– Уверен, что твоя сестра и братья никогда не допустят, чтобы ты в чем-нибудь нуждалась.
Я не сомневался, что говорю правду.
– Это не то же самое, что самой быть хозяйкой какого-то имущества, – тихонько возразила Би.
И она была права. Не успел я заверить ее, что попытаюсь сделать все возможное, чтобы ее обеспечить, как моя дочь снова заговорила:
– Вот что я видела. Я видела овец, овечий помет и солому. Я видела много шерсти на нижних перекладинах забора и много красно-черных паучков на нижней стороне перекладин. Я видела, как одна овца прилегла – и оказалось, что на крестце у нее вытерта вся шерсть и поранена кожа. Еще одна овца терлась бедром о столб забора, одновременно облизывая губы.
Я кивал, довольный ее наблюдательностью. Би взглянула на меня мельком, отвернулась и прибавила:
– И я видела, как Лин на меня смотрит, а потом отводит взгляд, как если бы я была чем-то, чего он лучше бы не видел.
– Он так делал, – согласился я. – Но не из неприязни. Он печалится из-за тебя. Ты ему так понравилась, что ему захотелось подарить тебе собственного котенка или щенка. Погляди, как он обращается со своей собакой, и ты поймешь, что ему бы в голову не пришло отдать щенка ребенку, который ему не по душе.
Би недоверчиво фыркнула.
– Когда я был мальчишкой, – спокойно сказал я, – мне жутко не нравилось быть бастардом. Я думал, что любой, кто на меня взглянет, об этом думает в первую очередь. И я уверился в том, что самое главное во мне – то, что я бастард. Встретившись с кем-нибудь, я в первую очередь думал, что же испытывает этот человек, видя перед собой бастарда.
Некоторое время мы шли в молчании. Я заметил, что Би уже устала, и невольно подумал, что надо воспитывать в ней выносливость регулярными тренировками, – а потом напомнил себе, что она не собака и не лошадь, а мое дитя.
– Иногда, – осторожно прибавил я, – мне казалось, что я не нравлюсь людям, еще до того, как у них появлялся шанс самим для себя это решить. И потому я с ними не разговаривал и не делал ничего, чтобы им понравиться.
– То, что ты бастард, со стороны незаметно, – сказала Би и взмахом руки указала на себя. – А это я не спрячу. Я маленькая и выгляжу младше, чем есть на самом деле. У меня бледная кожа, тогда как у большинства людей она смуглая. То, что я разговариваю по-взрослому, можно скрыть. Но ты сказал, что не нужно.
– Нет. Кое-что из твоих особенностей спрятать нельзя. Ты можешь потихоньку показать людям, что превосходишь умом большинство сверстников. Тогда они перестанут так сильно тебя бояться.
И опять ответом мне было пренебрежительное фырканье.
– Ты испугалась Ромашки? – спросил я.
– Ромашки?
– Пастушьей собаки. Она тебя напугала?
– Нет. Конечно нет! Она любит тыкаться в меня носом, да. Но Ромашка хорошая.
– С чего ты так решила?
Поколебавшись, Би ответила:
– Она виляла хвостом. И не боялась меня. – Пауза. – Можно мне завести щеночка?
Разговор свернул не туда, куда мне хотелось. Впрочем, это было неизбежно.
– Прямо сейчас мне сложно разрешить тебе иметь собаку.
Мое сердце все еще переполняло отчаянное одиночество. Я по-прежнему, сам того не желая, тянулся к любому существу, которое глядело на меня с сочувствием. Может, между мной и собакой и не возникнут узы, но ее потянет ко мне, а не к Би. Нет.
– Возможно, в будущем мы снова об этом поговорим. Но я хотел, чтобы ты поняла… Ты не устала? Тебя понести?
Би едва переставляла ноги, и щеки ее раскраснелись от усилий и холодного ветра.
Он выпрямилась и с достоинством ответила:
– Мне почти десять. Я слишком взрослая, чтобы меня носили.
– На отца это не распространяется, – заявил я и подхватил ее на руки.
Она напряглась, как всегда, но я не уступил. Я посадил ее на левое плечо и ускорил шаг. Она сидела там, молчаливая и прямая, как палка. Догадавшись, в чем дело, я собрался с духом и окружил себя более крепкими стенами. Это было нелегко. На миг я растерялся, словно вдруг лишился обоняния или ослеп. Дар используют инстинктивно, а Сила так и льется из тех, кто недостаточно умел. Но мои усилия были вознаграждены: Би слегка расслабилась, а потом воскликнула:
– Я вижу так далеко! Ты все время видишь так далеко? Ну да, наверное! Как это чудесно!
Она была так довольна, так восторгалась, что я не отважился продолжить свою нотацию. У нас еще будет возможность все обсудить. Би совсем недавно потеряла мать, и мы с ней лишь начали понимать, как жить друг с другом. Завтра я с ней поговорю опять – о том, как успокоить окружающих. А пока что буду наслаждаться тем редким моментом, когда она кажется обычным ребенком и я могу просто быть ее отцом.
12. Разведка
Жила-была посреди шумного города одинокая старушка. Она работала прачкой в семьях нескольких богатых торговцев. Каждый день она отправлялась в один из домов, собирала грязную одежду и несла к себе, чтобы выстирать и выколотить как следует, разложить сушиться на своей соломенной крыше и заштопать все, что надо. Много денег она на этом не зарабатывала, но любила свое дело за то, что благодаря ему могла сама себя прокормить.
