Что ж, это я уже знала. Ленни сам сказал мне: «Ребята думают, что ты меня используешь. Даже мой напарник Билли Барнс считает, что ты врешь». Чему тут удивляться? Несколько лет назад я познакомилась с Барнсом по делу о наркоте, и мы с ним поцапались.
И вот я все еще сижу на большой открытой площадке на четвертом этаже, тут подходит другой полицейский и спрашивает:
– Ты Барбара?
– Да.
Он окидывает меня оценивающим взглядом и говорит:
– Старовата. И как, еще зарабатываешь что-нибудь?
– Конечно.
– Сколько возьмешь за минет копу?
Ленни прогнал его и сказал мне, что парень ничего такого не имел в виду. Я промолчала, но про себя подумала, что копы есть копы. Этим все сказано.
Мы подъехали к «Джи-энд-Джи» и припарковались на другой стороне улицы. Оттуда вышел парень, немного похожий на Митча.
– Нет, Ленни, это не он, – сказала я. – Если я увижу этого мудака, то сразу узнаю. Это лицо я не забуду никогда.
Прошло часа четыре или пять, и Ленни говорит:
– Послушай, ждать бессмысленно. Я войду и спрошу.
Сижу, жду и замечаю компакт-вэн, похожий на тот, что был у Митча, на стоянке подержанных автомобилей по соседству. Синий хэтчбек, четырехдверный, сзади такие же стеклоочистители, идеальное сочетание. Я приглядываюсь повнимательнее. Да это же сраный «Додж Омни»! А я твердила копам, что у него «Шеветта».
Ленни вышел.
– Мы ошиблись.
Я говорю:
– Нет, не ошиблись. Если это не тот гребаный «Джи-энд-Джи», то какой-нибудь другой.
Ленни говорит, что потолковал с владельцем и бригадиром и дал им описание: пятьдесят-пятьдесят пять лет, рост от пяти до восьми – пяти десяти, коренастого телосложения, седые волосы, светлая кожа, зовут Митч. Он сказал, что они были готовы сотрудничать, но не смогли опознать этого парня. Обещали спросить у других работников и вернуться.
И тут мне пришла в голову новая идея. Говорю:
– Почему бы тебе не дать мне микрофон? Митч начнет приставать ко мне, и ты сможешь надрать ему задницу.
– Нет, – говорит Ленни. – Это подстава.
Вернувшись в отдел по расследованию насильственных преступлений, я просмотрела сто восемьдесят фотографий, но так и не нашла Митча. Ленни отвел меня к одному из техников, и мы составили композитный портрет из набора. Оказалось, я все тогда указала правильно, кроме носа. Фоторобот разослали всем полицейским в городе. И они все еще не могли найти этого парня.
В эти праздничные дни в полицейском управлении Рочестера на Норт-Плимут-авеню царило отнюдь не праздничное настроение. Не лучшим оно было и в темной вселенной Лейк– и Лайелл-авеню, которая находилась в нескольких кварталах от управления. Отчаявшиеся граждане начали критиковать полицию и искать решение где-нибудь еще.
– Я все прекрасно понимал, – сказал позже шеф полиции Гордон Эрлахер. – Убийства следовали едва ли не одно за другим, они были похожи, над проблемой работало много людей, но у нас ничего не выходило. Люди спрашивали: «А что бы вы делали, если бы жертвами были домохозяйки, а не проститутки?» Я сам задавал себе этот вопрос и уже не помнил, когда нормально спал.
Немало разозлили полицию и служители Объединенной церкви, обратившиеся к убийце с просьбой «прекратить убивать женщин, а вместо этого прийти и поговорить с нами». Пресса подыграла им, журналисты печатных изданий принялись вносить свои предложения и устремились к этой обледеневшей зоне боевых действий в парках и ботинках. Тележурналисты подбирали яркие фразы, выстреливая вопросами, а изо рта у них вырывались клубы пара.
Редакторы газет требовали ежедневные репортажи об охоте на убийцу, и заголовок следовал за заголовком: «У меня все еще есть надежда, что она жива»; «Поиски признания и секса»; «Там может быть больше тел, чем они думают»; «Я просто хочу одно свидание за двадцать долларов, а потом ухожу домой».
Эрлахер славился раскатистым голосом и ослепительной улыбкой, но заместитель шефа Терренс Рикард был полевым генералом, отвечавшим за розыск, и прямо-таки воплощал деловитость. Дотошный заместитель опасался, что слишком широкое освещение может спугнуть убийцу и заставит изменить методы или вообще переместит театр военных действий, что приведет к срыву расследования. Пресса сочла такое его отношение произволом, и завязалось противостояние.
Опытные расследователи, такие как Кори Уильямс из «Таймс-юнион», Стив Миллс и Лесли Сопко из «Демократ-энд-Кроникл», начали искать собственные ответы. После появления их статей Рикард запретил представителям СМИ находиться в руководящем центре на шестом этаже здания общественной безопасности. Газеты ответили на это статьями, в которых говорилось, что имидж Рочестера запятнан некомпетентностью полиции: «Шум из-за убийств вредит торговцам»; «Соседи спрашивают: почему здесь?».
