Когда Лин убедился, что я узнал о его заботах, и уверился, что делает все правильно, наша встреча закончилась. В Баккипе я не ухаживал за овцами и мало о них знал, так что с Лином я сделал то же самое, что Баррич делал с ястребами в замке. Я нашел хорошего человека, который больше меня знал о глупых шерстяных созданиях, и поручил ему всех овец Неттл. Но на разговоры с ним всегда уходило много времени, и я почувствовал, что утро уже на исходе.
Я обернулся, чтобы взглянуть на Би, но ее там не было. Дейзи сидела спокойно. Моя реакция была инстинктивной. Я потянулся к обоим, к собаке и человеку и спросил: Где она? Куда ушла моя дочь?
Котята, ответили они одновременно. Если Лин обладал Уитом, а Дейзи была его партнером, я об этом не знал, а сейчас некогда было спрашивать. Он был бы не первым человеком, которого я встретил, который вел себя так, будто может общаться со своим партнером. Но меня сейчас больше заботила Би.
— Котята?
— Помет под одной кормушкой. Две недели назад открыли глаза и теперь начинают осваиваться.
Действительно, она была там. Четыре котенка изучали мою дочь, лежащую на животе на влажной соломе. Бело-рыжий тянул ее за волосы, вцепившись зубами в грязный хвостик и упершись ногами. Двое трехцветных барахтались в ее руках под подбородком. Поблизости черно-белый котенок со сломанным хвостом смотрел на нее, а она не отрывала от него глаз.
— Би, нам пора идти, — сказал я ей.
Она начала медленно неохотно вставать. Я нагнулся, чтобы снять рыжего котенка с ее волос. Пробуя силы, он толкнул меня. Я поставил его на соломе рядом с ней.
— Мы должны идти.
Она вздохнула.
— Мне нравятся котята. Никогда не трогала их раньше. Вон тот хорошенький, но не позволил мне прикоснуться к нему.
Лин заговорил.
— О, этот черный, как отец. Злюка и вредина. Он будет хорошим крысоловом, но я бы не стал его выбирать, госпожа Би.
— Мы никого не выбираем, — заметил я. — Она просто хотела его подержать.
Лин наклонил голову. Собака, сидящая рядом с ним, передразнила его.
— Да я просто говорю, что если захотите, заберите себе любого. У них сейчас как раз подходящий возраст, чтобы найти новый дом. Мать устала от них, и они начинают охотиться. А пушистый дружок может стать утешением для маленькой девочки, сэр. Небольшая теплая компания, — он откашлялся и добавил: — Хотя я думаю, что щенок ей подойдет больше.
Я подавил раздражение. Ни котенок, ни щенок не залечат ее горе от потери матери. Затем я внезапно вспомнил щенка по имени Ноузи. Но это молодое существо может стать ее другом и помочь. Компания. И возможность наделать ошибок.
— Спасибо, Лин, но нет, — твердо сказал я. — Может быть, когда она станет постарше, но не сейчас. Пойдем, Би. Нам нужно вернуться домой.
Я ждал, что она начнет умолять. Вместо этого она села, позволяя паре трехцветных мягко соскользнуть обратно в солому. Мгновением дольше она смотрела на черного котенка. Она ткнула пальцем в него, будто предупреждая о чем-то, но потом встала и безропотно последовала за мной.
Отойдя на достаточное расстояние, я замедлил шаг.
— Итак, что ты слышала? — спросил я Би.
Она долго молчала. Я готов был повторить вопрос, когда она призналась:
— На самом деле, я не обращала внимания. Что-то об овцах, а не обо мне. И там были котята.
— Мы говорили об овцах, принадлежащих твоей сестре, с человеком, который зарабатывает на жизнь, заботясь о них. Может быть, когда-нибудь и тебе придется идти туда и разговаривать с ним, или с его дочерью, или с внуком, об этих овцах. Слушай в следующий раз, — я помолчал, давая ей время подумать, а затем спросил: — Так, ты не слушала. А что ты видела?
Она удивила меня тем, что вообще услышала мои слова. Но вопрос мой она поняла по-своему и нерешительно заговорила дрожащим голосом:
— Так. Ивовый лес не принадлежит тебе или мне. Это дом Неттл и овцы Неттл. Они никогда не станут моими. И виноградники, и сады. Ничего из этого не мое. Неттл была старшей у мамы, и теперь она всем владеет. Но когда-нибудь мне, возможно, придется заботиться обо всем этом для нее, как и тебе, — она немного подумала. — Папа, когда я вырасту, а ты умрешь, что будет принадлежать мне?
Стрела в мое сердце. Что будет принадлежать моему странному ребенку? Даже если я отложу хорошее приданое для нее, пока она не вырастет и не найдется хороший человек, чтобы жениться на ней? Хороший человек? Как мне найти его, как узнать? Когда я умру, что случится с ней? Много лет назад Чейд спросил меня то же самое, и я ответил, что она еще ребенок и слишком рано беспокоиться. С тех пор прошло девять лет. Еще девять, и она будет иметь право выйти замуж.
А я — медлящий дурак.
Я быстро заговорил, чтобы заполнить свое долгое молчание.
— Сестра и братья никогда не позволят тебе жить в нужде, — сказал я ей, уверенный, что говорю правду.
— Это не то же самое, что знать о том, что будет принадлежать только мне, — тихо ответила она.
Я знал, что она права. Раньше, чем я начал убеждать ее, что сделаю все возможное, чтобы все предусмотреть, она снова заговорила.
