатаны, дьявольский, злой. Никто, черт возьми, не знал, как с ним держаться. Ему не нужна была причина; он просто взрывался. Когда мы отворачивались от него, он только еще больше злился.
Через некоторое время Арти, похоже, отказался от нормальной детской жизни, все чаще уходил в окружающие Шоукросс-Корнерс леса, выискивая окаменелости, лазя по деревьям, исследуя пещеры и расщелины, вечно шепча что-то себе под нос. Он настаивал на том, что лес – его частная собственность, и угрожал застрелить нарушителей из мелкокалиберной винтовки. Если он был легким в воспитании ребенком, как позже настаивала его мать, то, возможно, потому, что редко приходил домой, кроме как поесть и поспать.
В девять лет он пожаловался, что у него затекают ноги. Родители беспокоились о возможности заражения полиомиелитом, который был проблемой в те времена, когда еще не проводилась всеобщая вакцинация. Когда год спустя Шоукроссы устраивали пикник на озере, маленький Артур соскользнул со скалы и ушел под воду на глубине метра. Отец вытащил его на берег. Когда к мальчику вернулось дыхание, он заявил, что не может ходить. Его положили в отделение неотложной помощи больницы сестер милосердия как «мистера Артура Джона Шоукросса».
Шесть дней тщательных обследований, включая спинномозговую пункцию и электрокардиограф, ничего не показали. Кровь, спинномозговая жидкость, моча, пульс, дыхание, рефлексы, мозговая активность – все регистрировалось в пределах нормы. Врачи, наконец, сдались и поставили диагноз «энцефаломиелит[16] неопределенного типа» и отправили пациента домой.
Годы спустя несколько циничных родственников все еще настаивали на том, что Арти симулировал симптомы, чтобы еще раз привлечь к себе внимание. По словам тех, кто знал его лучше всего, он часто симулировал болезни и даже потерю сознания.
– Однажды я видел, как он упал со скалы высотой метра два или больше, – вспоминал двоюродный брат. – Мы с братом подбежали и спрашиваем: «Боже, с тобой все в порядке?» Когда он не пошевелился, мы побежали домой – это почти триста метров, – чтобы позвать на помощь. Прибегаем, а Арти сидит на крыльце и своим утиным голосом спрашивает: «Чего вы так долго, ребята?» Некоторое время спустя мы отправились чистить коммерческие ульи для медоносных пчел. Арти убегал от пчел, налетел задницей на чайник в каких-то ягодных кустах и упал без сознания. Мой брат говорит: «Ты думаешь, он действительно ранен?» Я говорю: «Не знаю. Он не пострадал, когда на днях упал со скалы». – «Он не ранен». – «Давай уйдем отсюда. Если он ранен, то останется здесь». Мы начинаем уходить, а он вскакивает и начинает смеяться».
Вернувшись в школу после госпитализации, Арти, казалось, был не в состоянии сосредоточиться. Он редко делал домашнюю работу. Когда он не грезил на уроке наяву, то нарушал дисциплину. Некоторые учителя подозревали, что у него проблемы с обучаемостью, возможно, даже повреждение мозга; он проявлял проблески интеллекта, а затем забывал простейшие уроки. Менее отзывчивые учителя списали его со счетов как ленивого и невнимательного ученика. В своих последних тестах на коэффициент интеллекта он набрал от 86 до 92 баллов, что ниже нормы, но создавалось впечатление, что он не старался и ему наплевать. Это было обычное для него поведение.
Он завалил пятый класс и отстал от своих товарищей по первому классу на два года. Теперь Арт был уже на голову выше остальных. Он едва продержался во время этого повторного года, а затем с трудом перешел в шестой класс благодаря помощи родителей.
В сверкающей новой средней школе генерала Брауна для младших и старших классов стандарты были выше, а учителя менее снисходительны, чем в прежней. В седьмом классе Арт набрал 51 балл по английскому языку, 44 балла по граждановедению, 53 балла по арифметике, 77 баллов по правописанию, 67 баллов по естественным наукам, 80 баллов по чтению, 76 баллов по чистописанию и 62 балла по музыке. В результате он перешел в следующий класс условно. Он провалил свою первую попытку в восьмом классе. Теперь он был на три года старше своих одноклассников и еще большим изгоем.