За неделю до Рождества газета «Таймс-юнион» опубликовала на первой полосе статью, содержавшую намек на должностное правонарушение. Под ежедневным логотипом с черной каймой «Нераскрытые убийства в Рочестере» газета поставила вопрос: «Не слишком ли поздно полиция предупредила проституток?»
Читателям напомнили, что полиция начала расследование связей между убийствами годом ранее, но не проинформировала общественность. Газета цитировала разгневанную мать одной из жертв: «Я думаю, они должны были что-то сказать. Это ведь мой ребенок лежит на том кладбище». Близкий родственник другой проститутки сказал: «Если бы они знали, с чем им приходится сталкиваться, если бы они знали, что в городе орудует убийца, возможно, у них был бы шанс». Приводились и слова Виолы Браун, матери убитой Фрэнсис, о том, что она узнала больше об убийствах из средств массовой информации, чем от полиции. «Девушки на улице, – сказала она, – вряд ли полностью понимают, что происходит».
Полицейские тоже высказывались – разумеется, в свою защиту, но статьи вызвали раздражение у их высокого начальства. В очередном видеообращении к сотрудникам Терренс Рикард предупредил своих людей: «Ожидайте большего внимания средств массовой информации. Они будут наблюдать за вами и за тем, как вы проводите расследование. Им нужна журналистская премия, а нам нужен арест. Перехватите их, если они будут вам мешать».
Он сообщил также, что в Рочестер направляются представители национальных средств массовой информации. «Обращайтесь с ними уважительно, но твердо, – советовал этот поборник строгости. – Не позволяйте им подавлять вас или мешать вашей работе».
Первыми прибыли репортеры из нью-йоркских «Дейли ньюс» и «Нью-Йорк таймс», за ними последовали корреспонденты новостных журналов и телевизионщики «Си-эн-эн», «Крайм уотч тунайт», «Инсайд эдишн» и других таблоидов. Район между Лейк– и Лайелл-авеню напоминал съезд журналистов на свежем воздухе. Проститутки охрипли раздавать интервью. Режиссер телевизионных новостей каждую ночь объезжал район, разговаривая с уличными женщинами из своей машины. После того как на него несколько раз заявляли в полицию как на подозрительную личность, один из детективов составил служебную записку: «Я сыт этим парнем по горло».
В «Тексас Ред Хотс» вели разговоры о «постоянных рубриках», «времени исполнения», «двух кадрах», «ракурсах съемки» и «отслеживании событий». Репортеры и проститутки потягивали кофе и обменивались шутками: «Только что Рикард признался…», «Наш счет к перерыву: киллер – 16, копы – 0».
Проведя в городе несколько безумных дней, гости подготовили нужное количество статей и видеокассет, а затем вернулись домой. Окрестности Лейк– и Лайелл-авеню снова притихли. Продрогшим с мороза полицейским ничего не оставалось, как топтаться на своих постах. В последнее время следить за проститутками становилось все труднее. Их ночная клиентура переместилась на боковые улочки, где предприимчивые дамы в длинных панталонах и куртках из искусственного меха устраивали встречи за пятьдесят долларов. С каждым вечером соотношение клиентов и женщин увеличивалось в пользу первых. Исчезновение Сисеро окончательно убедило всех, кроме немногих отчаянных девушек, что их бизнес смертельно опасен.
С приближением Рождества деньги на улице иссякли. Сутенеры искали новые способы мошенничества, а некоторые даже устраивались на обычную работу. Как часто бывает, больше всего пострадали невинные. Многие из погибших или пропавших без вести проституток содержали детей, престарелых родителей и других иждивенцев. Подразделение департамента полиции по оказанию помощи пострадавшим провело групповые консультации для выживших и получило в ответ мрачную статистику.
– У проституток нет сберегательных счетов или страховки жизни, – сказал Терренсу Рикарду один из консультантов. – Эти семьи по-настоящему бедны. Все, о чем они могут говорить, это о том, каким будет это Рождество для детей. Может ли департамент выделить немного денег?
– Только неофициально, – ответил заместитель начальника департамента. Со своей обычной энергичной деловитостью он объявил сбор и собрал несколько тысяч долларов – сумму, которая была сопоставима с результатами фонда Ганнетта «Протяни руку помощи» и других благотворительных организаций. Полицейские машины подъезжали к штаб-квартире с багажниками и задними сиденьями, доверху набитыми игрушками и другими подарками. Недавно осиротевших детей забирали из домов их убитых матерей и вывозили на пикники. Других забирали на время каникул.
– И все же для нас это была не самая большая проблема, – вспоминал позже Рикард. – Эксперты в один голос утверждали, что на Рождество число серийных убийств возрастает. Я не был уверен, что мы будем готовы к такому варианту. Два или три месяца ребята работали на пределе, выезжая в свои выходные дни. Я гнал их домой, а они тайком возвращались. Моя жена позвонила мне по поводу рождественской вечеринки у соседей, и я сказал, что мы не сможем пойти. Она спросила: «Как ты можешь знать, что найдешь тело именно в этот день?» Я сказал, что это не имеет значения. Если мы найдем тело, я буду работать. Она сказала: «Дерьмовое тогда будет Рождество». Это ее первая жалоба за восемь лет брака. И она была права: Рождество