ных оснований для задержания. Мы сейчас работаем на высоте ста двадцати метров без страховочной сетки.
Блайт рассказывает ему о его правах, потихоньку, чтобы не напугать. Мы садимся в «Форд», и он говорит:
– Арт, мы собираемся отвезти тебя в несколько мест, потому что вчера ты сказал кое-что, в чем мы не совсем уверены. Но я хочу защитить тебя, понимаешь? Ты, конечно, знаешь, что у тебя есть право хранить молчание. Ты ведь понимаешь это, верно?
Шоукросс говорит:
– Да.
Блайт продолжает:
– И у Ленни тоже есть к тебе несколько вопросов, так что он собирается поговорить с тобой, верно? И, Арт, знаешь, если тебе нужен адвокат, а ты не можешь его себе позволить, мы тебе его найдем. Ты ведь знаешь это, верно?
Шоукросс отвечает:
– Да, хорошо.
– И, конечно, если ты не хочешь с нами разговаривать, ты можешь остановиться в любое время. И все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя в суде. Ты ведь все это знаешь, верно?
После того как Блайт выдал ему пять предупреждений из уведомления и карточки отказа, он снова зачитал два вопроса об отказе. Я задерживаю дыхание, но Шоукросс говорит:
– Да. Хорошо. Конечно.
Потом он открывает правую заднюю дверцу «Форда» и забирается внутрь, как будто ему не терпится помочь нам и покончить со всем этим дерьмом.
Блайт садится рядом с ним, и я направляюсь в парк Дюран-Истман. Теперь фокус в том, чтобы убедить парня, что мы все знаем и он может смело признаться. Но мы должны делать это осторожно, иначе он выйдет на первом же знаке стоянки, и все, что мы сможем сделать, это помахать ему на прощание.
На Лейк-авеню я посмотрел в зеркало заднего вида и заметил пару прикрывающих нас полицейских машин. Судя по тому, как шли дела, я бы не удивился, если бы там снова оказался мэр, губернатор Куомо, Папа Римский. Никто не хотел ничего упустить.
Мы доехали до того места, куда он отвез Джо Энн Ван Ностранд, и я прижал машину задним ходом прямо к дереву точно так же, как он поставил «Омни», не дальше метра от края обрыва.
Я говорю:
– Арт, ты помнишь это место?
Молчит. Смотрит в окно.
Я говорю:
– Ты был здесь с проституткой, помнишь? Примерно в День благодарения.
Он качает головой:
– Я не знаю, почему вы, ребята, это все говорите. Я ничего не сделал.
Блайт вздыхает и тоном исповедника говорит:
– Господи, Арт, это правда тяжело. Мы знаем, как тебе сейчас тяжело.
Я продолжаю:
– Арт, помнишь, она приставила нож к твоей ноге? Ты велел ей притвориться мертвой. Арт, мы знаем об этом все.
Шоукросс выглядел расстроенным, но хранил молчание. А я подумал, что теперь-то он долго молчать не будет.
На обратном пути в город Борриелло направился к мосту на Бауш-стрит и сказал:
– Арт, мы собираемся показать тебе маршрут, по которому ты ехал со своей подругой Барбарой.
Ван Ностранд назвалась этим именем в ту ночь, когда он ее подцепил.
Арт отвечает:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Просто будь хорошим парнем, Арт, и смотри внимательно. Мы уже знаем, – говорю я тихо и мягко, наклоняюсь к нему, похлопываю его по колену, смотрю ему в глаза. – Все в порядке, Арт. Мы уже знаем. Все… кончено.
Борриелло начинает рассказывать ему то, что мы о нем знаем: о его работе в «Джи-энд-Джи», о том, как он повредил ногу возле моста на Драйвинг-Парк-авеню, о пластмассовом бандаже, о серо-голубой машине, об оптическом прицеле между сиденьями, о картошке и яблоках в пластиковых пакетах – короче, обо всем, что он узнал от Ван Ностранд.
Шоукросс смотрит прямо перед собой и говорит:
– Я не понимаю, о чем вы говорите, ребята.
– Понимаешь, Арт. Но… все в порядке. Я знаю. О таких вещах говорить нелегко.
Мы подъезжаем к мосту, и Борриелло говорит:
– Ты остановился и подобрал Барбару прямо здесь. Потом вы поехали по этой улице и повернули направо, вон туда.
Арт по-прежнему молчит. Борриелло продолжает:
– Знаешь, Арт, Барбара видела тебя с Лиз Гибсон в ту ночь, когда Лиз исчезла. На ней было розовое пальто. Барбара многое знает о тебе.
Мы спросили, не возражает ли он пойти в здание общественной безопасности для дальнейшего разговора, и он ответил:
– Никаких проблем.
Майор Джонстон, шеф полиции и остальные остались в оперативном штабе, хотя им до смерти хотелось взглянуть на убийцу. Мы вышли из лифта и повели Шоукросса к конференц-залу имени Виктора Вудхеда, названному так в честь героя-полицейского. Чарли Милителло и Тони Кампионе ждали в приемной сразу за дверью, и Арт пожал им руки. Казалось, он был рад их видеть.
Как только мы с Деннисом завели его внутрь и закрыли дверь, возле нее встал охранник, чтобы нам не мешали. Шторы были задернуты, на стенах ничего не висело; сняли даже фотографию самого Виктора Вудхеда. На допросе важно, чтобы парень смотрел на вас и не отвлекался.
