– Идем в твою комнату, – сказал я тихо. – Сейчас же. Держись рядом со мной. И ничего не говори, пока мы не придем.
– Там опасно?
– Тсс.
– А как же Шун?
– С ней Риддл, а он куда сноровистее, чем думает большинство людей. Ты моя самая главная забота – сейчас и всегда. Тише!
Мой тон наконец-то заставил ее замолчать, и она даже придвинулась ближе, пока мы шли по коридорам и по лестнице. Когда мы оказались возле двери в ее комнату, я взял ее за плечи и заставил прижаться спиной к стене.
– Стой здесь, – почти беззвучно проговорил я. – Не шевелись, пока я тебя не позову. Если позову, входи тихо и без промедления и держись слева от меня. Поняла?
С широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом она коротко кивнула. Я кивнул в ответ.
Я приоткрыл дверь. Прежде чем переступить порог, оглядел ее комнату – кровать и драпировки, шторы на окнах, очаг. Все так же, как и перед моим уходом. Я тихонько вошел и проверил за дверью, прежде чем тщательнее осмотреть обстановку. Незваной гостьи не было и следа. Нетронутый поднос стоял на тумбочке возле кровати. Я подошел к двери в смежную комнату. Она была приоткрыта. Я шагнул назад.
– Би.
Она мгновенно оказалась рядом.
– Ты оставила эту дверь открытой?
Она с явным испугом пожала плечами и призналась едва слышным шепотом:
– Не помню. Наверное. Нет. Ты ее так оставил, и я ничего не трогала.
– Стой тут.
Я подошел к двери и открыл ее до конца. В маленькой комнатке царил полумрак, поскольку там не было окон. Там не было ничего, кроме смятого одеяла на кровати. Я пригнулся, чтобы проверить под ней. Только там и можно было спрятаться в этой комнатенке. Никого. Никаких следов нашей гостьи, не считая кувшина с водой и постельного белья, сваленного в кучу на краю узкой кушетки возле стены. Я вышел и закрыл дверь.
– Ее нет.
– Я же так тебе и сказала!
– А теперь я уверен, что ее нет в этой комнате. И это все, что мы на самом деле знаем. – Я привел мысли в порядок. – Скажи мне в точности, как ты обнаружила, что ее нет.
– Я была в своей комнате. Тавия принесла поднос с едой и поставила на столик для меня. Я вошла к девушке после того, как Тавия ушла. Она была едва в сознании. Я попыталась напоить ее бульоном, но она от этого только кашляла. Потом она закрыла глаза и снова уснула. Я немного посидела тут. Потом мне понадобилось в уборную. И я ушла. Когда вернулась, то наведалась в эту комнату, чтобы проверить, как девушка. Но ее тут не оказалось.
– Не оказалось, – повторил я и задумался. – Как долго тебя не было?
– Всего лишь пару минут. – Глаза у Би сделались очень большие.
– Би. Остаток дня ты будешь рядом со мной. И если я тебе велю что-то сделать, каким бы странным ни был мой приказ, ты его выполнишь без промедления. Поняла?
Она кивнула. Губы на ее бледном лице были красными, она дышала через полуоткрытый рот. В глазах ее стоял ужас – а я-то надеялся никогда не увидеть этого чувства на лице своего ребенка…
– Чего мы испугались? – резко спросила она.
– Мы не знаем, надо ли быть начеку. И пока не узнаем, бояться для нас безопаснее.
16. Почетные гости
Белые как лед. Такие же белые глаза. Такие же белые волосы. Они появляются редко – может, по одному в каждом третьем поколении. Или четвертом. Но мы их помним. Они ходят среди нас и выбирают одного из нас. Не в качестве слуги или друга, но в качестве орудия, чтобы создавать будущее, видимое только им. Если (не знаю, как перевести), то все они одного цвета.
Время от времени они рождаются (тут пятно залило часть фразы) или мужчина, или женщина из их рода или из нашего. Но живут их потомки не такой срок, какой живем мы. Так что они могут уйти, и годы спустя (эту часть свитка так сильно поели жучки, что можно разобрать только отдельные слова) престарелый (большая дыра) бледный (дыра, испортившая, по моим прикидкам, семь строчек последующего текста) старше своих лет. (Еще одна большая дыра, размером с две строки, а то и больше) милосерднее его убить. (Остаток свитка испорчен огнем.)
Итак, в тот день, последовавшую за ним ночь и на следующий день жизнь моя переменилась. Помню, как я сердилась из-за этого. Столько перемен, и все они касались моей жизни, но никто не спрашивал, нужны ли они мне.
В те дни меня вообще никто ни о чем не спрашивал.
Прежде всего – Шун. Ее временно поселили в комнате всего лишь в двух дверях от моей и отцовской, пока для нее не подготовят комнаты попросторнее. Отец приказал обновить для нашей гостьи Желтые покои. В ее распоряжение отдавали спальню, небольшую гостиную, комнату для горничной и еще одну комнату, с которой, как выразился отец, «можно делать что захочется». Мне всегда нравились Желтые покои, и я часто забиралась в них, чтобы поиграть. Никто и не подумал спросить меня, хочу ли я получить в свое распоряжение такие комнаты. Нет, единственная спальня и малюсенькая смежная комната для несуществующей кормилицы – считалось, что с меня и этого довольно. Но вот чужачка пришла в наш дом, и отец привел целую армию плотников, каменщиков, уборщиков и даже горничную, чтобы прислуживала одной Шун.
