получно прибыл сюда.
Я посмотрел на Шута. Он с трудом принял сидячее положение и завернулся в одеяло. Он выглядел жалким и хрупким и казался на сотню лет старше меня.
– Я это сделаю, – сказала Неттл прежде, чем я попросил. – Вызвать стражника, чтобы он помог перенести твоего друга?
– Пожалуй, мы справимся сами, – сказал я.
Она кивнула:
– Так я и думала. Вы хотите, чтобы о его пребывании здесь узнало как можно меньше людей. Клянусь жизнью, я понятия не имею, в чем дело. Но буду уважать вашу любовь к тайнам. Что ж, большинство слуг заняты на празднике, так что если будешь осторожен, то сможешь провести его по коридорам так, что вас никто не заметит.
И я отправился в старые покои леди Тайм. Путь занял много времени, мы оба замерзли и промокли, потому что Шут настоял на том, чтобы пересечь внутренний двор. Он завернулся в одеяло, его ноги были по-прежнему обмотаны ветошью. Мы кое-как брели через двор сквозь ветер и снег. Потом мы долго шли коридорами для слуг – они огибали парадные комнаты замка, что делало путь длиннее. Он брал меня за руку, когда мы взбирались по узким лестницам, и все сильней опирался на меня с каждым шагом. Мальчик-сопровождающий поглядывал на нас обоих с изумлением и подозрением. В какой-то момент я сообразил, что́ его пугает: на моей одежде застыла кровь Шута. Я не стал ничего объяснять.
У дверей в старые покои леди Тайм паж остановился и протянул мне большой ключ на толстом синем шнурке. Я взял его, а также маленький фонарь и велел пажу уходить. Он не заставил себя упрашивать и мигом скрылся из виду. «Леди Тайм» не существовало уже несколько десятков лет, но в замке упорно судачили, что в этих комнатах обитает ее призрак. Чейд позаботился о том, чтобы его любимая маска жила своей жизнью.
Комната была погружена в сумерки и пропиталась запахом плесени. Свечи в канделябре на запыленном столе излучали тусклый свет. Обстановка была запущенная, в воздухе витал аромат духов, древний и назойливый. Это был запах старой женщины.
– Я ненадолго присяду, – объявил Шут и едва не промахнулся мимо стула, который я подвинул к нему.
Он не сел, а рухнул – и застыл, тяжело дыша.
Я открыл гардероб и обнаружил плотный ряд древних платьев и сорочек. Запах был такой, словно их никогда не стирали. Бормоча ругательства по поводу Чейдова идиотского замысла, я опустился на четвереньки, прополз под одеждой и ощупал заднюю стенку. Я стучал, толкал и тянул, пока панель вдруг не открылась.
– Придется ползти, – сообщил я Шуту с кислой миной. Он не ответил.
Он заснул, где сидел. Разбудить его оказалось нелегко, а потом я почти что волоком протащил его через низкий люк в гардеробе. Помог ему устроиться в старом кресле Чейда у камина, прополз обратно, чтобы запереть дверь в комнату леди Тайм изнутри и погасить свечи. К тому времени, когда я закрыл потайную дверь и вернулся к Шуту, он опять начал дремать. Я снова его разбудил и спросил:
– Ванна или постель?
Лохань с водой, над которой еще слегка вился пар, наполняла комнату ароматами лаванды и иссопа. Рядом стоял стул с прямой спинкой. На низком столике ждали полотенце, горшочек с мягким мылом, мочалка, хлопковая туника, старомодный синий шерстяной халат и плотные чулки. Годится. Шут зашевелился как потрепанная марионетка, извлеченная из сундука.
– Ванна, – пробормотал он и обратил в мою сторону слепое лицо.
– Сюда.
Я взял его за тонкую как палка руку и обнял другой рукой. Подвел к стулу. Он рухнул на него так тяжело, что едва не опрокинул, и замер, глубоко дыша. Не спрашивая, я присел и начал разворачивать тряпки, в которые были завернуты его ступни. Они ужасно воняли и слиплись, так что их пришлось отдирать. Я заговорил, дыша ртом:
– Рядом с тобой столик – там все, что тебе потребуется для мытья. И одежда на потом.
– Чистая одежда? – спросил Шут, как будто я вручил ему штабель золотых слитков. Он ее нащупал, и рука его взлетела и опустилась, словно бабочка, коснувшись драгоценного подарка. Потом снял крышку с мыла, понюхал и издал тихий звук, от которого у меня защемило сердце. Осторожно вернул крышку на место. – Ох, Фитц! Ты даже не представляешь… – проговорил он надтреснутым голосом. И, взмахнув костлявой рукой с искалеченными пальцами, попросил меня уйти.
– Позови, если понадоблюсь, – сказал я.
Взяв свечу, я отошел к полкам со свитками в дальнем углу комнаты. Он прислушивался к моим шагам и не выглядел довольным, когда я остановился, но это было все уединение, какое я мог ему даровать. Не хватало еще, чтобы он утонул в лохани из-за своей застенчивости. Я порылся в свитках и нашел один по Дождевым чащобам, но когда я подошел с ним к столу, то оказалось, что Чейд уже разложил там для меня чтиво. Три свитка о том, как надлежащим образом подготовить и использовать «человека короля». Что ж, он прав. Мне стоит научиться этому. Я перенес свитки на старую кровать Чейда, зажег там канделябр, скинул ботинки, подложил под спину подушки и устроился читать.
