Одноклассникам запомнилась его угрюмость.
– Одну минуту он был нормальным, а в следующую – гиперактивным, – сказал Рональд Л. Кристи. – Он срывался с катушек, и школьные власти наказывали его за взбалмошность.
Джордж Джей Хейли вспоминал о нем как о «единственном парне, который попадал в неприятности чаще, чем кто-либо другой… просто типичный умник и наглец».
Оба указали, что у него не было друзей.
К середине подросткового возраста привычки «чудика» в целом остались прежними. Арту все еще снились кошмары, и он все еще мочился в постель. Сосед вспомнил, как искал его с фонариками после того, как тот убежал в третий или четвертый раз. Он втягивал щеки и говорил писклявым, высоким голосом. Без видимой причины он мог откинуть голову назад и издать пронзительный гогот, переходящий в низкую, похожую на гагачью трель. Никто не мог до конца понять, шутит он так или нет.
– При ходьбе он издавал странные звуки, – вспоминал его двоюродный брат Дэвид. – Я возвращался домой из Браунвилла и столкнулся с ним. Он шел и повторял: «Умри, умри, умри, умри-и, умри, умри, умри, умри-и…»
Другой двоюродный брат рассказывал:
– У него из горла вырывался какой-то булькающий звук. Мы просыпались ночью и слышали, как он идет по дороге. Сначала это звучало как какое-то причитание, но позже мы поняли, что он просто повторяет: «Умри-умри-умри-умри».
Он много и быстро ходил, часто возвращался в Уотертаун после школы пешком – а это пятнадцать километров в одну сторону. Спину держал прямо, голову высоко, размахивал руками и шел по самой прямой из возможных траекторий. Иногда нежелание отклоняться от курса заставляло его шлепать по лужам, как капризного пятилетнего ребенка. Если ему встречался холмик, он предпочитал не огибать его.
– Похоже, ему и в голову не пришло сменить направление, – вспоминала двоюродная сестра. – Он скорее порвал бы штаны об забор из колючей проволоки, чем воспользовался воротами, до которых было несколько шагов в сторону. Он забредал в болото, и ему приходилось чертовски долго выбираться оттуда.
Трудный ребенок называл свой стиль «через поле напрямик» и остался верен ему до конца[17].
Во время некоторых своих прогулок он устраивал поджоги. Пожарных вызывали для тушения кустарника, который Арт поджег возле своего дома. Друзья говорили, что было много других подобных случаев. Сбор мусора в окрестностях Браунвилла был налажен не лучшим образом, и жители сжигали его в бочках. Это была единственная рутинная работа, которую Арти выполнял без возражений.
– Другие поджигали мусор и уходили, – рассказывал сосед, – но Арти клал в огонь по одному листу газеты зараз, а затем рыскал по округе в поисках щепок, обрезков и прочего хлама. Иногда у него уходил целый день, чтобы сжечь бочку мусора.
В школе поведение мальчика колебалось от странного до откровенно жестокого.
– Мы работали над научным проектом, – вспоминал его одноклассник Джим Роббинс, – и Арт швырял в кого-нибудь книгой. Не думаю, что он сам понимал, зачем так делает. Он попал одному парню в глаз и потом пытался откупиться от него деньгами или конфетами. Дошло до того, что его избегали даже хулиганы.
Некоторые ученики постарше начали называть его психом, из-за чего он дулся и уходил в лес. Брошенный кем-то камень попал ему в голову. Годы спустя он рассказал своей девушке, что когда прятался в лесу, то слышал насмешливые голоса у себя в голове и «не мог заставить их замолчать». Его двоюродная сестра Нэнси Макбрайд Бейкер вспоминала, как он в ярости расхаживал взад-вперед по Милитари-роуд, пиная камешки и размахивая большой палкой.
– Когда он был в таком состоянии, – сказала она, – к нему никто не приближался.
