Крупинки на снегу оказались опилками замерзшей человечины.
У Денниса Блайта, плотного футбольного арбитра и бывшего полузащитника колледжа, были узкие зеленые глаза, жесткие каштановые волосы, острый язык и серьезная проблема. Он почти ничего не знал о деле, которое ему только что поручили. В тридцать восемь лет Блайта перевели в Бюро из сельской местности недалеко от Дели и Флейшманнс. После окончания колледжа он, пользуясь полученными знаниями в области финансов и экономики, несколько лет управлял портфелем в десять миллионов долларов, потом забавы ради сдал экзамен на должность полицейского штата и в итоге стал одним из экспертов Бюро уголовных расследований по наркотикам и организованной преступности.
После трех месяцев, проведенных в Рочестере, он все еще пытался изучить византийский лабиринт улиц исторического старого города. Он два или три раза сбивался с пути, пока ехал на своем красном «Порше 924» из офиса Бюро, расположенного к югу от города, в казармы Брокпорта на это особо важное задание. Теперь он сидел за столом напротив убийцы и размышлял, с чего начать.
Воспользовавшись компьютерным терминалом, мы с Поли Десиллисом быстро просмотрели досье Артура Дж. Шоукросса – такое имя указано в его удостоверении личности. Ответ пришел через несколько минут: вторая кража со взломом, третья кража со взломом, второй поджог, непредумышленное убийство и прочее. Там было написано, откуда он родом, где отбывал срок, вообще все. Поли сказал: «Бинго!»
После того как я еще немного поговорил с Кларой, мы пригласили Шоукросса в офис Поли и представили его моему напарнику Чарли Милителло. Мне нужна была помощь Чарли, потому что он знал окрестности парка Нортгемптон и знал Рочестер, а еще потому, что он чертовски хорошо умеет разговорить подозреваемого. Проводя интервью, Чарли как будто разговаривает с лучшим другом – вплоть до того момента, когда защелкивает наручники. Поверьте, это настоящее искусство.
Мы отвели Шоукросса в конференц-зал и усадили в конце длинного стола. Я подвинулся, чтобы оказаться справа от него, а Чарли сел слева. Мы все время что-то говорили, спрашивали, предлагали: «Арт, тебе не нужно в туалет? Он прямо по коридору… Арт, хочешь чашечку кофе?.. Давай я принесу». Мы вели себя как хороший полицейский и лучший полицейский. Предложение принести кофе было хорошим поводом выйти и посоветоваться с остальными.
Прежде всего мы хотели узнать, где он ловит рыбу и совпадают ли эти места с теми, где находили тела. Он сказал, что в конце июня они с женой Роуз взяли недельный отпуск на рыбалку.
– И куда вы ездили?
– Мы никуда не ездили. У меня не было денег.
– И чем вы занимались?
– Ну, знаете… Мы… ловили рыбу.
– Где?
– Вплоть до Шарлотта.
То есть до того места, где нашли Джун Стотт, только я этого тогда еще не знал.
Он рассказал о рыбалке в теплой воде промышленного стока электрической компании недалеко от станции Рассел. Упомянул зону автостоянки и несколько мест, куда ходил ловить форель и окуня. Признался, что поскользнулся и сломал лодыжку, из-за чего ему пришлось некоторое время носить гипс. Я не очень хорошо понимал, насколько все это существенно, но Чарли казался довольным, как будто только что свалил оленя с восемью рогами.
Шоукросс упомянул, что работал в магазине свежих продуктов на общественном рынке.
– У братьев Бронья? – спросил Чарли.
– Да.
– А почему вы ушли оттуда?
– Слишком далеко было ездить на велосипеде, поэтому я устроился на другую работу.
Мы сделали перерыв, налили ему еще кофе. В холле Чарли говорит:
– Твою мать, Денни, это тот самый говнюк, который работал на Фреда и Тони Бронья!
Раздевалка была единственным безопасным местом в казармах, и теперь она выглядела так, будто в ней проходило полицейское собрание. Там были командир отряда майор Сэл Валво, наш начальник отдела криминалистики капитан Аллен, Джон Маккэффри, начальник полиции Рочестера и его заместитель Рикард, окружной прокурор округа Монро Говард Релин и его первый помощник, начальник уголовного розыска Линд Джонстон, пара наших специалистов по криминальной психологии, лейтенант Боннелл из оперативного отдела и около десятка других парней. И все они говорили одновременно. Нас сразу же окружили.
– Что он говорит? Что он говорит?
Мы сказали, что пока он ничего особо не говорит.
Джонстон и Боннелл спросили, можем ли мы пригласить на интервью следователя из полиции Калифорнии по имени Тони Кэмпионе, который занимался расследованием убийств и знает дело досконально. Этот жест также был призван показать, что два наших отдела могут работать вместе и Бюро не пытается украсть дело и присвоить себе славу, чего мы и не делали, ха-ха! Они засыпали нас кучей вопросов, которые мы хотели задать Шоукроссу. Чак Сирагуса подчеркнул, чтобы мы должны напоминать парню, что его не удерживают, что он не подозреваемый и может уйти, когда захочет, или позвонить адвокату и так далее. Нужно обязательно убедиться, что он знает свои права. Я говорю:
– Да, хорошо. Мы уже шесть раз рассказывали ему о правах. Думаю, справимся.
