Наконец она негромко проворчала:
– Покажи. – И прибавила еще более неохотно: – Пожалуйста.
– Ладно. – Я отошел от нее подальше и принял боевую стойку. – Все начинается с ног. Надо сохранять равновесие и быть наготове, вес должен быть распределен таким образом, чтобы ты могла уклониться или шагнуть вперед или назад, не теряя равновесия. Колени чуть-чуть согни. Видишь, как я могу двигаться из стороны в сторону?
Она приняла стойку напротив меня, копируя мои движения. Она была стройной, моя маленькая девочка, и гибкой, как змея.
Я отложил свой нож и вооружился ножнами:
– Итак, вот наша первая игра. Никому не разрешается двигать ногами. Ни шагу вперед, ни шагу назад. Теперь я попытаюсь достать тебя кончиком этих ножен. Ты должна увертываться, чтобы я тебя не коснулся.
Она посмотрела на обнаженное лезвие в своей руке, потом на меня.
– Пока что отложи это. Сначала научись избегать моего клинка.
И вот так я танцевал с дочерью – мы качались, отражая выпады друг друга. Сперва я касался ее без усилий, задевая руку выше локтя, ключицу, живот, плечо.
– Не смотри на нож, – предложил я. – Смотри на меня. В момент, когда нож движется к тебе, уже почти слишком поздно. Следи за моим телом целиком и попытайся понять, когда я соберусь тебя задеть и где.
Я не был таким грубым, как Чейд со мной. Уколы Чейда оставляли небольшие синяки, и он смеялся каждый раз, когда ему удавалось меня зацепить. Я не был Чейдом, а Би не была мной. Наставив ей синяков или осыпав насмешками, я не добился бы от нее большего усердия. И вообще я припоминал, как злился на Чейда и от этого допускал еще больше ошибок. Я напомнил себе, что не воспитываю из дочери убийцу. Я просто пытаюсь научить ее, как избежать удара ножом.
Би училась быстро, и вскоре уже она тыкала меня ножнами. В первый раз, когда я позволил ей себя достать, она застыла.
– Если не хочешь меня учить, так и скажи. – Голос у нее был ледяной. – Не надо притворяться, будто я усвоила то, чего я не усвоила.
– Я просто не хотел, чтобы ты разочаровалась, – сказал я, оправдывая свою уловку.
– А я не хочу думать, что чему-то научилась, когда на самом деле это не так. Если кто-то захочет меня убить, я должна суметь убить его.
Я стоял спокойно, пытаясь не выдать своей улыбки ни единым шевелением мышц лица. Ей бы такое не понравилось.
– Ну ладно, ладно… – сказал я и после этого был с ней честен.
Это означало, что в тот день Би больше не достала меня ни разу, а еще – что у меня заболела спина и я весь взмок к тому времени, когда она наконец решила, что учебы на сегодня довольно. Ее короткие волосы были влажными и торчали во все стороны, когда она села на пол, чтобы прикрепить ножны к своему поясу. Когда она встала, нож тяжело повис на ее детском теле. Я посмотрел на нее. Она не подняла на меня глаз. Моя дочь вдруг показалась мне похожей на неухоженного щенка. Молли бы ни за что не позволила ей бегать по дому в таком растрепанном виде.
Чувствуя, что отрываю кусочек от сердца, я достал из своего сундука с сокровищами принадлежавшую Молли щетку для волос с серебряной спинкой и ее роговой гребень. Положил их к прочим драгоценным вещам Би. Мне пришлось прочистить горло, прежде чем я сказал:
– Давай отнесем это в твою новую комнату. Потом я хочу, чтобы ты пригладила волосы маминой щеткой. Они все еще слишком короткие, чтобы собрать их в хвост. Но можешь надеть одну из новых туник. – (Она кивнула взъерошенной головой.) – Думаю, мы никому не расскажем об этих уроках с ножом, да?
– Вот бы ты все мои уроки держал в тайне… – угрюмо пробормотала она.
– Нам надо об этом поговорить?
– Ты никогда не спрашиваешь моего мнения, – пожаловалась она.
Я скрестил руки на груди и посмотрел на Би сверху вниз.
– Я твой отец, – напомнил я ей. – Мне не нужно спрашивать твоего разрешения, чтобы делать то, что я считаю правильным.
– Дело не в этом! Дело в том, что я вечно не знаю, чего ждать. В том, что… – Она осеклась. Потом посмотрела на меня, с явным усилием не отвела взгляд в сторону и честно проговорила: – Они точно попытаются причинить мне боль.
– Уверен, твой наставник сумеет поддержать порядок среди учеников.
Она неистово замотала головой и издала звук, какой издает загнанная в угол кошка.
– Им не надо меня бить, чтобы сделать больно. Девочки могут… – Ее кулачки вдруг разжались, кисти рук сделались похожи на лапки с выпущенными когтями. Она обхватила ими голову и крепко зажмурилась. – Забудь, что я тебя о чем-то просила. Сама разберусь.
– Би… – предостерегающе начал я, но она меня перебила:
– Я же сказала. Девочкам не надо бить, чтобы сделать больно.
Я не мог все оставить просто так.
– Я хочу, чтобы ты поняла, почему я пригласил и других детей учиться.
– Но я все понимаю.
– Тогда объясни.
– Чтобы показать всем, что ты не скряга и не жестокосердный человек.
– Что?!
– Перси… Мальчик с конюшни. Он мне рассказал, что кое-кто считает, будто у тебя недобрый взгляд, и после смерти мамы они боялись, что ты станешь сурово обходиться со слугами. Этого не случилось. Но так они поймут, что ты на самом деле хороший человек.
