– Я и так все знала, – с горькой насмешкой сообщила она. – Думаешь, моя мать была не в курсе? Фитц, прекрати. Никто тебя не винит в ее смерти, и ты не должен чувствовать вину за то, что не последовал за ней. Она бы этого не хотела. Я люблю тебя за то, что благодаря тебе мама была счастлива в последние годы. Когда отец… когда Баррич умер, я думала, она больше никогда не улыбнется. А когда она узнала, что ты, чья «смерть» заставила ее пролить так много слез, все еще жив, – о, я думала, она никогда не перестанет гневаться на тебя. Но ты вернулся к ней, и тебе хватило терпения, чтобы вновь завоевать ее. Ты подходил ей, и она прожила свои последние годы в точности так, как мне бы хотелось, чтоб она прожила всю жизнь.
Я со свистом втянул воздух, и мое горло как будто что-то сдавило. Я хотел поблагодарить мою старшую дочь, но не мог найти слов. Они и не требовались. Она вздохнула и потянулась ко мне, чтобы похлопать по плечу.
– Ну так вот. Значит, мы уедем утром. Я слегка удивилась тому, что у Би нет пони и она совершенно не умеет ездить верхом. Это в девять-то лет! Баррич посадил меня на лошадь, когда мне было… ну, я попросту не могу припомнить время, когда бы не ездила. Когда я попыталась посадить Би в седло, она вырвалась из моих рук и спустилась с другой стороны от животного со всем возможным проворством. Так что, я думаю, путешествие в Олений замок выйдет интересным. Она маленькая – посажу ее в корзину вьючной лошади и для равновесия наполню вторую ее одеждой и игрушками. Все не поместятся, конечно. Просто поразительно, сколько у малышки игрушек и одежды, – я никогда такого не видела!
Мне показалось, что я бегу за Неттл, но никак не могу догнать.
– Би? – спросил я. – С чего вдруг тебе забирать Би в Олений замок?
Она бросила на меня раздраженный взгляд:
– Куда еще я могу ее отвезти? Чивэл и Нимбл предложили ее взять, хотя у Нимбла даже нет жены, которая помогла бы с малышкой. Я обоим отказала. Они понятия не имеют, за что собрались взяться. У меня, по крайней мере, есть опыт с Олухом. Думаю, со временем я сумею проникнуть сквозь туман, окружающий ее разум, и хоть как-то ее понять.
– Туман, окружающий ее разум, – с глупым видом повторил я.
Моя старшая дочь уставилась на меня:
– Ей девять. Она уже должна разговаривать. Но не разговаривает. Она что-то бормотала маме, но я в последнее время и этого от нее не слышала. Теперь, когда мамы нет, кто поймет бедняжку? Я гадаю, сознает ли она даже, что мама умерла. Я пыталась с ней об этом поговорить, но она просто отворачивается от меня. – Неттл тяжело вздохнула. – Хотела бы я знать, сколько она вообще понимает. – Она склонила голову набок и, поколебавшись, сказала: – Знаю, мама бы этого не одобрила, но я должна спросить. Ты когда-нибудь использовал Силу, чтобы попытаться коснуться ее разума?
Я покачал головой. Я не следил за ее размышлениями. Я пытался связать все воедино.
– Молли не хотела, чтоб я это делал, и я не делал. Я открыл опасности применения Силы к маленьким детям много лет назад. Ты разве не помнишь?
Это вызвало у нее слабую улыбку.
– Мы с Дьютифулом оба это хорошо помним. Но я думала, что после нескольких лет молчания дочери ты бы хоть попытался проверить, наделена ли она разумом.
– Ну конечно, наделена! Она умная малышка. Иногда от этого тревожно. И она говорит, когда хочет. Просто не очень четко. И не так часто, как можно было бы ожидать.
Я и не подумал о том, что Неттл никогда не видела, как ее младшая сестра вышивает клочок ткани, сидя у матери на колене, или стоит на столе и вынимает свечи из форм. Она видела Би в свои краткие визиты лишь как робкого эльфийского ребенка, тихого и осторожного. А теперь моя младшая дочь была немым клубочком у камина. Я встал, прошел через комнату и склонился над ней.
– Иди сюда, Би, – отрывисто проговорил я, но стоило моей руке коснуться ее спины, как малышка сделалась прямой и одеревенелой, словно высушенная на солнце рыба, а потом отпрянула и опять свернулась клубочком, спрятав лицо.
– Оставь ее в покое, – твердо сказала Неттл. – Фитц, давай поговорим друг с другом откровенно. Ты мужчина, охваченный глубокой скорбью, и ты прямо сейчас не можешь думать об остальном мире. Даже до того, как это случилось, ты не очень-то… обращал внимание на свою дочь. Ты не сможешь о ней заботиться. Если бы я не знала тебя лучше, я бы сказала, что она тебя боится. Но я знаю, что ты не способен проявить жестокость к ребенку. Так что я лишь отмечу, что она не хочет, чтобы ты к ней прикасался. И как же тебе о ней заботиться? Ей придется завтра отправиться со мной. В Оленьем замке много нянек, и, как я поняла за эти дни, на самом деле она нуждается лишь в незначительном уходе. Будучи одетой, она сама ест, не гадит под себя и, если ее оставить в одиночестве, спокойно сидит и смотрит в огонь. Думаю, одна из женщин, присматривавших за Олухом, подойдет, в особенности такая, которая сейчас уже пожилая и ищет простой работы.
