Судя по всему, раны были от каких-то метательных снарядов. Не стрел, а чего-то поменьше, и проникли они глубоко. Дротики? Должно быть, он сумел их вытащить. По крайней мере, из покрывшихся коркой, воспаленных ран ничего не выпирало.
– Воды…
Голос был женский, со странным акцентом, такой непохожий на голос моего Шута, что я немедленно понял, насколько глубока моя ошибка. У меня перехватило дыхание. Меня захлестнуло разочарование и одновременно в душе проснулось радостное облегчение оттого, что этот умирающий человек не был моим старым другом. Какой головокружительный трюк сыграл со мной разум, вернув в годы юности и убедив, что это и впрямь Шут! И все же незнакомка выглядела почти так же, как он в моих воспоминаниях. Облегчение едва не сбило меня с толку сильней, чем испытанная ранее паника. У меня подогнулись колени, пришлось вцепиться в край стола. Ох, как же годы меня изменили!.. Где моя железная выдержка, мои каленые нервы? Неужто я упаду в обморок? Вот еще! Но все же я позволил коленям коснуться пола и опустил голову, притворяясь, будто нагнулся, чтобы рассмотреть ее лицо.
Она не была Шутом. Их объединял только цвет кожи и волос. У нее не было запаха, как и у Шута, и для моего Дара она не существовала. Но у нее был более заостренный нос, более круглый подбородок, чем у Шута. Как я мог взглянуть на нее и решить, что вижу его?
– Воду сейчас принесут, – хрипло проговорил я. – Сначала позволю тебе напиться. Потом придется очистить твои раны.
– Ты лекарь?
– Нет. Но много лет назад у меня был друг, похожий на тебя. – Я помедлил. Шут всегда отказывался навестить лекаря. Он никому не позволял прикоснуться к своему телу с подобной целью. Может, все Белые таковы?.. – Я немедленно пошлю кого-нибудь за лекарем.
– Нет, – быстро проговорила девушка. Ее голос был хриплым от слабости и боли. – Они не понимают. Мы не такие, как твой народ. – Она шевельнула рукой, силясь изобразить отрицание.
– Тогда я сделаю для тебя все, что смогу. По крайней мере, очищу и перевяжу твои раны.
Она шевельнула головой. Я не мог понять, означало ли это согласие или отказ. Она попыталась прокашляться, но ее голос сделался еще более хриплым.
– Как ты называл своего друга?
Сердце в моей груди екнуло. Помолчав, я ответил:
– Он был шутом при дворе короля Шрюда Видящего. Все его так и называли – Шут.
– Не все. – Она собрала все силы. – Как ты называл? – Теперь она говорила без акцента, и лишь пропущенные в фразах слова выдавали, что язык ей не родной.
Я подавил страх и гнев. Не время для лжи.
– Любимый. Я называл его – Любимый.
Ее губы растянулись в подобии улыбки. Ее дыхание несло запах болезни.
– Значит, я не провалила задание. Еще нет. Я опоздала, но сделала, как он просил. У меня к тебе послание. И предупреждение.
Я услышал голос в коридоре:
– Дай-ка понесу. Ты все расплещешь в спешке.
– Сдается мне, ты не должен идти за мной следом.
Отповедь Би Риддлу была одновременно язвительной и возмущенной. Он шел за ней по пятам, чтобы отыскать меня. По-прежнему человек Чейда… Может, и человек Неттл, когда доходит до шпионажа. Нет смысла пытаться избежать того, что должно случиться. Но я мог избавить мою гостью хотя бы от унижения. Я снял свою рубашку и укрыл ее. Она все же ахнула от прикосновения, а потом прошептала со слезами благодарности:
– О-о, теплая…
Миг спустя Би открыла дверь, и вошел Риддл с двумя ведерками. Он посмотрел на меня в шерстяной нижней рубахе, потом на стол.
– Раненая путница, – объяснил я. – Ты не мог бы сбегать в деревню и привести лекарку?
Так я мог убрать его подальше, пока не промою и не перевяжу ее раны.
Риддл подошел ближе, разглядывая незнакомку.
– Она такая бледная! – воскликнул он и присмотрелся к ее лицу. Она сохраняла полную неподвижность, не открывала глаз, но не думаю, что была без сознания, – просто притворялась. – Она мне кого-то напоминает…
Я сдержал улыбку. Риддл никогда не встречался с Шутом, когда тот был по-настоящему Белым. К тому времени, когда они познакомились, Шут сделался смуглым и носил имя лорд Голден, которое очень ему подходило. Но эта девушка выглядела так же, как Шут в детстве, – бледная, с бесцветными глазами и тонкими белыми волосами.
Взгляд Риддла перебежал на Би.
– А ты? Ты теперь разговариваешь?
Она коротко взглянула на меня, потом – снова на Риддла и простодушно ему улыбнулась:
– Папа говорит – я не должна вести себя с людьми слишком робко.
– Как давно ты научилась внятно разговаривать? – не отставал Риддл.
Дочь опять взглянула на меня в поисках помощи.
– Наша гостья потеряла много крови, – сказал я, чтобы поторопить его уйти.
Сработало. Он поставил ведерки на пол и повернулся к двери.
– Приведи бабулю Вирк, – сказал я ему вслед. – Она живет на перекрестке дорог в дальнем конце Ивняков.
А еще Вирк старше большинства деревьев в окрестностях и еле ходит. Хорошая лекарка, но, чтобы вернуться с ней, Риддлу понадобится время. И если повезет, я успею все сделать сам.
Когда за ним закрылась дверь, я заговорщически взглянул на Би.
– Знаю, ты не могла избавиться от его слежки, – сказал я ей. – А как думаешь, сможешь занять Шун? Устроить ей прогулку по дому, чтобы она случайно не оказалась здесь?
Би уставилась на меня. Ее голубые глаза, столь не похожие на мои или Молли, как будто смотрели прямо мне в душу.
– Почему ты держишь ее в секрете?
Наша гостья чуть пошевелилась на столе. Чуть приподняла голову. Прошептала:
– Я в опасности. За мной охотятся. Прошу вас. Никому не говорите, что я здесь. Воды… Пожалуйста…
У меня не было кружки, но среди инструментов Молли нашелся черпак для меда. Я держал голову раненой, пока она выпила три черпака холодной воды. Укладывая ее голову назад, я подумал, что звать Риддла обратно уже поздно. Он знал, что она здесь, и, когда достигнет перекрестка, бабуля Вирк тоже узнает, что у нас тут раненая путница. Я задумался, что же делать.
Би прервала мои раздумья:
– Мы немного подождем. Потом пошлем Трясучку Эймоса следом за Риддлом, и пусть скажет ему, что наша гостья почувствовала себя лучше и ушла. И лекарку приводить вовсе не надо.
Я изумленно уставился на нее.
– Это лучшее, что мы можем сделать, – прибавила она почти угрюмо. – Если Риддл поговорит с лекаркой, то так мы собьем любых охотников со следа. По крайней мере, на какое-то время.
Я кивнул.
– Ну ладно. Ступай, раз так. Поговори с Эймосом и займи Шун. Покажи ей дом, сады, затем отведи обратно в гостиную и оставь там, а сама пойди в кухню и скажи, чтобы собрали для нее поднос с чем-нибудь вкусным. Потом заглянешь сюда и сообщишь мне, как все прошло. Справишься? – Я надеялся таким способом занять не только Шун, но и саму Би.
Она резко кивнула.
– Я знаю, где любит дремать Эймос, – сказала она и как будто сделалась выше, преисполнившись чувством собственной важности.
Трясучка Эймос был лет на десять старше меня и уже работал слугой в Ивовом Лесу, когда я тут появился. Как и свидетельствовало прозвище, он страдал от трясучки – это началось у него много лет назад после удара по голове. Он жил в имении еще со времен Пейшенс и заслужил покой. Когда-то он был стригалем. Теперь с такой работой он бы не справился, но мог, опираясь на клюку, следить за стадом в хорошую погоду. Ему нравилось время от времени выполнять особые поручения. Может, Эймос и сделался медлительным, но сохранил свою гордость. Старик подходил для этого дела больше всех.
У двери Би приостановилась.
– Выходит, мой человек-бабочка – девушка?
– Похоже на то, – сказал я.
Наша раненая открыла глаза. Ее блуждающий взгляд остановился на Би, и на губах медленно расцвела улыбка.
– Откуда он явился? – спросила она.
– Риддл? Он пришел сюда следом за Би. Он старый друг и не опасен для тебя.
Ее веки опять устало сомкнулись.
– Так странно. Я была уверена, что человек-бабочка – мужчина. Не девушка. – Би с раздраженным видом тряхнула головой и сообщила мне: – Снам нельзя доверять. По крайней мере, доверять до конца. – Она замерла, словно эта мысль представляла собой нечто ранее неизведанное. Ее взгляд сделался отрешенным.
– Би? Би, все хорошо? Ты была такой странной, когда пришла рассказать мне про человека-бабочку…
Моя дочь наконец-то взглянула на меня и тут же отвернулась:
– Со мной уже все хорошо. Я очень устала. И заснула. Мне пришел сон и сообщил, что время настало. И привел меня к тебе, а затем… – Она растерянно моргнула. – Затем сон кончился, и вот мы здесь.
Сказав это, моя дочь тихонько выскользнула из комнаты.
Я уставился ей вслед, но тут девушка на столе издала короткий болезненный стон, и я, рывком вернувшись к действительности, принялся за работу. В чуланах нашлись горшочки с медом, запечатанные воском, и пласты очищенного воска, предназначенные для свечей. Наверное, лет через десять они все еще будут тут лежать. Я нашел тряпочки, через которые Молли процеживала мед и воск. Они были в пятнах, но чистые. Мне вспомнилось, как она кипятила их во дворе в большом котле, а потом развешивала на солнце, чтобы просушить. Выбрав самые старые и мягкие, я разорвал несколько тряпиц на бинты. Молли бы не стала сердиться на меня за это.
Теплой водой размягчив струпья на спине молодой Белой, я осторожно смыл кровь и гной с ее ран. Их было четыре. Мне не хотелось их прощупывать, но я знал, как опасно оставлять что-то внутри. Я придавил одну, и девушка застонала от боли.
– Не ищи там ничего… – выдохнула она. – Мой спутник их очистил, как смог. Что в меня попало, уже не достать. Раны затянулись на какое-то время, и мы сбежали. Было почти похоже на то, что они начинают заживать. Пока охотники нас не догнали. Они убили моего друга. И мои раны снова открылись, когда я убегала. И с того дня у меня не было возможности их очистить. А теперь уже поздно. – Она моргнула. В углах ее глаз стояли капли крови, похожие на рубиновые слезы. – С самого начала было поздно, – призналась она с грустью. – Я просто не могла в это поверить.