Я одолел треть первого свитка, нудного и перегруженного деталями о том, как выбирать кандидата, который может делиться Силой, прежде чем услышал тихий плеск воды, – Шут опустился в лохань. Потом все стихло. Я читал, время от времени поглядывая на него, чтобы убедиться, что он не заснул и не погрузился в воду с головой. Отмокнув как следует, он начал медленно мыться. Он негромко покряхтывал и постанывал от боли и от облегчения, когда его мышцы расслаблялись. Он не спешил. Я читал третий свиток, более полезный, с перечислением особых признаков того, что «человек короля» превысил свои возможности, а также с указанием, как при необходимости вернуть ему Силу, когда Шут громко вздохнул и вслед за этим раздались звуки, означающие, что он выбирается из лохани. Я не посмотрел в его сторону.
– Ты сможешь нащупать полотенца и халат?
– Справлюсь, – коротко ответил он.
Я дочитал свиток и уже боролся с дремотой, когда услышал его:
– Я потерял ориентиры. Где ты?
– Здесь. На старой кровати Чейда.
Даже вымытый и одетый в чистое, он все равно выглядел ужасно. Он стоял, цепляясь за спинку стула, и старый синий халат смотрелся на нем, как обвисший парус на мачте брошенного корабля. Сильно поредевшие волосы отяжелели от воды и едва прикрывали его уши. Слепые глаза выглядели жутко и мертво на худом живом лице. Воздух наполнял и покидал его легкие с таким звуком, словно это были дырявые кузнечные мехи. Я встал и, взяв его за руку, подвел к кровати.
– Сытый, чистый и в тепле. В свежей одежде. В мягкой постели. Я расплакался бы от благодарности, да слишком устал для этого.
– Лучше иди спать.
Я откинул ему одеяло. Он сел на краешек постели. Его руки ощупали чистые простыни, коснулись взбитой подушки. Чтобы закинуть ноги на кровать, ему пришлось приложить усилие. Когда он опустился на подушки, я не стал ждать – укрыл его, как укрыл бы Би. Его руки вцепились в край одеяла.
– Ты останешься здесь на ночь? – Это был скорее вопрос, чем просьба.
– Если хочешь.
– Хочу. Если ты не против.
Я взглянул на него. Отмытые от грязи, шрамы на его лице были отчетливо видны.
– Не против, – сказал я тихонько.
Он закрыл свои затянутые пленкой глаза.
– Ты помнишь тот раз, когда… я попросил тебя остаться рядом со мной на ночь?
– В палатке Элдерлингов. На Аслевджале.
Я помнил. Мы помолчали, и я уже решил, что Шут уснул. Меня вдруг охватила страшная усталость. Я обошел кровать, сел на край, а потом вытянулся рядом с ним, так осторожно, словно он был малышкой Би. Мои мысли полетели к дочери. Что за день я для нее устроил! Будет ли она сегодня спать крепко или сражаться с ночными кошмарами? Останется ли в постели или проберется в свое убежище за стеной моего кабинета? Моя странная пчелка-малышка… Я должен был лучше стараться ради нее. Я всей душой хотел быть ей хорошим отцом. Я пытался, но мне как будто все время что-то мешало. И вот я здесь, в днях пути от нее, доверив ее человеку, которого почти не знаю и которому нанес оскорбление.
– Ни о чем не спросишь? – раздался в полумраке голос Шута.
Это ему, подумал я, стоило бы задавать вопросы. Например: «Почему ты меня заколол?»
– Думал, ты спишь.
– Скоро усну… – Он вздохнул так, словно сбросил с плеч неимоверно тяжелое бремя. – Ты так доверяешь мне, Фитц. Прошли годы, я снова ворвался в твою жизнь, и ты меня убил. А потом спас.
Я не хотел говорить о том, как вонзил в него нож.
– Твоя посланница добралась до меня.
– Которая?
– Бледная девушка.
Он помолчал, а потом проговорил голосом, исполненным печали:
– Я послал к тебе семь пар гонцов. На протяжении восьми лет. И только одной удалось дойти?
Семь пар. Из четырнадцати гонцов ко мне прибыла только одна девушка. Возможно, две. Во мне проснулся сильнейший ужас. От кого сбежал Шут и идут ли за ним преследователи?
– Она умерла вскоре после того, как попала в мой дом. Преследователи заразили ее какими-то паразитами, пожиравшими ее изнутри.
Он немного помолчал.
– Они такое любят. Медленная, неумолимо нарастающая боль. Им нравится, когда те, кого они пытают, умоляют о смерти.
– Кто они такие? – негромко спросил я.
– Слуги, – ответил он совершенно безжизненным голосом.
– Слуги?
– Бывшие Слуги. Когда существовали Белые, их предки служили. Служили Пророкам. Моим предкам.
– Ты Белый.
О них мало что написано, и то немногое, что мне было известно, я узнал в основном от Шута. Когда-то они жили рядом с людьми, среди людей. Жили долго и обладали пророческим даром, позволявшим видеть все возможные варианты будущего. По мере того как их род угасал и смешивался с людским, они утратили свои уникальные способности, но раз в несколько поколений по-прежнему рождается такой, как он. Истинные Белые вроде Шута появляются очень редко.
Он скептически фыркнул:
– Они заставили тебя в это поверить. И меня. Правда в том, Фитц, что в моих жилах достаточно крови Бледных, чтобы она проявлялась почти в полной мере. – Он перевел дух, словно собираясь что-то еще сказать, но вместо этого глубоко вздохнул.