– Мой король, если позволите, этот вопрос имеет отношение как к моему опыту, так и к моим знаниям… – Говоривший, видимо, был старшим лекарем.
Я не мог понять, возражает ли он против того, чтобы его отсылали, считая, что ему лучше других известно, как следует поступить, или же ему просто не нравится, что кто-то взял на себя смелость решать такой вопрос. Я решил, что мне все равно и придворные тонкости для меня ничего не значат. Пусть лекарь спорит с Неттл сколько вздумается; я догадывался, чем все закончится. Я взмахом руки велел ученице отойти, и она с благодарностью повиновалась. Я принялся за работу, не обращая внимания на великосветский спор.
Смочив тряпицу в теплой воде, я нежно приложил ее к лицу Шута. Она покрылась коричнево-серыми разводами. Я ее сполоснул и снова вытер его лицо. Его глаза опять наполнились густыми желтыми слезами.
Я замер и тихо спросил:
– Я причиняю тебе боль?
– Ко мне уже очень давно никто не прикасался с добротой.
– Закрой глаза, – хрипло попросил я, ибо слепой взгляд был невыносим.
Я вытер его лицо в третий раз. В каждую морщину въелась грязь. Веки покрылись коркой высохшей слизи. От жалости к нему хотелось плакать. Вместо этого я снова выжал тряпицу. За спиной у меня шла в высшей степени вежливая перебранка. Любезность спорщиков сама по себе могла привести в бешенство. Хотелось повернуться и рявкнуть на них, чтобы ушли или замолчали. Я постепенно понимал, что взялся за безнадежное дело. Шут оказался сильнее, чем я думал, но его тело было слишком изувечено. У него не осталось запасов силы, чтобы их сжечь ради исцеления. Я принес его сюда в надежде, что круг Силы поможет ему, но теперь, медленно обмывая сначала одну его скрюченную кисть, а потом другую, готов был сдаться – слишком уж сильно ему досталось. Если мы не сможем восстановить его силы, прежде чем начнем исцеление, он его не переживет. А если мы его вскоре не исцелим, он не проживет достаточно долго, чтобы восстановить силы. Мои мысли носились кругами. Я рискнул всем, чтобы исцелить Шута, но это исцеление могло убить его.
Вдруг рядом со мной оказалась Кетриккен. С неизменным великодушием она поблагодарила разинувшую рот ученицу-лекарку и отослала прочь. В лазарете воцарилась тишина, перебранка прекратилась, и я почувствовал, что Неттл взяла верх. Лекари ушли, и вокруг постели Риддла собирался ее круг Силы. Чейд говорил о том, что уже видел такое, и заверял, что с Риддлом все будет в порядке, ему просто нужно хорошенько поесть и пару дней поспать, чтобы восстановиться. Мой старый наставник возражал против вмешательства посредством Силы, утверждая, что еды и отдыха будет достаточно. Риддл отдал больше, чем мог себе позволить, но он силен, отважен, и бояться за него не надо.
Малая часть меня удивилась тому, откуда Чейд столько знает. Как грубо он использовал Олуха? Или он досуха выпил силы Стеди? И зачем? Позже. Я со всем этим разберусь позже. По собственному опыту с будущим королем Верити я знал, что Чейд, скорее всего, прав. Запаниковав из-за Шута, я не подумал о том, что могу исчерпать силы Риддла до такой степени, что он превратится в слюнявого идиота. Мой друг и избранник моей дочери… Я должен перед обоими извиниться. Позже.
Ибо теперь Неттл переместилась к постели Шута. Она окинула его оценивающим взглядом, словно лошадь на рынке. Мельком посмотрела на меня и сделалась удивительно похожей на Би в те моменты, когда та отводила глаза. Неттл заговорила, обращаясь к молодой женщине, которая подошла и встала рядом с ней:
– Что ты думаешь?
Таким тоном учитель обращается к ученику.
Женщина набрала воздуха в грудь, простерла руки над Шутом и медленно провела ими над его телом, не касаясь. Шут замер, как будто почувствовал ее руки, и это ему не понравилось. Женщина провела над ним руками во второй раз. Потом покачала головой:
– Я вижу старые раны, но не знаю, сможем ли мы исцелить их. Похоже, у него нет никаких свежих ранений, угрожающих жизни. В его теле многое кажется странным и неправильным. Но я не считаю, что он нуждается в срочном вмешательстве посредством Силы. Вообще-то, учитывая, какой он худой, я думаю, Сила больше навредит, чем поможет. – Тут она сморщила нос и фыркнула, впервые выказав отвращение к пациенту. Замерла в ожидании ответа Неттл.
– Я согласна, – негромко проговорила мастер Силы. – Ты и остальные можете уходить. Благодарю, что собрались так быстро.
– Мастер. – Женщина слегка поклонилась в знак признательности.
Неттл отошла вместе с ней, вернувшись к постели Риддла, а остальной исцеляющий круг тихонько покинул лазарет.
Кетриккен внимательно посмотрела на искалеченного человека на кровати. Склонилась над ним, прижав кончики пальцев к губам. Потом выпрямилась и посмотрела на меня. В ее голубых глазах отражалось смятение.
– Это не он, верно? – взмолилась она. – Это не Шут.
Он чуть завозился, открыл невидящие глаза – и она вздрогнула. Он отрывисто проговорил:
– Если бы Ночной Волк… был здесь… он бы поручился за меня. Моя королева.
