– Думаю, он хотел сохранить щенкам жизнь. Как и ослу.
– Ну, старому ослу мы тоже удивились. Мы его, конечно, откормим и копыта ему приведем в порядок, но никто так и не понял, для чего он. – Персивиранс посмотрел на меня. – Этот городской нам правду сказал?
Я отошла чуть дальше по коридору, прочь от остальных:
– Когда мы были в центре города, то увидели, как мужчина убивает собаку. Он хотел заставить людей купить ее щенков…
Персивиранс слушал мой рассказ, вытаращив глаза. К тому времени, когда я закончила, он стоял с разинутым ртом.
– Слыхал я, что Баджерлок вспыльчивый и не терпит жестокости. Хм. – Он изумленно выдохнул. – Это он хорошо устроил. Но что ж теперь делать с бульдогами?
– А что с ними обычно делают?
Он вскинул брови, словно удивляясь тому, что я не знаю.
– Ну, некоторые устраивают с ними бои, собаки против собак. Или травят быков. Ну, знаете – науськивают на быка, чтобы загонять его как следует, а потом уж вести на бойню. Говорят, от этого мясо лучше. Со свиньями то же самое. Эй, а может быть, мы сможем с ними поохотиться на диких свиней тут в округе и разогнать их? Двое старых крупных клыкачей вот уже несколько лет разоряют поля с корнеплодами.
– Может быть, – сказала я. У меня возникла идея. – Может, я попрошу, чтобы одного отдали мне.
Тут появился Фитц Виджилант. Сегодня, одетый в синий жакет с белым воротником и штаны более темного синего оттенка, он выглядел превосходно. Я вдруг поняла то, чего не понимала раньше: Фитц Виджилант одевался как богатый торговец, в то время как наряды моего отца были ближе к тем, в которых фермеры приезжали в Дубы-у-воды, чтобы продавать свои товары. Я окинула себя взглядом. Да. Скорее фермерская дочь, чем ребенок из благородной семьи. Или даже фермерский сын. Мой наставник не дал мне времени, чтобы об этом как следует подумать.
– Так-так, идемте со мной, идемте внутрь и занимайте свои места! Мы потеряли бо́льшую часть утра, поэтому сегодня надо уроки провести побыстрее.
Никто не стал напоминать, что это он прибыл последним. Мы быстро расселись по местам, как и было велено. Наш учитель казался рассеянным и почти раздраженным, как будто он вовсе не ради наставничества приехал в Ивовый Лес и хотел поскорее отделаться от уроков, чтобы заняться делами поважнее. Он попытался обучить нас длинному стиху о разных королях Шести Герцогств, с указанием, за что помнили каждого, но, вместо того чтобы учить его по частям, как мама проделала с «Двенадцатью исцеляющими травами», прочитал нам все, а потом каждого по очереди попросил повторить. Никому не удалось припомнить дальше третьего короля, не говоря уже обо всех двадцати трех, и Фитц Виджилант не поскупился на выражение своего разочарования. Он опять прочитал стих, очень быстро. Ларкспур сумел почти правильно повторить четыре строфы. Эльм принялась всхлипывать, когда Фитц Виджилант велел ей встать и начать декламировать. Он уставился на меня, и я, ощущая одновременно решимость и ужас, медленно поднялась.
Меня спасло то, что тут вдалеке раздались сердитые крики, а потом такой грохот, словно кто-то настойчиво колотил в дверь. Фитц Виджилант отвернулся от меня, нахмурившись, и направился к выходу из классной комнаты. Все еще хмурясь, он посмотрел в ту сторону, откуда доносился шум. Он уже начал закрывать дверь, как вдруг все мы услышали долгий, леденящий душу вопль.
Писарь встревожился:
– Оставайтесь тут. Я скоро вернусь.
И он покинул нас – сначала шел быстрым шагом, а потом мы все услышали, как он побежал. Мы обменялись взглядами. Ларкспур беспокойно заерзал, а потом встал. Сделал два шага к двери.
– Он велел оставаться тут, – напомнил ему Персивиранс.
Мы сидели на местах, прислушиваясь к приглушенным звукам.
Персивиранс посмотрел на меня, а потом сказал:
– Пойду-ка посмотрю, что там происходит.
– Я с тобой, – тотчас же сказала я.
– Нет, – категорично ответил он и, когда я оскалилась на него, добавил примирительным тоном: – Вы же не хотите, чтобы писарь на вас рассердился, леди Би. Я быстренько сбегаю туда и обратно.
Я склонила голову набок, не сводя с него взгляда, и любезно ответила:
– Сбегай, но со мной.
– У них будут неприятности, – сообщила Леа Эльм голосом, полным надежды.
Бросив на девочек самый уничижительный взгляд, какой только смогла изобразить, я отправилась с Персивирансом выглянуть за дверь. Мы никого не увидели, но крики сделались громче. Раздался звук, какой бывает в кухне, когда металлом ударяют о металл.
Персивиранс посмотрел на меня и беззвучно произнес:
– Мечи?
Его лицо выражало недоверие. «Глупости, какие еще мечи?» – подумала я, но не смогла придумать ничего умнее и предположила:
– Может, это как-то связано с Зимним праздником?
В его глазах вспыхнул интерес.
– Может.
Тут какой-то мужчина яростно заорал.
– Или нет, – прибавил Персивиранс, и его улыбка погасла.
– Стойте тут и не шумите, – велела я остальным детям, собравшимся в дверном проеме позади нас.