– Би, дело вовсе не в том, что я хочу кому-то что-то доказать. В Оленьем замке любой ребенок, который хочет учиться, может приходить на уроки к большому камину. Мне, бастарду, разрешили туда прийти и учиться. И поэтому я думаю, что должен, в свою очередь, дать возможность выучиться любому ребенку из Ивового Леса.
Она на меня не смотрела. Я набрал воздуха и хотел было продолжить, но вместо этого только вздохнул. Если она не поняла смысла сказанного, новые слова лишь утомят ее. Услышав мой вздох, она посмотрела куда-то в сторону от меня.
– Ты все правильно сделал. – Когда я не ответил, она прибавила: – Мама хотела бы учиться. И будь она с нами, наверняка настояла бы на том, чтобы предложить учиться всем детям. Ты прав. – Она начала собирать свои сокровища. Они быстро заняли ее руки. Она не попросила о помощи, но просто прижала вещи подбородком, чтобы ничего не упало. Очень тихим голосом прибавила: – Но я бы хотела, чтобы ты ошибся и мне не пришлось учиться вместе с ними.
Я открыл ей дверь и вышел в коридор следом.
Мы почти дошли до дверей ее комнаты, когда я услышал, как стучат по полу тапочки с твердыми подошвами, и, обернувшись, увидел Шун. Она надвигалась на меня, словно корабль под всеми парусами.
– Помещик Баджерлок! – властно окликнула она меня.
Би ускорила шаг. Я остановился и повернулся лицом к Шун, давая дочери возможность сбежать.
– Добрый день, леди Шун, – приветствовал я девушку, нацепив на лицо улыбку.
– Надо поговорить, – сказала она, запыхавшись от подъема по ступенькам. Остановившись, начала без приветствий и предисловий: – Итак, когда же начнутся мои уроки музыки? И учителя танцев для меня непременно нужно пригласить из самого Оленьего замка, если не из Джамелии. Я хотела убедиться, что ты это понимаешь. Старых танцевальных па мне будет недостаточно!
Я с трудом удержал улыбку на лице.
– Уроки музыки. Не уверен, что писарь Фитц Виджилант готов учить…
Она нетерпеливо покачала головой, и темно-рыжие кудри всколыхнулись. От этого движения меня обдало ароматом ее духов. Молли всегда предпочитала ароматы цветов и трав: имбирь и корица, роза и лилия. Аромат, который долетел ко мне от Шун, никоим образом не напоминал о саде. Меня почти сразу же одолела головная боль. Я попятился, но Шун продолжала наступать со словами:
– Я уже с ним побеседовала три дня назад. Он согласен с тобой в том, что не готов учить меня играть на музыкальном инструменте или петь, но предположил, что если в особняке зимой поселятся менестрели, то они с радостью согласятся давать уроки музыки юной леди в обмен на скромное вознаграждение. А потом я спросила его о танцах, и…
– Писарь Фитц Виджилант все еще выздоравливает. Когда ты успела с ним поговорить?
– Когда навестила его, чтобы пожелать скорейшего выздоровления, разумеется. Я подумала: вот бедняга, его выслали в это захолустье из Оленьего замка, лишив всех удовольствий придворной жизни! Конечно, ему одиноко и скучно, вот я и заглянула в гости и увлекла его беседой, чтобы подбодрить. Боюсь, он не очень-то разговорчив, но я отлично умею задавать вопросы и вытаскивать робких парней из их раковин. Я спросила, умеет ли он танцевать, и он ответил, что да, и весьма неплохо, а я поинтересовалась, не сможет ли он обучить меня новым танцам, и он ответил, что его здоровье, вероятно, еще некоторое время не позволит танцевать с должным изяществом. Вот тогда-то он и предположил, что мне нужен учитель. И я, разумеется, сказала об этом Риддлу, и… он с тобой не говорил, верно? Для слуги он крайне забывчив! Почти бесполезен. Мне остается лишь удивляться, как ты его до сих пор не выгнал!
Я прокрутил в памяти недавние разговоры с Риддлом, пытаясь разыскать в них хоть намек на то, о чем она говорила. Отвлекшись, подумал о том, как Шун должна была надоесть бедняге Фитцу Виджиланту со своей болтовней.
– Вообще-то, Риддл служит леди Неттл, она лишь на время одолжила его лорду Чейду ради заботы о твоей безопасности. И для того, чтобы присматривать за юной леди Би, ее сестрой.
– Ее «сестрой». – Шун улыбнулась. Она посмотрела на меня, склонив голову набок, и в ее взгляде были проблески сочувствия. – Я тебя уважаю, помещик Баджерлок. Честное слово, уважаю. Живешь в доме падчерицы, следишь за ним так усердно. И приютил под своей крышей бастардов Оленьего замка. Фитца Виджиланта, меня и Би. Скажи-ка, какой лорд ее зачал, что она должна прятаться здесь, с тобой? Сдается мне, ее отец из Фарроу. Я слыхала, что пшеничные волосы и васильковые глаза – обычное дело для тех краев.
Чувства захлестнули меня. Если бы не многолетние тренировки с Чейдом, думаю, я бы впервые в жизни ударил безоружную женщину. Я вперил в нее взгляд, скрывая переживания, которые во мне пробудила ее пустая улыбка. Или не пустая? Неужели Шун нарочно причинила мне боль? Би права. Девушке не надо бить, чтобы ранить кого-то. Я не мог понять, был ли удар умышленным. Шун все так же смотрела на меня, склонив голову набок, и заговорщически улыбалась, словно умоляя поделиться с ней сплетней.