– Уже не королева. Ох, Шут…
В его голосе проскользнула былая насмешка, когда он сказал:
– По-прежнему моя королева. А я… прежний дурак и шут.
Кетриккен грациозно присела на низкий табурет по другую сторону от койки Шута. Не глядя на меня, принялась аккуратно подворачивать замысловато украшенные рукава платья.
– Что случилось с ними обоими? – спросила она у меня.
Кетриккен взяла одну из чистых тряпиц, лежавших в изножье, погрузила в воду, без тени отвращения взяла руку Шута и принялась обмывать. В моей памяти всплыло давно похороненное воспоминание: королева Кетриккен обмывает тела убитых «перекованных», снова превращая их в наших соплеменников и возвращая для погребения. Она всегда действовала без колебаний.
Я негромко проговорил:
– Я мало что знаю о том, что приключилось с Шутом. Его явно пытали, и он преодолел немалый путь, чтобы найти нас. А в случившемся с Риддлом виноват я сам. Я спешил и был встревожен, и я использовал его, чтобы перенести Шута через монолиты. Я никогда раньше не пользовался чужой помощью в таком деле. Возможно, я взял больше, чем он мог отдать. Остается лишь надеяться, что я не причинил ему непоправимого вреда.
– Моя вина, – тихо сказал Шут.
– Нет, моя. При чем здесь ты? – ответил я почти грубо.
– Сила. От него. Через тебя. Ко мне. – Он перевел дух. – Я должен был умереть. Не умер. Я уже много месяцев не чувствовал себя таким сильным, как сейчас, несмотря на… случившееся. Ты отдал мне часть его жизни.
В этом был смысл. Риддл не только наделил меня Силой, чтобы перенести Шута через монолиты, он позволил мне взять свою жизненную энергию, чтобы напитать ей Шута. Внутри меня благодарность сражалась со стыдом. Я взглянул на Риддла. Он не посмотрел в мою сторону. Неттл сидела у его постели на табуретке, держа обе его руки в своих. Смогу ли я каким-то образом вернуть ему этот долг? Видимо, нет.
Я снова повернулся к Шуту. Он был слеп. Он не видел, что, пока Кетриккен аккуратно обмывала кривые ногти на его пальцах, по ее щекам бежали слезы. Эти проворные руки с длинными пальцами, жонглировавшие деревянными шарами или шелковыми лоскутами, вытаскивавшие монету из пустоты, делавшие непристойные жесты или выразительно взмахивающие, иллюстрируя какую-нибудь байку… Теперь от них остались только опухшие костяшки да изломанные веточки-пальцы.
– Не твоя вина, – тихо проговорила Кетриккен. – Думаю, Риддл знал, что отдает. Он щедрый человек. – Долгая пауза. – Он заслужил то, что получил, – прибавила она, но не пояснила, что имеет в виду. Вздохнула. – Тебе нужно больше, чем это. Тебе нужна горячая ванна, Шут. Ты по-прежнему как одержимый хранишь свои личные секреты?
Он издал тихий звук, – возможно, это был смешок.
– Пытки не оставляют и намека на чувство собственного достоинства. Боль заставит вопить, умолять или обделаться. Нет никаких секретов, когда ты в руках врагов, которым неведомы угрызения совести, которых не терзает раскаяние из-за того, что они с тобой делают. И потому – среди друзей, да. Я по-прежнему одержим своими личными секретами. Друзья способны сделать мне такой подарок. Восстановить хоть малую часть моего утраченного достоинства. – Это была длинная речь, и к завершению ее он дышал с присвистом.
Кетриккен не стала спорить или спрашивать, сможет ли он вымыться сам. Она просто поинтересовалась:
– Где тебя поселить? В старых покоях лорда Голдена? В детской Фитца? В старом логове Чейда?
– Все эти комнаты пустуют? – изумился я.
Кетриккен бесстрастно взглянула на меня:
– Ради него кого-то можно и переселить. – Она с нежностью положила руку Шуту на плечо. – Он помог мне добраться до Горного Королевства. Живой. Я этого никогда не забуду.
Он положил поверх ее руки свою искалеченную кисть:
– Я буду благоразумен. Чего раньше со мной почти не случалось. Чтобы выздороветь, мне понадобится спокойствие, если позволите. Логово Чейда. И пусть обо мне не говорят ни как о лорде Голдене, ни как о Шуте. – Он повел затянутыми пленкой глазами и спросил: – Это едой пахнет?
Так и было. Ученица-лекарка вернулась, и в руках у нее был котелок под крышкой, завернутый в полотенце. Крышка покачивалась на ходу, из-под нее вырывались ароматные облачка, и вскоре вся комната благоухала говяжьим бульоном. Следом за девушкой шел мальчик-слуга с мисками, ложками и корзинкой булочек. Лекарка сперва остановилась у постели Риддла, и я с облегчением увидел, что тот достаточно пришел в себя, чтобы сесть в постели и наброситься на горячую пищу. Он взглянул мимо Неттл на меня и криво улыбнулся. Незаслуженное прощение. Дружба как она есть. Я медленно кивнул, веря, что он понимает.
Завоевать прощение Неттл будет труднее.
Лекарка подошла, чтобы наполнить миску для Шута.
– Ты сможешь сесть, чтобы поесть? – спросил я.
– Наверное, лишь ради этого стоит попробовать, – просипел он. Мы с Кетриккен приподняли его, переложили подушки ему под спину, и он прибавил: – Я сильнее, чем ты думаешь, Фитц. Я умираю, да. Но буду сражаться со смертью, пока могу.