— Было бы хорошо, — согласился я, и мое настроение улучшилось.
И мы поехали домой.
Я никогда не путешествовал с такой беззаботностью. Я захватил немного припасов, решив, что на обратной дороге обойдусь без особых удобств. Неттл же выехала налегке, за исключением бумажника, полного серебряных. Первый раз, когда я предложил найти спокойное место для ночевки, она поднялась в стременах, огляделась, а затем указала на дым.
— Это слегка похоже на дом, а скорее всего — это деревня с гостиницей, впрочем, достаточно скромной. И это то самое место, где я намерена остановиться сегодня, а если там есть горячая ванна, она будет моей. И хорошая еда!
И она была права. Там оказалось все, что требовалось, и она выложила серебро за нас обоих, заметив:
— Чейд попросил проследить, чтобы ты не наказывал себя за глупость.
В течение нескольких мгновений я обдумывал ее слова, пытаясь понять, действительно ли они относились ко мне. Я был уверен, что нет, но не смог придумать оправдания. Она откашлялась.
— Поговорим о Нэде? Знаешь ли ты, что, несмотря на то, что он менестрель и бродит один, говорят, у него есть возлюбленная в Дараткипе, и он ей верен? Она ткачиха в городе.
Я не знал ни этой, ни многих других сплетен, которыми она поделилась со мной. Тот вечер Неттл провела со мной, хотя в гостинице было несколько других мелких аристократов. И еще долго после того, как гости разошли по комнатам, мы сидели у очага в большом зале. От нее я узнал, что политика Баккипа была терниста, запутанна и полна сплетен, как никогда. Она поссорилась с королем Дьютифулом, потому что опасалась за безопасность подростков-принцев, слишком часто уезжающих с матерью на Внешние острова. Он осмелился сказать ей, что это не ее дело, и она ответила, что если это будет его дело, то она не сможет выйти замуж, пока он раз за разом подвергает своих наследников опасности, а значит, она имеет право высказывать ему свои мысли. У королевы Эллианы недавно случился выкидыш: это была девочка, ребенок, о котором она так мечтала; ужасная потеря и плохая примета для ее материнского дома. Когда они поспешно покидали Баккип, было похоже, что Эллиана собирает принцев в очередное длительное путешествие на родину. Некоторые из герцогов начали возмущаться, что ребята слишком часто уезжают из дома. Король Дьютифул оказался между герцогами и королевой, и, по-видимому, не мог найти компромисса.
Когда я спросил про Риддла, Неттл сказала, что, когда они в последний раз виделись, с ним было все в порядке, а потом решительно сменила тему. Она, казалось, потеряла всякую надежду когда-нибудь получить от короля Дьютифула разрешение на брак, но я еще никогда не видел, чтобы она проявляла интерес к другому мужчине. Я страстно желал узнать, что творилось в ее сердце, и хотел, чтобы она доверяла мне больше, чем когда-то ее мать.
Вместо этого она перевела разговор на проблемы, назревающие на границе.
Драконы летают в Чалседе, охотясь, где им заблагорассудится, и уже начинают пересекать границу и опустошать стада в Шоке и даже в Фарроу. Народ Шести Герцогств ждет, когда королевская группа Скилла прогонит их, или, по крайней мере, начнет с ними переговоры. Но понятия дипломатии и компромисса были смешны для драконов. Если они вообще могли смеяться, в чем мы с Неттл сомневались.
Мы обдумывали, можно ли договориться с драконами, и какими были бы последствия убийства дракона, и если платить дань драконам с убойных стад, было бы это трусостью или просто практичностью.
Некоторые из ее новостей касались не политики, а семьи. Недавно в Баккип приезжали Свифт и Уэб. Птица-партнер Свифта была здоровой и сильной. Но чайке Уэба было так плохо, что он снял в городе комнату, окна которой выходили на реку. Чаще всего птица сидела на подоконнике; он кормил ее, потому что теперь она летает очень плохо. Конец недалек, и они оба ждали его. В то время как сама Неттл не обладала Уитом, через меня и брата Свифта она понимала, что значит потерять животное-партнера.
Но мы не только сплетничали. Мы говорили о еде, наслаждались музыкой и старыми любимыми балладами. Она рассказывала мне истории из своего детства, в основном про то, как они с братьями проказничали. В свою очередь, я говорил о моем детстве в Баккипе и о том, чем отличались город и замок тех времен. Мы часто вспоминали Баррича.
В наш последний вечер, прежде чем мы покинули Речную дорогу и вышли на узкую тропу к Ивовому лесу, она спросила меня о лорде Голдене. Действительно ли когда-то он был шутом короля Шрюда? Да, был. И он, и я были… очень близки?
— Неттл — сказал я. Она ехала, глядя прямо перед собой. Я подождал, пока она не повернулась, чтобы посмотреть на меня. Ее загорелые щеки были краснее обычного. — Я любил этого человека, как я не любил никого другого. Я не говорю, я любил его больше, чем люблю свою мать. Эта любовь была иной. Но если ты слышала что-то непристойное о нашей связи, то знай — это неправда. Мы никогда не были друг с другом. То, что у нас было, выходило за эти рамки.
Она не подняла глаз, но кивнула.
— И что с ним стало? — мягко спросила она.
— Я не знаю. Он оставил Баккип, когда я все еще блуждал в камнях. Больше я никогда ничего о нем не слышал.
Думаю, что мой голос сказал ей гораздо больше, чем слова.
— Мне очень жаль, папа, — сказала она тихо.
Знала ли она, что впервые оказала мне честь, назвав папой? Я очень долго молчал, наслаждаясь моментом. А потом мы поднялись на холм, и деревня, обнимающая нежную речную долину, открылась перед нами. Мы достигнем Ивового леса еще до наступления вечера. Я понял, что жалею о таком скором окончании нашего совместного путешествия. Более того, я боялся, что она начнет думать о матери и о том, как далеко зашла ее болезнь.
Впрочем, поначалу прием оказался теплым. Когда мы приехали, Молли горячо меня обняла, а затем восторженно повернулась к своей старшей дочери. Она не ожидала, что я вернусь так быстро, и совершенно не думала увидеть Неттл. Мы прибыли после полудня и оба очень проголодались. Мы втроем пошли на кухню, где весело перепугали слуг, устроив набег на кладовую. Для обычного пира нам требовался хлеб, колбаса и пиво, и мы не стали ждать, пока нам приготовят что-нибудь посложнее. Когда кухарка Натмег заупрямилась и погнала нас из своей кухни, мы устроили посиделки на одном конце огромного обеденного стола. Мы рассказали Молли о нашем путешествии, простой, но трогательной церемонии, которая предшествовала погребению короля, и о решении Кетриккен остаться на некоторое время в горах. И так как от любой поездки, независимо от ее важности, бывают смешные моменты, мы болтали и смеялись.
У Молли тоже было, чем поделиться. Нескольким козам удалось пробраться в виноградник и повредить много старых лоз. Их подлечили, но в этом году урожая с той части сада будет невелик. Произошло несколько крупных нашествий диких свиней на покосы; самый большой урон они нанесли, растоптав и раскидав сено так, что его почти невозможно собрать. Лозум привел собак из деревни и пошел искать стадо. Он убил большого кабана, а один из его псов был разорван во время охоты. Я вздохнул про себя. Я был уверен, что это станет одной из первых проблем, которые мне придется решать. Я никогда не любил охоту на кабанов, но надо что-то делать. А Тальман снова начнет просить завести собственную свору гончих.
И каким-то образом, пока я молча обдумывал кабанов, собак и охоту, тема сменилась и Молли, дергая меня за рукав, спросила:
— Разве ты не хочешь увидеть, что мы сделали?
— Конечно, хочу, — ответил я и поднялся от жалких остатков нашего случайного пиршества, чтобы следовать за женой и дочерью.
Мое сердце упало, когда я понял, что она ведет нас к своей детской. Неттл посмотрел на меня через плечо, но я сохранил невозмутимость. Неттл не видела эту комнату с тех пор, как Молли занялась ею. И когда она открыла дверь, я понял, что тоже многое пропустил.
Первоначально комната предназначалась для приема важных гостей. В мое отсутствие она превратилась в тщательно обставленное, почти до роскоши богатое место, где беременная женщина могла ждать будущего ребенка.
Колыбель из мягкого дуба в центре была хитро устроена так, чтобы, при нажатии на рычаг она аккуратно укачивала ребенка. С изголовья смотрел вырезанный олень Видящих. Думаю, эту колыбель сделали для леди Пейшенс в ее первые дни в Ивовом Лесу, когда она еще надеялась зачать ребенка. Пустая, она ждала долгие десятилетия. Теперь в нее была уложена мягкая перина, а сверху ее прикрыли кружевом, чтобы насекомые не смогли кусать малыша. Невысокий диванчик хвастался толстыми подушками, в которых мать, откинувшись, может кормить ребенка. Под ногами лежали тяжелые ковры. Высокие окна выходили в осенний сад, окутанный первыми опавшими листьями. Толстое стекло было занавешено сначала тюлью, потом полупрозрачным шелком и, наконец, плотной шторой, которая позволит укрыться от яркого солнечного света или холода. Вокруг лампы Молли тоже расставила окрашенные стекла, чтобы приглушить свет. В широком очаге, за причудливой ширмой с изящными железными цветами и пчелами, танцевал небольшой огонь.
Она улыбнулась нашему изумлению.
— Разве это не прекрасно? — спросила она тихо.
— Это… превосходно. Такая мирная комната, — выдавила из себя Неттл.
А я онемел. Я старался не думать о фантазиях Молли, и теперь оказался в самом их центре. Глупые желания, подумал я, подавляя рычание, рвущееся, как огонь сквозь обугленные ветки. Ребенок. Как сладко было бы, если бы здесь был наш ребенок, здесь, где я мог бы наблюдать, как он растет, а Молли снова бы стала матерью! Я притворно кашлянул и потер лицо. Я подошел к лампе и стал рассматривать украшенное цветами стекло с вниманием, которого оно явно не заслуживало.
Молли, прогуливаясь, разговаривала с Неттл.
— Когда был жива Пейшенс, она показала мне эту колыбель. Она лежала на чердаке. Ее сделали в те годы, когда она с Чивэлом жили здесь и мечтали о ребенке. Все эти годы колыбель ждала. Для меня она оказалась слишком тяжелой, но я позвала Рэвела. И он установил ее здесь. Как только древесину отполировали, колыбелька стала такой прекрасной, что мы решили сделать комнату под стать ей.