Она не всегда была одинока. Когда-то у нее была собака. Собака была ее другом и разделяла ее Дар. Но собаки не живут вечно, срок их короче человеческого, и в один очень печальный день женщина осталась одна. С той поры она жила в одиночестве. Точнее, так ей казалось.
Однажды рано утром, выбираясь из постели, она поскользнулась и упала. А когда попыталась встать, не смогла, потому что сломала ногу высоко, в бедре. Она позвала на помощь, но никто не услышал. Весь день, и всю ночь, и весь следующий день она лежала на полу. Она почти потеряла сознание от голода, а от жажды – голос. Разум ее начал затуманиваться, и мерещилось ей, что она бегает по улицам города, как когда-то бегала ее собака. И в этом сне, в облике собаки, она встретила молодого человека и сказала ему: «Моей хозяйке нужна твоя помощь. Следуй за мной, умоляю».
Старушка очнулась оттого, что кто-то поднес к ее губам чашку с холодной водой. «Мне приснилась собака, и она привела меня сюда», – сказал молодой человек. Он спас женщине жизнь, и с той поры они сделались друзьями. Выздоравливала она медленно и ходила только с палочкой, прихрамывая.
Удостоверившись, что отец ушел и не вернется, я выскользнула из постели, взяла мамину ароматную свечу из запаса в прикроватной тумбочке и зажгла ее от огня в камине. Вставила в подсвечник и пристроила на полу, чтобы достать из сундука с зимней одеждой теплый шерстяной халат. Мне не нравился большой сундук для хранения вещей. Крышка у него была красивая, резная, с птицами и цветами, но тяжелая. Мне не хватало роста, чтобы поднять ее до конца, так что приходилось держать крышку одной рукой, а другой копаться в глубинах сундука. К счастью, халат лежал неглубоко, и я легко нащупала его колючую шерсть. Я выудила его из сундука и отпрыгнула, позволив крышке упасть с грохотом. Завтра, решила я, попрошу отца, чтобы закрепил ее в открытом положении, – мне нужно будет переложить теплые вещи в маленький сундук, который он для меня сделал. Ночная буря, безусловно, означала, что приближается зима. Пришла пора для перемен.
Я надела халат поверх ночной рубашки, потом разыскала теплые носки. Обуваться не стала. Домашние тапочки были слишком тесными для толстых шерстяных носков, а старые ботинки – слишком тяжелыми для того, что я задумала. Взяв подсвечник, я выглянула в коридор. Там было тихо. Я выскользнула наружу, и дверь тихонько закрылась у меня за спиной. Наконец-то я смогу изучить потайные ходы в свое удовольствие, так тщательно, как только пожелаю. С той самой минуты, когда я их увидела, мне ничего другого на ум и не шло. Я хотела вернуться туда сразу, как только мы пришли из овечьих загонов, но нужно было поесть, а потом отец держал меня при себе, поскольку тревожился и расстраивался из-за того, что ему придется оставить меня одну на ночь. Вот глупыш… Разве я не была одна каждую ночь, когда он сидел в своем кабинете или спал в своей постели? Какая разница, что на этот раз он далеко от дома?
Горка углей в камине в кабинете моего отца едва тлела. Я подбросила полено, чтобы стало светлее и теплее. Взяла две высокие свечи из ящика его стола. Потом аккуратно проделала все то, что раньше делал он: убедилась, что шторы задернуты, заперла двери в кабинет на засов и взялась за тайный рычажок на фальшивой дверной петле. Когда открылась узкая дверь, дом как будто вздохнул и мне в лицо повеяло старыми тайнами. Я почувствовала, как они наполняют меня. С подсвечником в руке я вошла в узкий коридор.
Сначала я отправилась в маленькую комнату, которую мне показал отец. Изучила ее внимательней, но не увидела почти ничего такого, чего не заметила бы в первый раз. Было приятно сидеть там в одиночестве, и свеча заливала пространство вокруг меня золотистым светом, пока я размышляла, как положу свои книги на полку, а чернильницу и перо – рядом с ними. Я раньше и не понимала, как мне не хватает такого места, чтобы принадлежало мне одной. Спальня всегда казалась мне слишком просторной и холодной, с тем же успехом я могла бы спать посреди обеденного стола в столовой. А здесь мне было уютно и спокойно. Я решила в следующий раз принести тряпку для пыли, чтобы смахнуть всю паутину и навести порядок, а еще подушку и одеяло, чтобы тут стало уютнее. На стены повешу рисунки. Было очень приятно воображать, какой станет эта комната, когда я переделаю ее по своему вкусу, и я так этим увлеклась, что моя ароматная свеча почти догорела. Я зажгла одну из свечек из отцовского стола. Надо будет держать тут запас, поняла я. И можно начать создавать его прямо сейчас. Оставшуюся свечу я положила на полочку и повернулась, чтобы погасить огонек на ароматном огарке. От него поднялся завиток благоуханного дыма, наполнив воздух приятным запахом. Я положила огарок на стол и закрепила в подсвечнике новую свечу. Надо принести сюда несколько мешочков из тех, что мы сделали с мамой, – с розой и жимолостью. Я наполню маленький шкафчик разными вещами и буду их тут хранить. Сушеные абрикосы и изюм. Твердые колбаски, которые я люблю жевать. Тут будет уютно и удобно, это место станет подходящим для того, чтобы читать, рисовать или писать. Мой собственный маленький кабинет!