Затем – странная незнакомка, которую отец поместил в комнатку, куда можно было попасть из моей спальни. Он не спросил разрешения, просто взял и сделал. Я сказала, что все понимаю, и думала, что он хотя бы поблагодарит меня за понятливость по отношению к такой бесцеремонности. Вместо этого он просто кивнул, как будто считал само собой разумеющимся, что я буду соглашаться с любыми его поступками. Как если бы я была его соратницей по заговору, а не родной дочерью… Конечно, он ожидал, что я подыграю, солгу Риддлу и Шун. А когда стало понятно, что я сказала чистую правду и девушка-бабочка действительно исчезла, он решил, что я стану безоговорочно подчиняться.
И я подчинилась. В тот вечер я во всем его слушалась. Он работал быстро: взял одеяло из моего сундука и вручил мне охапку маминых свечей. Заставил меня идти впереди него, чтобы он мог меня видеть, и мы отправились в его личный кабинет. Он торопил меня, но дважды вынуждал останавливаться, хватал за плечо и оттаскивал в сторону, чтобы меня не увидел проходивший мимо слуга.
Когда мы добрались до кабинета, отец немедленно закрыл дверь на засов и сразу же взялся за фальшивую петлю.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Прячу тебя, – ответил отец. Тон его голоса был не резким, но беспрекословным, не допускавшим вопросов. Он зажег для меня одну свечу от угасавшего огня в камине и скомандовал: – Ступай внутрь.
Он пошел за мной следом, словно желая убедиться в том, что какой-нибудь шпион не пробрался в наш тайник. Я видела, как его брови удивленно приподнялись при виде перемен, устроенных мной.
– А ты времени зря не теряла… – восхищенно проворчал он.
– Ну, у тебя его для меня было маловато, так что я нашла себе занятие. – Я хотела его упрекнуть в том, что он забыл про меня, но его улыбка при виде моих перемен вызвала во мне слишком теплые чувства. Он мной гордился. Я не смогла сделаться такой черствой, какой хотела.
– Ты умница. Все так хорошо продумано. – Он вставил зажженную свечу в мой подсвечник и как будто слегка расслабился. – Тут ты будешь в безопасности, а я пока удостоверюсь, что тебе ничего не угрожает. Сейчас мне придется тебя оставить, но я постараюсь поскорее.
– Тебе придется проверить каждую комнату в Ивовом Лесу?
Глаза отца потемнели, когда он понял, что я осведомлена о его страхах.
– Я справлюсь.
Ой ли…
– За последние дни тут побывало много чужаков. Почему ты именно ее так сильно испугался?
– У нас мало времени на разговоры, милая. Чем раньше я с этим разберусь, тем быстрее смогу вернуться за тобой. Но я боюсь ее, потому что доверился ей слишком быстро и бездумно. Может, она сама и не опасна, однако опасность могла последовать за ней. Я был небрежен. Больше такое не повторится.
Он оставил меня, направившись обратно узким коридором и сказав напоследок:
– Мне придется закрыть за собой дверь на засов. Но не бойся. Я вернусь.
Я бы испугалась, если бы не соорудила к этому времени другой выход – через кладовую. Я проводила его взглядом, а потом прижала лицо к глазку и проследила за тем, как он закрыл секретную панель. Он повернулся, посмотрел прямо на меня и кивнул, прежде чем выйти из своего кабинета.
И вот я здесь… Можно было лишь порадоваться, что я припрятала в своем логове все необходимое. Сначала я просто сидела и обдумывала случившееся. Слишком много всего произошло за очень короткое время. Шун. Она мне не нравилась. Мой странное состояние, мои грезы. Я спросила себя, надо ли пугаться, но вместо этого повеселела. С чего вдруг? Я попыталась сравнить свои чувства с чем-то другим. Я точно растение, которое впервые зацвело. Нет. Скорее я как ребенок, который впервые обнаруживает, что рука нужна для того, чтобы тянуться и хватать. Какая-то часть меня росла, и сегодня она наконец-то повела себя именно так, как должна была. Я надеялась, что вскоре это повторится. Странно, что приходится все это объяснять отцу. Разве у людей не бывает снов и грез наяву? Я попыталась вспомнить, кто научил меня тому, что сны важны, что их надо записывать и что самые важные из снов захватят меня и не отпустят, пока не исполнятся. Я рассмеялась, когда поняла, где узнала обо всем этом. Во сне.
Вскоре я пожалела, что не придумала для себя какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время. Я вытащила свой дневник и записала в подробностях все события дня, но много времени на это не потребовалось. На лучшем листе бумаги я записала сон с бабочкой, куда подробнее, чем все сны, которые записывала до сих пор. Положила его и свой дневник обратно на полочку и принялась смотреть, как горит мамина свеча. Это было неимоверно скучно. Я вспомнила о том, что сказал мне Волк-Отец, и о своем обещании. Что имел в виду мой отец, когда велел мне оставаться здесь? Конечно, всего лишь то, что я не должна покидать лабиринт в стенах. Я повторила себе это несколько раз ради убедительности.