— Так вот, что я видела. Овцы, овечий помет, солома. Я видела много шерсти на нижних перекладинах забора, много мелких паучков, красных и черных, в самом низу. Я видела одну лежащую овцу, она вытерла всю шерсть и немного кожи у хвоста. Другая овечка терлась бедром о забор и облизывала губы.
Я кивал, довольный ее наблюдательностью. Она бросила на меня взгляд и добавила:
— И видела, как Лин поглядел на меня, а потом отвернулся, будто предпочел бы не видеть.
— Точно, — согласился я. — Но не из-за отвращения. Он огорчен. Он любит тебя, ведь он подумал о щенке или котенке, о которых ты могла бы заботиться. Посмотри, как он обращается со своей собакой, и увидишь, что он не смог бы предложить такое ребенку, которого недолюбливает.
Она недоверчиво хмыкнула.
— Когда я был мальчиком, — сказал я ей спокойно, — мне было тяжело жить бастардом. Я думал, что всякий раз, когда кто-нибудь смотрит в мою сторону, он думает обо мне как о бастарде. И так я сделал свое происхождение самой важной частью себя. И всякий раз, когда я встречался с кем-то, первое, что я думал: знает ли он, что я бастард?
Какое-то время мы шли молча. Мне казалось, она устала. Я поймал себя на мысли, что мне придется повышать ее выносливость постоянными долгими прогулками, а затем напомнил себе, что она не собака, не лошадь, она — мой ребенок.
— Иногда, — осторожно добавил я, — я решал, что люди не любят меня, прежде чем они могли сами решить за себя. И я не разговаривал с ними или пытался сделать так, чтобы они меня полюбили.
— Если ты бастард, по тебе этого не видно, — заметила она и указала на себя. — Этого я не могу скрыть. Я маленькая и выгляжу младше, чем есть. Я бледная, в стране, где большинство — темноволосые. Все, что я могу скрыть — это способность говорить. Но ты сказал, что я не должна делать этого.
— Да, некоторые из своих особенностей скрыть ты не можешь. Мало-помалу ты способна дать понять людям, что ты намного умнее, чем большинство детей твоего возраста. И они станут меньше бояться тебя.
Она опять хмыкнула.
— Ты боишься Дейзи? — спросил я ее.
— Дейзи?
— Пастушья овчарка. Она пугает тебя?
— Нет, конечно, нет! Ей нравится тыкать меня носом. Но Дейзи хорошая.
— Откуда ты знаешь?
Она ответила нерешительно.
— Она виляет хвостом. И она не боится меня, — пауза. — Можно мне завести щенка?
Я не хотел об этом говорить, но выхода не было.
— Если у тебя сейчас появится собака, мне будет трудно.
Нет, пока мое сердце так отчаянно одиноко. Нет, пока я могу потянуться к любому существу, которое посмотрит на меня с симпатией. Даже если я не свяжусь с ней, собака станет ближе ко мне, а не к ней. Нет.
— Может быть, в будущем мы еще раз поговорим об этом. Но я хотел бы, чтобы ты поняла… Ты устала? Мне понести тебя?
Она еле плелась, щеки раскраснелись от усилий и поцелуев холодного ветра, но сейчас она выпрямилась.
— Мне почти десять. Я слишком большая, чтобы носить меня на руках, — сказала она с достоинством.
— Но не для отца, — сказал я и подхватил ее.
Дочь замерла в моих руках, как всегда, но я был неумолим. Я усадил ее на левое плечо и ускорил шаг. Она сидела, онемевшая и прямая, как палка. Кажется, я понял ее беду. Я вздохнул и еще крепче сжал стены. Это было не легко. На мгновение я был сбит с толку, будто обоняние или зрение отказали мне. Ведь только Уит используется инстинктивно, а не тренированный Скилл похож на волны. Но я был вознагражден: она слегка расслабилась, а затем закричала:
— Я могу видеть так далеко! Ты все время видишь так далеко? Ну конечно же! Как это замечательно!
Она была так рада и взволнована, что мне не хватило мужества продолжать свои нравоучения. В другой раз, пообещал я себе. Она недавно потеряла маму, и мы только начали понимать друг друга. Завтра поговорю с ней еще раз о том, как чувствовать себя свободно рядом с другими. Сейчас я наслаждался моментом, когда она казалась обычным ребенком, а я — просто ее отцом.
Глава двенадцатаяВылазка
В большом городе жила-была старушка. Она работала прачкой в нескольких семьях богатых торговцев. Каждый день она проходила по их домам, собирала грязную одежду и тащила ее в свой дом, где мыла и терла ее, развешивала на соломенной крыше для просушки, и чинила, если это было нужно. Это не давало ей большого дохода, но она любила свою работу, потому что могла делать ее сама.
Она не всегда была одна. Когда-то у нее была собака. Собака была ее Уит-компаньоном и подругой. Но ни одна собака не живет вечно, и лишь немногие живут так же долго, как и человек, и поэтому пришел печальный день, когда женщина осталась в одиночестве. С тех пор она была одна. Или она думала, что одна.
Ранним утром она встала с постели, поскользнулась и упала. А когда она попыталась подняться, то не смогла: у нее было сломано бедро. Она позвала на помощь, но никто не услышал и никто не пришел. Все день, всю ночь и весь следующий день она лежала на полу. От голода и жажды голос ее ослаб. Она начала бредить. Став собакой, она побежала по улицам города. И вот, как собака и будто во сне, она встретила молодого человека и сказала ему: «Моя хозяйка нуждается в вашей помощи. Следуйте за мной, пожалуйста, я умоляю вас».