Большинство официальных признаний были подозрительно несексуальными, особенно в свете его репутации садиста-педераста и его склонности оставлять своих жертв в положении лицом вниз ягодицами вверх. Любое предположение о том, что он пытался совершить акт посмертной содомии, быстро им отвергалось, иногда сердито.
Однако время от времени подтверждения девиантного сексуального поведения все же появлялись. Он отчетливо помнил татуировку на ягодицах Фрэнсис Браун – KISS OFF, – несмотря на то, что никогда не видел ее при дневном свете. Он признался, что разрезал Джун Стотт от грудины до паха, утверждая, что это был не половой акт, а попытка помочь телу разложиться, «потому что она мне нравилась». Он упрямо отказывался признать неумелую посмертную операцию над Джун Сисеро и отрицал, что раздевал или убивал Фелицию Стивенс.
– Я не прикасаюсь к чернокожим девушкам, – объяснил он с праведным раздражением.
В 18:30, примерно через шесть часов после начала допроса, Роуз Шоукросс разрешили еще раз посетить конференц-зал. В отчете отмечалось:
Мистер Шоукросс поговорил со своей женой о видеомагнитофоне, который они только что приобрели в магазине заказов по почте, потому что он им больше не был нужен и они не хотели вносить за него платежи. Госпожа Шоукросс сказала своему мужу, что любит его и будет поддерживать его на протяжении всего дела, и если он попадет в тюрьму, она переедет, чтобы быть рядом с ним. Она сказала, что это не его вина. Она говорила о Вьетнаме и оранжевом реагенте. Мистер Шоукросс попросил свою жену не сообщать об этом его матери, потому что она не разговаривала с ним семнадцать лет, с момента его ареста в Уотертауне.
Когда оформление документов было завершено, уже стемнело. Сформированная поисковая группа отправилась на поиски тел давно пропавших Триппи и Уэлш. Шоукросса заковали в наручники, отвели вниз на тенистую уличную парковку здания общественной безопасности и посадили в «Форд ЛТД» заместителя шефа Рикарда вместе с Борриелло, Барнсом и Блайтом. Когда машина тронулась с места, за ней последовали четыре группы прикрытия: Кампионе и Милителло в первой машине, лейтенант Джеймс Боннелл и капитан Бюро уголовных расследований Говард Аллен следом, а также патрульные в форме и офицеры полицейского управления Рочестера, замыкавшие вереницу на случай, если понадобятся для охраны места преступления.
Январский воздух был пронизывающе холодным, улицы покрылись льдом и снегом, температура быстро падала – «типичная отвратительная погода в Рочестере», как раздраженно говорил Боннелл.
Проезжая мимо Лейк– и Лайелл-авеню, Борриелло чувствовал себя немножко опьяневшим от усталости и осознания успеха. Он подавил желание открыть окно и крикнуть проститутке: «Эй, посмотри, какой у меня клиент для Вэл». Вывеска «Маркс Тексас Ред Хотс» напомнила ему о фальшивой лотерее для нового телевидения, которую они придумали, чтобы составить список завсегдатаев улицы. Он был готов поспорить, что один из бланков был подписан «Арт Шоукросс». Может быть, он лежал в самом низу непрочитанной стопки.
Когда они направились на север, к озеру Онтарио, задержанный указал места, где встречался с некоторыми из своих жертв.
– В Мейплвуде, – сказал он, – именно там я убил Пэтти Айвз.
– Да. Мы уже нашли ее. – Борриелло заставлял себя разговаривать дружелюбным тоном. Несмотря на то что Шоукросс официально находился под стражей, его несколько раз уведомили о том, что он сохраняет за собой право отказаться от дачи показаний. Детективы опасались, что если он это сделает, тела двух женщин могут остаться ненайденными.
Рядом с лесом сразу за Шарлоттом, недалеко от заросшего камышом болота, где была изуродована Джун Стотт, убийца сказал:
– Уэлш лежит там, – он указал в сторону леса скованными руками. – У двух высоких деревьев.
– Почему бы тебе не показать нам дорогу, Арт? – предложил Блайт.
Шоукросс взял фонарик и прошел мимо нескольких молодых деревьев с голыми ветвями, служители закона двинулись за ним по хрустящему свежевыпавшему снегу.
– Не подходите слишком близко, – раздался сзади голос Боннелла. – Ленни, вы с Деннисом идите за ним. Остальные на месте. Не будем сильно затаптывать место преступления.
Они шли три или четыре минуты, прежде чем Шоукросс остановился и указал пальцем. Блайт смахнул пару сантиметров снега и обнаружил тело женщины. Она находилась в сидячем положении, с низко наклоненной вперед головой, почти касаясь лицом коленей. На ней были кроссовки, розовые шелковые трусы, джинсы и два дешевых ожерелья.
– Это Мария? – спросил Борриелло.
Шоукросс кивнул.
– Здесь место преступления. Давайте убираться отсюда, – снова раздался голос Боннелла.
Было 19:25, температура – минус девять градусов. Боннелл приказал патрульным в форме накрыть тело и охранять до прибытия экспертов-криминалистов.
Следуя указаниям Шоукросса, очередь из машин направилась на запад по шоссе 104. По дороге Барнс спросил, как он выбирал места для захоронения тел.