Мы шагнули в коридор. Я нащупала на поясе мамин нож. Сердце с грохотом колотилось в моей груди, когда я следовала за Персивирансом, который неслышно ступал по коридору. Добравшись до конца и выйдя в коридоры главного здания, я с облегчением увидела, что к нам спешит Ревел. Управляющий что-то нес, прижимая к себе, – что-то очень тяжелое, судя по тому, как он спотыкался на ходу.
Когда мы оба побежали к управляющему, я затараторила:
– Что-то случилось? Мы услышали крики, и писарь Фитц Виджилант нас оставил, чтобы проверить…
Ревел стал заваливаться на бок и, плечом ударившись о стену, вскинул руку. Колени его подогнулись, он рухнул на пол. Его пятерня оставила на стене длинный кровавый след. Из груди его торчала стрела – это ее он сжимал руками, пока шел вперед, шатаясь.
Посмотрев на нас, управляющий шевельнул губами и почти неслышно произнес:
– Бегите. Прячьтесь. Быстро!
А потом умер. Просто в один миг перестал существовать. Я глядела на него во все глаза, целиком и полностью осознавая, что он мертв, и не понимая, зачем Персивиранс наклонился, положил руку ему на плечо и всмотрелся в лицо, говоря:
– Управляющий? Управляющий, что случилось?
Он коснулся дрожащей рукой пальцев Ревела, все еще сжимавших древко стрелы в своей груди. Рука окрасилась в цвет крови.
– Он мертв, – сказала я и вцепилась в плечо Персивиранса. – Мы должны сделать, как он сказал. Надо предупредить остальных. Убежать и спрятаться.
– От кого? – сердито спросил Персивиранс.
Я злилась не меньше его:
– Ревел из последних сил пришел сюда, чтобы сказать нам это. Мы не испортим все по глупости. Мы сделаем, как он велел. Идем!
Я схватила его за рубашку и потащила за собой. Сначала мы пошли, потом побежали. Я едва за ним поспевала. Наконец мы ворвались в классную комнату.
– Бегите! Прячьтесь! – крикнула я детям, но они посмотрели на меня как на безумную. – Случилось что-то плохое. Управляющий лежит мертвый в холле, у него из груди торчит стрела. Не идите в главное здание. Надо выбраться отсюда и убежать прочь.
Леа бросила на меня скучающий взгляд и сообщила:
– Она просто пытается устроить нам всем неприятности.
– Нет, не пытается. – Персивиранс почти кричал. – Времени нет. Прямо перед смертью он велел нам бежать и прятаться. – Он выбросил вперед ладонь, алую от крови Ревела.
Эльм вскрикнула, а Ларкспур попятился и упал.
Мысли мои неслись одна за другой.
– Мы вернемся через южную пристройку в оранжерею. Оттуда выйдем в огород и через него попадем в кухню. Там есть место, где мы сможем спрятаться.
– Надо уйти подальше от дома, – сказал Персивиранс.
– Нет. Это хорошее место, никто нас там не найдет, – заверила я, и Эльм положила конец разговору, сказав:
– Я хочу к маме!
Так все и случилось. Мы сбежали из классной комнаты.
Из главного здания раздавались ужасные звуки – приглушенные крики, грохот, чьи-то вопли. Дети помладше пищали от страха или всхлипывали, пока мы убегали. Мы схватились за руки и устремились вперед. Когда мы очутились в оранжерее, я подумала, не спрятаться ли нам там, но решила, что мало кто из детей – если вообще хоть кто-то – сможет застыть и затаиться, если войдут вооруженные мужчины. Нет. Есть только одно тайное место, где их всхлипы никто не услышит, и, как бы я ни хотела сохранить его в секрете для одной себя, другого выхода нет. Я – дочь своего отца и в его отсутствие – хозяйка Ивового Леса. Помогая нищему в городе, я считала себя храброй. Но это было напоказ, чтобы отец увидел. Теперь мне предстояло проявить истинную храбрость.
– Выходим наружу и через огород идем в кухню! – велела я детям.
– Но там снег! – заныла Эльм.
– Надо добраться до конюшни и спрятаться, – настаивал Персивиранс.
– Нет. Следы на снегу нас выдадут. В огороде уже натоптано. Вряд ли кто-то заметит, что мы там прошли. Давай же! Пожалуйста! – Последнее слово я произнесла в отчаянии, увидев его упрямое лицо.
– Я помогу вам попасть в кухню, но потом пойду на конюшню, чтобы предупредить папу и ребят.
Я поняла, что спорить с ним бессмысленно, и резко кивнула.
– Идем, – сказала я остальным.
– И тише тут! – прибавил Персивиранс строгим голосом.
Он шел первым. В огороде вот уже месяц царило спокойствие, и укрытые соломой грядки ревеня, укропа и фенхеля занесло снегом. Огород еще никогда не казался мне таким большим. Эльм и Леа вцепились друг в друга и тихонько жаловались, что их домашние туфли промокли от снега. Когда мы приблизились к двери, ведущей в кухню, Персивиранс яростно замахал руками, веля нам оставаться на месте. Он подкрался, приложил ухо к двери, послушал, а потом открыл ее, с усилием отодвинув снег, который намело у порога.
Я на миг застыла, созерцая воцарившийся в кухне хаос. Здесь случилось что-то ужасное. По полу были рассыпаны свежеиспеченные буханки хлеба, над огнем горел кусок мяса. И никого не было. Обычно кухня никогда не пустовала – по крайней мере, днем. Эльм в ужасе ахнула, обнаружив, что ее мама исчезла, но Леа, к моему удивлению, хватило присутствия духа зажать подруге рот, чтобы та не завопила.