Нэнси не удивилась, когда много лет спустя Арти арестовали за убийство:
– Мама предупреждала меня, что рано или поздно он кого-нибудь убьет. Когда мне было шестнадцать, а Арти – двенадцать, он очень жестоко дрался с двумя моими младшими братьями, и я сказала, что если ты такой дурак, то иди и дерись на улице. Это было ошибкой. Арта нельзя было так называть. Он все воспринимал буквально. Если бы вы сказали ему, что корова перепрыгнула через луну, он бы поднял голову и посмотрел. Любая реплика насчет его ума приводила Арта в бешенство. В пятнадцать лет он обзавелся старым велосипедом с деревянными ободами, сплошными покрышками и без тормозов, а затем обижался, если кто-то не притворялся, будто это новый десятискоростной «Швинн». Он ударил моего брата Рона куском льда по голове только за то, что Рон нелестно отозвался о его снежной крепости. Мало того, он не остановился на этом, и нам пришлось оттащить его, иначе он убил бы Рона. Потом он укусил моего брата Билли за причинное место. Когда он выходил из себя, то мог сделать что угодно. После того как я сделала ему замечание, он, должно быть, наблюдал за нашим домом из окна. Через пару часов я пошла на встречу со своим парнем. Были сумерки, и когда я проходила мимо его дома, он ударил меня бейсбольной битой по голени. Мне показалось, что он сломал мне обе лодыжки. Он так ужасно засмеялся – хе-хе-хе, – а потом схватил топор и сказал, что отрубит мне голову. Я попыталась откатиться в сторону, но не смогла встать. Мой парень Джейми вырвал у него топор, они подрались, Арти потерпел поражение и пошел домой, обиженно пыхтя и хныкая, как двухлетний ребенок. Как обычно, его родители заняли его сторону и устроили скандал моей маме и отчиму. Прошел слух, что Арти собирается поквитаться. Моя мама видела, как он лежал в канаве и наблюдал за нашим домом. После этого я больше никогда не выходила на улицу одна. Он точно собирался убить меня; я в этом нисколько не сомневаюсь. Восемь или девять лет спустя, когда я жила в квартире в Уотертауне, он стучал в мою дверь, но я его не впустила. Вся эта неразбериха вылилась в два года семейной вражды. Арти обычно сидел на дереве со своей мелкокалиберной пушкой и целился в нас, когда мы проходили мимо. Однажды он сказал моему брату: «Твой отчим ехал на газонокосилке, и все это время я держал его под прицелом. Это было бы легко, как подстрелить утку». В конце концов дело дошло до драки на кулаках между его отцом и нашим отчимом. Мой отчим был ростом больше метр девяносто, весил сто с лишним килограммов, а отец Арти, мой дядя Арт, был невысоким и худощавым, не больше метра пятьдесят ростом, но он был жилистый, одни мускулы. Они подрались в канаве, и дядя Арт уложил моего отчима. После этого вражда утихла, но мы так и не избавились от страха перед Арти.
Другим его развлечением было мучить животных. Двоюродная сестра Линда Кобб рассказала журналистам, как он потрошил рыбу.
– Ему нравилось смотреть, как они бьются и как долго мучаются, прежде чем умереть.
В одной из слащавых реконструкций ранней семейной жизни Бетти Шоукросс рассказала следователям, что ее сын любил домашних животных, включая собаку, хомяка, цыплят, кроликов и брошенных котят, которых находил в близлежащем лесу. Друзья подтвердили его увлеченность животными, как дикими, так и домашними. Он ловил кроликов в силки и сворачивал им шеи. Ловил летучих мышей и запускал в припаркованные машины, а потом наблюдал, как паникуют водители. Связывал кошек, расплющивал белок и бурундуков, стрелял дротиками в лягушек, прибитых к доске для дартса, отрывал перья у птенцов.
Однажды он понес к озеру джутовый мешок.
– Кто сказал, что кошки не умеют плавать? – сказал он другу, бросая котенка в воду.
Когда котенок доплыл до берега, Арт отбросил его еще дальше. Друг постоял, а потом отвернулся и ушел, потому что уже знал, что будет дальше.
Когда этому проблемному подростку было около шестнадцати, как-то воскресным утром один его родственник выглянул в окно и воскликнул:
– Господи Иисусе, вы только посмотрите на это!
Арти шагал по дороге, прижимая к плечу палку.
– Он был похож на отряд барабанщиков и горнистов из одного человека, – вспоминала соседская женщина. – На палку он насадил здоровенную каймановую черепаху, а брюки, как обычно, заправил в носки. Он остановился перед нашим домом, и было слышно, как его мать кричит на всю улицу:
– Тупой сукин сын! Что, черт возьми, с тобой происходит? Ты что, не понимаешь, как глупо выглядишь?
Дядя Арт, должно быть, что-то сказал ей, потому что мы услышали, как она заорала:
– А мне насрать, кто меня услышит!
Члены большой семьи утверждали, что Бетти Шоукросс не стеснялась ненормативной лексики, особенно когда имела дело со своим старшим ребенком.
– Она ничего такого не имела в виду, – сказал один из родственников. – Она была хорошей женщиной и хорошей матерью. Просто она так разговаривала.
Некоторые считали ее крепкие выражения понятной реакцией на безвыходную ситуацию.
– Нужно быть святым, чтобы не обругать Арти, – сказал близкий родственник. – Могу только представить, каково им приходилось дома. Я помню, когда они возводили пристройку к своему дому, а Арти украл пиломатериалы и черепицу для своего форта. Он обил стены мятым велюром, который его мать привезла из Нью-Гэмпшира. Он не понимал, почему они расстроились. Сказал, что просто пытался построить форт. И таких случаев было немало. До Арти просто не доходило.
Попытки родителей как-то сгладить его поведение ни к чему не привели.
– Отец воздействовал на него словесно, подкалывал его, подшучивал, иногда называл сумасшедшим, говорил, чтобы он перестал вести себя как большой ребенок, и все в таком роде, – вспоминал один из родственников. – Когда же требовались жесткие дисциплинарные меры, за дело бралась Бетти.
В последующие годы некоторые горожане предположили, что вспыльчивая мать, возможно, перешла черту жестокого обращения с детьми и тем самым помогла в формировании убийцы. Все согласились с тем, что с ее дочерьми-чирлидершами, Донной и Джин, а также с младшим сыном Джимми в семье обращались нормально, но в отношении Арти такой уверенности у опраши