Мы вернулись вместе с Тони Кэмпионе и возобновили допрос.
Тони был великолепен. У меня была идея, как провести это интервью, и он подошел к вопросу идеально. Я сказал ему:
– Тони, никаких разговоров. Не разговаривай!
Я попросил его сесть позади Арта, вне поля зрения подозреваемого. Он помогал нам жестами и мимикой – кивал, качал головой или закатывал глаза, и мы с Чарли понимали, о чем идет речь. Когда мы перегибали с настойчивостью, Тони хмурился, и мы отступали, чтобы не раздражать и не выводить из себя задержанного.
Через некоторое время мы спросили Арта, случайно или нет он остановился над телом в Салмон-Крик. Он говорит, что случайно, просто проезжал. Купил ланч в Брокпорте, сел в машину у «Эймс-плаза» на шоссе 31 и поехал на восток в сторону Спенсерпорта, а остановился, чтобы справить малую нужду.
«Да ладно тебе, чувак!» – подумал я. Ты далеко за городом, на проселочной дороге, останавливаешься, чтобы отлить в бутылку? Должна быть другая причина. Почему он припарковался «Эймс-плаза»? Пялился на домохозяек? Думаю, он мог увидеть парочку горячих телочек и вернулся к телу помастурбировать.
Я спросил, арестовывали ли его когда-нибудь, и он ответил, что да, арестовывали. Сказал, что давно погибли двое детей, и сформулировал это так: «Умерли двое детей, мальчик десяти лет и девочка восьми лет».
Я спросил:
– Это были ваши дети?
Он ответил, что нет. Ничего больше на эту тему он не сказал.
Чарли посочувствовал ему, мол, мы знаем, как тяжело говорить о таких вещах, и подозреваемый завел долгий рассказ о том, как шел на вечеринку, а мальчик приставал к нему, и он ударил парня по лбу. Я спросил его, был ли там замешан секс, и он ответил, что нет, никакого секса не было.
Я спросил о маленькой девочке. Он сказал, что это случилось через три месяца после мальчика; он задушил и изнасиловал ее. Сказал, что у него возникли проблемы из-за Вьетнама, а также из-за его жены. Он сказал, что с тех пор обращался ко многим психиатрам, но никто не мог понять, почему он убил девочку, в том числе и он сам.
Мы позволяем ему болтать о чем хочет, не давим – мол, давай-давай. Снова и снова мы напоминали ему, что он свободен и может уйти, когда захочет. Мы надеялись, что он откажется уходить, и наш расчет каждый раз оправдывался. Он сказал нам, что Клара – его девушка, и когда я спросил, знает ли об этом Роуз, ухмыльнулся:
– Вероятно, знает. Она не так глупа.
Шоукросс рассказал о своем рождении, своей семье, ранних арестах, жизни в тюрьме. Пожаловался на то, что домовладелец облапошил его и Роуз, оставив без денег, внесенных на депозит. Он говорил и говорил обо всем на свете, кроме серийных убийств.
Похоже, Чарли ему понравился. Если бы я вышел из комнаты, они, оставшись вдвоем, хихикали бы и хохотали до упаду. Чарли сказал:
– У тебя две женщины, да? Клара и Роуз? А ты молодец!
Мы знали, что рано или поздно нам придется начать делать записи, но не хотели пугать парня.
– Слушай, Арт, – говорит Чарли, – никаких проблем нет, но я собираюсь записать кое-что. У меня просто ужасная память. Записываю, чтоб не забыть.
После этого Чарли строчил как сумасшедший, практически записывая все едва ли не слово в слово своим прекрасным почерком. Я был новичком в этом районе, поэтому всякий раз, когда Арт упоминал какое-нибудь место, Чарли автоматически вскидывал голову и делал для меня необходимые уточнения.
Мы разговорились о моем прошлом. Я вырос в Бингемтоне и служил в городе Сидней, в пятидесяти километрах к северо-востоку. Шоукросс сказал, что они с Роуз некоторое время жили во Флейшманнс. Я говорю:
– Да, это прямо между Дели и Хамденом.
Он заметно удивился.
– У нас была квартира на верхнем этаже в Дели.
– Да? – говорю я. – Над баром или над универмагом?
Он моргнул, а я продолжаю:
– У вас здесь светофор, тут продуктовый магазин, колледж на холме. Через улицу у вас здания суда и тюрьмы. Так в какой квартире вы жили?
В конце концов мы выяснили это, и я сказал:
– Теперь давай поговорим о Бингемтоне. Где вы останавливались?
Он говорит:
– У «Волонтеров».
– О, на Стейт-стрит? Рядом с «Бингемтон-плаза»?
– Думаю, да, там был торговый центр.
Мы еще немного поговорили о Бингемтоне. Что-то он помнил, что-то нет. Наша цель состояла в том, чтобы убедить его, что мы знаем о нем все – не лги нам, Арт, потому что мы уже знаем.
Он рассказал нам о том, как сотрудники службы условно-досрочного освобождения отвезли его и Роуз в мотель в Вестале.
– Ты имеешь в виду тот, что на «Четырех углах», слева, с бассейном?
– Да, да.
Затем он начал рассказывать о западных районах Рочестера, и Чарли снова вмешался. Он был из Брокпорта и исполнил тот же номер, что и я с Бингемтоном. Довольно скоро мы заставили парня думать, что мы едим карты Нью-Йорка на завтрак.