– Я просто объезжал окрестности, – ответил он.
– А где в это время держал тела? В багажнике?
– Нет, рядом, на переднем сиденье, – небрежно ответил он.
– И никто ничего не заметил?
– Они выглядели как обычные девушки.
– Ты убивал их сразу, как только принимал решение? – спросил Барнс.
– Да, – ответил Шоукросс.
Глядя на него, нетрудно было представить, что ему удавалось убивать быстро и бесшумно, не привлекая к себе внимания.
Как бы между прочим Барнс лениво поинтересовался, разговаривал ли он когда-нибудь со своими жертвами, пока возил их по городу.
– Разве можно разговаривать с мертвыми? – удивился Шоукросс.
После двадцатиминутной езды по проселочным дорогам они подъехали к небольшому мосту, и убийца сказал:
– Стойте!
Детективы растерянно огляделись. Поблизости виднелись жилые дома, и дорога выглядела оживленной. Они ожидали, что их направят в уединенное место вроде парка Нортгемптон.
– Вон там, – сказал Шоукросс, указывая на небольшой бетонный выступ над водопропускной трубой.
К машине подошли Боннелл и капитан Аллен. Боннелл спросил:
– Почему мы остановились?
– Он говорит, что Дарлин Триппи здесь, лейтенант, – сказал Борделло.
– Здесь? – нахмурился Боннелл. – Прямо на Редман-роуд?
– Да.
Он направил желтый конус света на пару метров вниз и увидел нечто похожее на тело в холодце. Обнаженная женщина, казалось, парила, раскинув руки, лицом вверх, закинув руки за голову, и ее каштановые волосы развевались, будто их только что расчесали. При более тщательном осмотре выяснилось, что тело вмерзло в прозрачный лед.
После того как мы вернулись в центр города и Борриелло припарковал машину у гаража, я попросил его на минутку оставить Шоукросса на заднем сиденье. Я забрался туда и внимательно вгляделся в его лицо.
Он взглянул на меня и отвел взгляд, словно говоря, кто, черт возьми, этот идиот? Я изучал его минуту или две, как делаю всегда, выполняя свою работу. Я смотрел ему в лицо и думал: «Ну что, вот мы и поймали тебя, сволочь!»
Любой полицейский меня бы понял.
Было девять вечера, когда мы сняли наручники и снова отвели парня в конференц-зал. Я жутко устал, но начальство твердило свое – мол, он не признается в убийстве Фелиции Стивенс; не признается, что снял чернокожую девушку. Ты ему нравишься, Чарли; ты должен с ним поработать.
Я говорю своему лейтенанту:
– Господи, у меня нет сил.
Он говорит:
– Продержись еще полчаса, Чарли.
Я вхожу в комнату и придвигаю стул.
– Арт, ты в порядке? Хочешь кофе, чего-нибудь перекусить? Хочешь сходить в туалет?
Он весь день говорил «нет» и повторил это снова. Чугунные почки у парня.
Мы разговариваем пять или десять минут. Я говорю ему, что он поступил правильно, я горжусь им, все дела. Затем начинаю со Стивенс.
– Арт, – говорю я, – это дело точно такое же, как и другие. Ты признал остальных, не так ли?
Он кивает. И выглядит так, будто только что проспал десять часов.
Я продолжаю:
– Мы нашли ее неподалеку от Сисеро и Блэкберн. Их ты тоже признал, так ведь?
Он отвечает:
– Да. Но я не трахаюсь с черными девушками.
Он, должно быть, повторил одну и ту же фразу раз пятнадцать. Что бы я ни говорил, ничего не действовало, и Арт стоял на своем: он не убивал цветных женщин. Держался довольно вежливо, но оставался при своем.
Потом подключился Тони Кампионе.
– Послушай, Арт, мы никому не скажем. Если ты беспокоишься о том, что Роуз узнает, я обещаю тебе – она не узнает.
Это тоже не сработало.
Мы танцуем так еще минут двадцать, и я решаю, что остается только разыграть личную карту. Я ему нравился, это было видно. Еще бы, черт побери, я был его приятелем целых два дня.
Кладу руку ему на плечо и говорю:
– Арт, я не буду ходить вокруг да около. Должен сказать, мои боссы злятся на меня, потому что не понимают, почему ты не признаешься со Стивенс.
Он говорит:
– Я бы хотел помочь тебе, Чарли, но…
– Да, знаю. Ты не трахаешься с черными девушками.
– Никогда.
Я вздохнул и сделал такое лицо, словно моя карьера закончилась.
– Арт, я устал, и ты тоже, – хотя он совсем не выглядел уставшим, он выглядел так, словно мог продержаться еще пятнадцать раундов. – Это уже не важно. Не пойми меня неправильно: я на тебя не сержусь. Ты молодец. Но я должен пойти и сказать своему боссу, что… что я облажался.
Борриелло ждет за дверью. Вид у него такой, словно глаза вот-вот закроются, если не подпереть веки зубочистками. Я отвожу его в сторону.
– Надо, чтобы ты сказал Арту, что мне надерут жопу. Скажи ему, что они уже снимают с меня шкуру живьем.
Ленни ждет несколько минут, а затем заходит и говорит: