Она предпринимала частые попытки привести себя в порядок, вступила в сообщество анонимных алкоголиков, трижды проходила курс реабилитации от наркомании, но всегда возвращалась к прежней жизни. Вот что рассказала ее мать:
– Они машут на прощание у дверей реабилитационного центра, но дальше не наблюдают за ней. Она возвращается туда, откуда пришла, а когда все вокруг колются и нюхают, трудно устоять перед искушением.
В двадцать пять лет Пэтти Айвз стала ходячим скелетом, неопрятной оборванкой с длинными грязными волосами, лицом цвета хлебной корки и следами от уколов от локтей до пальцев на тыльной стороне ладони. Ее называли Сумасшедшей Пэтти, потому что она, казалось, не замолкала. Считалось, что у нее СПИД и, возможно, герпес. У нее не хватало одного переднего зуба, другой прогнил. Подруга, знавшая Пэтти как способную и привлекательную девушку, называла ее скучной и глупой – «у нее мозги перегорели».
Сумасшедшая Пэтти исчезла в пятницу, 29 сентября, ровно через два месяца после того, как бездомная Дороти Килер исчезла из квартиры Шоукросса на оживленной Александер-стрит. Айвз не появлялась в течение двух недель, прежде чем Проныра Билли сообщил об ее исчезновении. Лиз Гибсон, одна из самых откровенных уличных проституток, предположила, что сутенер устроил ей передоз и выбросил тело. Несколько раз он вводил Пэтти большие дозы кокаина, пытаясь заставить ее работать круглосуточно. Полиция согласилась с теорией Гибсон и назначила допрос с участием мужчины, чье уличное прозвище указывало как на малоприятную внешность, так и на готовность доносить на своих друзей.
Проныра Билли рассказал детективу, что его женщина отправилась принимать наркотики в квартиру в старом еврейском доме рядом с Хантинг-парком, а затем ушла на работу. С тех пор он ее не видел. Иногда она исчезала на два-три дня, но всегда появлялась, чтобы он не волновался. А на этот раз он больше не услышал от нее ни слова.
Позже выяснилось, что последним, кто видел пропавшую женщину, был один прохожий, но свидетель не придал значения тому, что наблюдал, и не подал никакого заявления. Мужчина рассказал полиции, что проезжал мимо угла между Лейк и Драйвинг-Парк около 19:30 в пятницу 29 сентября, когда заметил знакомую проститутку, идущую рядом с белым мужчиной, который ехал на велосипеде с надувными шинами. Из корзин за седлом торчали удочки. Велосипедист припарковал свой велосипед за YMCA и последовал за женщиной через дыру в заборе за теннисным кортом. Наблюдатель предположил, что они отправляются в кусты на короткое «свидание», и проехал мимо.
Я был на рыбалке и шел в сторону Лейк-авеню от Драйвинг-Парк, и на углу… там стояла девушка, понимаете? Она сказала, что видела меня раньше, и предложила отойти в кусты. У меня в кармане не было и двух долларов, и я сказал: «Может быть, в выходные…»
Потом, в пятницу, около восьми часов утра, после того как мне заплатили, я пошел домой, переоделся, надел шорты. Я спустился к реке около девяти утра… побродил немного, потом поднялся около десяти или половины одиннадцатого, и девушка была на мосту. «Ну что, – говорит, – ты готов пойти в кусты?»
Я сказал, что да, готов. Она хотела тридцать, а у меня было всего двадцать пять. Мы устроились там, наверху, за YMCA… целуемся, занимаемся сексом, а за бассейном носятся дети. Она спрашивает:
– Что это за шум?
А там дерево упало, и ничего из-за него не видно. Я говорю:
– Мне надо одеться. И давай уходить отсюда.
Но она схватила меня за руку и говорит:
– Еще нет.
Понимаете? В общем, мы продолжили, а потом четыре или пять детей, которые там играли в волейбол или во что-то еще, подошли к дереву, и я попытался спрятать ее, прижав, насколько мог, к забору. И тогда что-то произошло. Пока я за детьми следил, она залезла в мой бумажник. Смотрю – а у нее все деньги в руке. Понимаете? Мне ведь только что заплатили.
Я ее схватил. Спрашиваю:
– Ты что делаешь?
Подумал, что она под кайфом или что-то в этом роде, и запаниковал. Она не кричала, не вопила, не вырывалась, не сопротивлялась.
Суббота 21 октября выдалась дождливой, облачной, слегка ветреной, с температурой ниже четырех градусов. Трое мужчин из Пенсильвании спускались по крутым склонам ущелья Дженеси, собираясь половить нерестящегося лосося. Троица пробралась по мелководью и через полосу камней к поросшему кустарником островку Сет-Грин и принялась собирать хворост для костра.
Неподалеку от хорошо проторенной тропы они нашли то, что полицейский позже описал как «кучу костей в одежде». Кости лежали около узкой тропинки в позе эмбриона, с согнутыми коленями, и были почти скрыты под пологом сорняков и кленовыми ветками. Оказалось, что это останки женщины. Ее джинсы были расстегнуты и спущены до бедер. Три пуловера скрывали верхнюю часть тела, включая сломанное ребро. Пара расшнурованных красновато-коричневых туфель на низком каблуке лежала под сорняками в нескольких футах от останков. Удостоверения личности и головы не было.
Скелет был доставлен в офис судмедэксперта, и полиция привлекла к поискам на маленьком острове двадцать пять разведчиков-скаутов и пять собак. Судмедэксперт сообщил, что женщине было от тридцати семи до сорока пяти лет, у нее была старая травма ребра, она перенесла гистерэктомию, а на обеих пятках у нее костные шпоры, «часто встречающиеся у проституток». Он также высказал обоснованное предположение, что она могла быть убита «ударами тупым предметом по телу».
Сотрудница тюрьмы округа Монро прочитала статью в «Таймс-юнион» и сообщила своему начальству, что в последнее время никто не видел одну из завсегдатаев тюрьмы, Дороти Килер, миниатюрную женщину, которая жила на пособие и деньги за сданные бутылки. Расспросы на улице подтвердили, что она пропала из виду примерно в конце июля. Знакомые из приюта для бездомных при церкви Святого Причастия сказали, что ее исчезновение не вызвало у них беспокойства; Дороти вряд ли могла стать жертвой убийства – она была подозрительной, недоверчивой к незнакомцам, настороженно относилась к мужчинам, страдала алкоголизмом и часто приходила в себя в больнице Дженеси на Александер-стрит.
Килер не числилась пропавшей без вести, и не было никакой возможности идентифицировать останки. Эта загадка была передана судебному антропологу вместе с пластиковым пакетом, содержащим кости, одежду, несколько прядей волос, образцы почвы и две банки с личинками и насекомыми.
Через шесть дней после последней находки один мальчик пролез через дыру в заборе за старым зданием YMCA в Мейплвуде, чтобы достать бейсбольный мяч. Район этот был смешанным, коммерческим и жилым, и граничил с участком, который облюбовали проститутки, проходящим параллельно ущелью Дженеси. Мальчик не удивился, обнаружив кучку мусора в разросшихся вдоль забора сорняках, но испытал потрясение, увидев человеческую ногу, торчащую из-под сплющенной картонной коробки. Он тут же побежал в полицию.
Пэтти Айвз лежала лицом вверх в черных брюках и толстом свитере в черную полоску. На ней не оказалось нижнего белья и носков, она была мертва уже несколько недель. Пропало золотое обручальное кольцо, которое она упорно отказывалась продавать. Грубая кожа на ее худом лице приобрела оттенок красного дерева, окончательно уничтожив слабое сходство с героиней «Красотки». Личинки съели большую часть ее плоти.
Судмедэксперт объяснил смерть «вероятной острой асфиксией», но признал, что это лишь предположение. Проныра Билли, сутенер, который годами избивал и накачивал наркотиками Сумасшедшую Пэтти, рыдал на допросе в полиции. Теперь ему предстояло вернуться к кражам со взломом. Рулить проститутками было проще.
Последние несколько месяцев, которые я провела с Артом Шоукроссом, были самыми счастливыми в моей жизни. В этом было что-то такое, чего нельзя передать словами. Мне казалось, он счастлив со мной. В душе Арт оставался деревенским парнем, часто рассказывал о лесах и реках его родного севера в штате Нью-Йорк. Ну а я рассказывала об округе Клей, Западная Вирджиния.
Мы с Артом часто отправлялись вместе за город – охотились, рыбачили, собирали яблоки, устраивали пикники, просто катались на моем маленьком «Омни» и дышали свежим воздухом. Иногда, уехав далеко от города и заблудившись в темноте, возвращались в Рочестер, следуя за далеким заревом.
Арт был без ума от рыбалки. У него ведь и не было никакой взрослой жизни, верно? Так бывает с мальчишками одиннадцати, двенадцати, тринадцати лет – рыбалка, рыбалка, рыбалка. Понимаете? Вот что было с ним не так – он вырос, но не повзрослел.
Он возил меня, моих детей и внуков по всему округу Монро на рыбалку. Скажу честно, он был лучшим рыбаком из всех, кого я знала. Мы спускались к заводи, и меньше чем за пятнадцать минут у него была дюжина форелин. Он просто заходил на мелководье и зачерпывал их. В день разрешается поймать три форели, но после того, как ты их разделаешь, инспектор уже ничего сказать не сможет.
Арт наловил в реке Дженеси столько лосося, что переполнил мой морозильник и накормил всех у себя в доме и своих друзей в «Данкин Донатс», включая пару копов. Лосося он брал на нересте. Рыба шла из озера Онтарио и скапливалась перед водопадом у газоэлектрической станции. Чтобы въехать туда, нужно было разрешение. На склонах крутого каньона со скалами цвета ржавчины росли клены, дубы, березы, ясени, и когда появлялось солнце, в брызгах от водопада повисала радуга. Можно было представить, что ты где-то на Западе, но, подняв глаза, ты видел поднимающуюся вдалеке башню «Кодак».
Рыбаки выстраивались плечом к плечу на гравийной отмели у подножия водопада, и река перед ними бурлила от десятков здоровенных лососей чавыча. Арт вонзал им в спины тройные крючки и вытаскивал, а они бились и трепетали. Потом разбивал им головы о камень – весом рыбины были по тринадцать и восемнадцать килограммов, иногда набитые икрой. Большинство рыбаков продавали икру парню, который покупал ее на месте по тридцать баксов за полкило, после чего выбрасывали тушки. Арт весь свой улов забирал домой, а иногда брал и добавку из мусорного ящика. Он угощал всех свежим лососем. Такое у него было большое сердце.