Неттл подтащила кресло ближе к огню и села. Наклонилась, чтобы коснуться сестры. Девочка увернулась от нее, и Неттл не стала упорствовать. Би отыскала свое любимое место у очага и скрестила ноги под ночной рубашкой. Я видел, как ее маленькое тело расслабилось, когда она сложила руки и устремила взгляд на пляшущие языки огня. Тут она была в безопасности. В Оленьем замке все будет по-другому. Отпустить ли ее с сестрой? Эта мысль мне не нравилась. Но не себялюбие ли заставляет меня удерживать ее подле себя? Я и сам не знал.
– С ней там будут жестоки, – медленно выговорил я.
– Я не найму женщину, которая способна на жестокость! Неужели ты такого низкого мнения о моих суждениях? – Неттл разгневалась.
– Я не о няньке. Дети в замке. Когда она отправится на уроки, они будут издеваться над ней из-за того, что она маленькая и бледная. Щипать ее за обедом. Отнимать сладости, гоняться за ней по коридорам. Насмехаться над ней. Из-за того, что она другая.
– Другие дети? Уроки? – недоверчиво повторила Неттл. – Открой глаза, Фитц. Уроки чего? Я ее люблю сильней, чем кто бы то ни было, но уютная и безопасная жизнь – это лучшее, что мы можем ей предложить. Я не отправлю ее учиться и не посажу за стол, где ее могут дразнить или щипать. Я буду держать ее в безопасной отдельной комнате, рядом с собственной. Она будет сытой, одетой и чистой, со своими простыми маленькими игрушками. Это лучшее, что мы можем ей предложить и чего она может ожидать от жизни.
Я уставился на нее, потрясенный этими словами. Как же она могла думать, что Би такая?..
– Ты считаешь ее дурочкой?
То, что я это отрицал, поразило Неттл. Потом она взяла себя в руки и ожесточилась:
– Это случается. Она не виновата. Ты не виноват. Нам от такого не скрыться. Моя мать была пожилой, когда родила ее, и она появилась на свет маленькой. Разум у таких детей, как правило… не растет. Они остаются младенцами. И остаток ее жизни, будь она короткой или длинной, кто-то должен за ней присматривать. Так что лучше, если…
– Нет. Она останется здесь. – Я был непреклонен и неприятно удивлен тем, что Неттл могла предлагать иное. – Что бы ты ни думала, невзирая на свое странное поведение, она обладает ясным разумом. И даже если бы она оказалась дурочкой, мой ответ был бы тем же. Мир, который она познала до сих пор, ограничен Ивовым Лесом. Она знает дороги по дому и прилегающим землям, и слуги ее принимают. Она не дурочка, Неттл, не скудоумная. Она маленькая и… да, она другая. Может, она нечасто разговаривает, но умеет это делать. И другие вещи умеет. Шить, ухаживать за ульями, полоть сорняки, писать в своей маленькой тетрадке. Она любит гулять снаружи. Она любит, когда ей позволяют делать, что хочется. Она повсюду следовала за Молли.
Старшая дочь уставилась на меня во все глаза. Кивком указала на Би и недоверчиво спросила:
– Эта кроха шьет? И умеет ухаживать за ульем?
– Разве мать не писала тебе… – Я не договорил.
Письмо было непростой задачей для Молли. И сам я лишь в последний год увидел в моем ребенке яркие проблески разума. С чего я решил, что Неттл об этом знала? Я с ней не поделился открытием, как и с Чейдом или кем-то другим в Оленьем замке. Сперва я не хотел спешить с радостным известием. А после игры в запоминание был слишком осторожен, чтобы поделиться с Чейдом новостью о талантах своей дочери. Я все еще был уверен, что он быстро придумает, как ее можно использовать.
Неттл качала головой:
– Мама чрезмерно полюбила свое младшее дитя. Она хвасталась мне вещами, которые… Ох! Ясно же, она отчаянно желала, чтобы Би сделалась… – Голос Неттл затих, она не сумела заставить себя произнести слова вслух.
– Она способная маленькая девочка. Спроси слуг, – посоветовал я, а потом задался вопросом, что из способностей Би они видели. Вернулся к столу, рухнул в кресло. Все это не имело значения. – В любом случае она с тобой не отправится, Неттл. Она моя дочь. Будет правильно, если она останется со мной.
Как же эти слова прозвучали из моих уст… Неттл глядела на меня, медленно сжимая губы. В эту минуту она едва не сказала что-то жестокое. Я увидел, как она решила этого не делать. Я бы взял свои слова обратно; если бы мог, я бы выразил свою мысль иначе. Вместо этого я честно прибавил:
– Один раз – с тобой – мне не удалось исполнить свой долг. Это мой последний шанс все сделать как надо. Она остается.
Неттл немного помолчала, а потом ласково проговорила:
– Я знаю, ты поступаешь так из лучших побуждений. Ты хочешь быть правильным отцом. Но, Фитц, я попросту не уверена, что ты сумеешь. Все так, как ты и сказал: тебе ни разу не приходилось заботиться о таком маленьком ребенке, как она.
– Нед был моложе, когда я его взял к себе!
– Нед был нормальным.
Не думаю, что она хотела произнести это слово так жестко, как оно прозвучало.
Я встал и твердо проговорил, обращаясь к старшей дочери:
– Би тоже нормальная. Она останется здесь, Неттл, и ее маленькая жизнь будет течь по-прежнему. Здесь, где живут воспоминания о ее матери.