Я сел напротив Шоукросса, а Деннис – рядом с ним в конце длинного стола для совещаний. С самого начала с ним было трудно разговаривать, как обычно и бывает с бывшими заключенными. Из них все приходится чуть ли не клещами вытаскивать, сантиметр за сантиметром. Он ничем себя не выдавал – лицо пустое, никаких эмоций, голова опущена, руки на коленях.
Первые десять-пятнадцать минут мы танцевали польку.
– Арт, ты убил Лиз Гибсон.
– Нет, я ее не убивал.
– Мы знаем, что ты это сделал.
– А я знаю, что ничего такого не делал.
И так далее в этом же духе.
Деннис наклоняется к нему, похлопывает по колену, по плечу, делает все, чтобы его успокоить. Потом говорит:
– Слушай, Арт, все кончено. Мы знаем. Барбара видела тебя с Гибсон. Мы же только что возили тебя в парк и показали, что это правда.
А я думаю, неужели этот сукин сын так и будет молчать? Он что, собирается уйти отсюда, чтобы весь город сказал, мол, вот, они поймали серийного убийцу и позволили ему уйти? Я спрашивал себя, что я делаю не так. Обычно я испытываю некоторую симпатию к допрашиваемому, но на этот раз было не так. В нем не было ничего, что могло бы нравиться – перед нами был просто хладнокровный убийца. Я подумал, что, возможно, на моем лице отразились эти чувства, поэтому постарался изобразить дружелюбие.
Я подвинул через стол фотографию Лиз Гибсон.
– Арт, тебя видели с этой женщиной за одиннадцать часов до того, как ее нашли мертвой. Это еще одно совпадение?
Да, говорит, совпадение.
Я сказал ему, что эксперты по уликам обнаружили следы шин и чешуйки синей краски на том месте, где он выбросил тело Лиз. Я не был уверен, что эти чешуйки совпадают с краской «Омни», но сообщать ему о своих сомнениях, конечно, не стал.
Он говорит:
– Откуда мне знать, что вы нашли краску?
Деннис говорит:
– У нас все это есть, Арт. Поверь мне, у нас есть доказательства. – Он снова похлопывает его по плечу. – Давай, Арт. Все кончено. Ты же знаешь, что мы не вешаем тебе лапшу на уши. Разве мы вчера тебя обманули?
– Нет.
– Мы хорошо с тобой обращались?
Шоукросс начинает вставать и вдруг ударяет кулаками по столу так, что вся комната сотрясается, и кричит:
– Зачем вы впариваете мне эту херню?
Мы с Деннисом остаемся каждый на своем месте, но уже готовимся к тому, что он набросится на одного из нас. Вот только на кого?
Милителло и Кампионе услышали шум и ворвались в комнату. Чарли говорит:
– Арт, ты в порядке?
Как будто самое важное во всем мире – это благополучие проклятого убийцы. Чтобы освоить такие приемы, нужно провести около тысячи допросов.
Шоукросс кивает и успокаивается. Разъяренный бык превращается в мальчика из церковного хора. Вот как вообще понимать этого парня?
Чарли и Тони вышли. Мы с Деннисом посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Что теперь?» Что там говорится в руководствах? Нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: пусть помаринуется. Минут пять или шесть мы сидим молча, не произнося ни слова, не двигаясь. Сидим и пристально на него смотрим. Иногда это срабатывает.
Он начал бормотать что-то о Кларе и о том, как он беспокоится о ней. Я упоминал, что он, казалось, больше беспокоился о ней, чем о себе.
И тут Деннис, как будто у него в голове зажглась лампочка, говорит:
– Арт, Арт, подожди минутку! – Он трогает его за руку. – Арт, мы знаем, что ты водил машину Клары. Ох, Арт, мне… – Он умолкает на секунду. – Мне бы не хотелось думать, что Клара замешана в этом. Она замешана?
Шоукросс качает головой.
– Нет, нет. Клара тут ни при чем.
– Ты уверен, Арт?
– Да, уверен. – Он опускает голову с таким застенчивым видом. – Клара тут ни при чем.
Когда он сказал это, мы с Деннисом переглянулись, потому что поняли – мы все-таки сбили его с толку.
– Ну хорошо, – сказал я, – почему бы тебе тогда не рассказать нам о Лиз Гибсон?
Он уставился в пол.
Деннис говорит:
– Мы знаем, как это тяжело, Арт. Мы знаем…
Шоукросс поднимает глаза и говорит:
– Я убил ее.
На другом конце четвертого этажа, за толстой бронированной дверью, которая открывалась с помощью трехзначного кода, группа чиновников ожидала доклада из конференц-зала имени Виктора Вудхеда. Лейтенант Джеймс Боннелл позже сказал так:
– Там был полный бардак, все в стрессе. Собралось все начальство – окружной прокурор, его помощники, представители штата, патрульные, дежурные, все. Некоторые сидели, уставившись в стену. Другие расхаживали взад-вперед. Это было похоже на комнату ожидания в родильном доме. Все были в херовом состоянии.
В восемь минут первого Чарльз Милителло и Тони Кампионе входят в комнату, и Милителло говорит:
– Он сознался.
– У нас есть признание по Гибсон, – добавляет Кампионе.
Деннис Блайт, с расстегнутым воротником и пружинящей копной каштановых волос, попросил двух сотрудников отдела по борьбе с наркотиками в штатском принести ему пишущую машинку. Когда они замешкались, он повысил голос: