Почти десять лет с тех пор, как я в последний раз видел Шута.
Будто камень упал мне на сердце. Это отразилось на моем лице, в моих глазах. Это пропасть, в конце концов, не имеет ничего общего с тем, как долго я был без животного-компаньона. Это одиночество другого рода. Разве нет?
Возможно, нет. Одиночество, которое никогда не сможет быть заполнено никем, кроме того, чья потеря создала его…
Уэб не отводил взгляда. Я понял, что смотрел через его плечо на танцующих, но теперь зал был пуст. Я перевел глаза, чтобы встретить его взгляд.
— Я в порядке, старый друг. Я доволен. Зачем мне что-то портить? Почему ты думаешь, что, имея так много, я жажду большего?
Это было идеальный вопрос, чтобы остановить исполненного благих намерений Уэба. Я видел, что он задумался над моими словами, а затем широкая улыбка расцвела на его лице, улыбка, пришедшая от сердца.
— Нет, Том, я не хотел бы этого для тебя, правда. Я человек, который умеет признавать свои ошибки и, возможно, я измерял твою пшеницу своим бушелем.
Разговор вдруг изменил направление, у меня вырвалось:
— Твоя чайка, Рииск, здорова?
Он криво улыбнулся.
— Насколько это возможно. Она стара, Фитц. Двадцать три года со мной. Ей было, вероятно, два или три года, когда мы встретились.
Я молчал; я никогда не задавался вопросом, как долго живет чайка, и сейчас не стал его спрашивать. Все возможные вопросы казались слишком жестокими. Он покачал головой и отвернулся от меня.
— В конце концов я потеряю ее, если несчастный случай или болезнь не приберет меня первым. И я буду оплакивать ее. Или она будет оплакивать меня. Но я также знаю, что если останусь один, в конце концов, начну присматривать себе другого партнера. Не потому, что нам с Рииск чего-то не хватает, но потому, что я — Древняя кровь. И мы не должны быть одинокими душами.
— Я обдумаю то, что ты мне сказал, — пообещал я. Уэб заслужил эту любезность. Пора поговорить о другом. — Тебе удалось перекинуться словом с нашими странными гостями?
Он медленно кивнул.
— Да, но не со всеми, только с женщиной. Том, она меня беспокоит. Странно звучала для моих чувств, слабо, как приглушенные колокольчики. Она утверждала, что они бродячие жонглеры и пообещала развлечь нас позже. Она мало говорила о себе, но задавала много вопросов и все смотрела на своего друга, который, возможно, недавно присоединился к ним. Спрашивала, не слышал ли я о других путешественниках или гостях неподалеку? И когда я сказал им, что я друг семьи, но прибыл только этой ночью, она поинтересовалась, не встречал ли я незнакомцев на дороге.
— Наверное, кто-то из их группы отделился.
Уэб покачал головой.
— Думаю, дело не в этом, — он слегка нахмурился. — Это странно, Том. Когда я спросил, кто…
А потом Джаст коснулся моего локтя.
— Мама просит твоей помощи, — сказал он тихо. Что-то в том, как он это сказал, меня насторожило.
— Где она?
— Они с Неттл в покоях леди Пейшенс.
— Иду, — сказал я.
Уэб кивнул мне, и я ушел.
Глава втораяПролитая кровь
Из всех видов магии, которой могут овладеть люди, самая высокая и благородная известна нам как Скилл. Конечно, не случайно чаще всего она проявляется в династии Видящих, которым предначертано быть нашими королями и королевами. Сила характера и щедрость духа, с благословения Эля и Эды, часто сопровождают эту наследственную магию. Она дает возможность отправлять мысли издалека, чтобы мягко влиять на сознание герцогов и герцогинь, или вселять страх в сердца врагов. Предание рассказывает, что многие правители Видящих эту силу дополняли мужеством и талантом своей группы Скилла, способной творить чудеса исцеления тела и разума так же, как и командовать кораблями в море и воинами на земле. Королева Эфкейшес, создав для себя шесть подобных групп Скилла, расположила по одной из них в каждом герцогстве, и, таким образом, сделала эту магию доступной для всех доверенных герцогов и герцогинь во время своего просвещенного правления, к великому благу всего народа.
На другом конце волшебного спектра находится Уит, низкая и порочная магия. Чаще всего она поражает низкорожденных, которые живут и размножаются вместе с дорогими им животными. Когда-то считалось, что эта магия будет полезна девочкам, пасущим гусей, и конюшенным мальчикам, но теперь известно, что она опасна не только для носителей, но и для окружающих. Заражение ума связью с животным приводит к животному же поведению и склонностям. В то время как этот писатель сетует, что даже молодежь благородного происхождения зачастую становится жертвами привлекательности звериной магии, я могу только желать, чтобы они быстро обнаружили и устранили это прежде, чем заразят невинных своими отвратительными привычками.
Я совершенно забыл о наших странных гостях, пока спешил через залы Ивового леса. Я очень боялся за Пейшенс. Она падала пару раз в месяц, но винила во всем комнату, которая «вдруг начинает вертеться вокруг меня». Я не бежал, но шагал так быстро, как только мог, и в ее комнату прошел без стука.
На полу сидела Молли. Неттл стояла на коленях рядом, а Пейшенс махала на нее тряпкой. В комнате стоял резкий запах острых трав, небольшой стеклянный пузырек катался по полу из стороны в сторону. Две служанки стояли в углу, очевидно, испуганные острым язычком Пейшенс.
— Что случилось? — спросил я.
— Я потеряла сознание, — в словах Молли звучали досада и стыд. — Так глупо с моей стороны. Помоги мне встать, Том.
— Конечно, — сказал я, пытаясь скрыть свое беспокойство. Я нагнулся к ней, и она всем телом оперлась на меня, когда я помог ей подняться на ноги. Потом она слегка покачнулась и украдкой вцепилась в мою руку.
— Я уже в порядке. Слишком много танцев, и, наверное, слишком много вина.
Пейшенс и Неттл переглянулись, не поверив.
— Похоже, на этом нам с тобой надо закончить вечер. Неттл и ребята смогут выполнить все обязанности в доме.
— Ерунда! — воскликнула Молли. Потом она посмотрела на меня, ее глаза были все еще немного рассеянными, и добавила: — Если, конечно, ты не устал?
— Устал, — я лгал мастерски, скрывая нарастающую тревогу. — Так много народа в одном месте! И у нас впереди по крайней мере еще три дня праздника. Хватит времени и для разговоров, и для еды и музыки.
— Хорошо. Если ты устал, любовь моя, я должна уступить тебе.
Пейшенс коротко кивнула мне и добавила:
— Я собираюсь сделать то же самое, дорогие. Сейчас этим старым костям требуется кровать, но завтра я надену танцевальные тапочки!
— О, я предупрежден! — согласился я и получил легкую пощечину веером. Неттл бросила на меня благодарный взгляд, когда я повел ее мать к выходу. Я знал, завтра она захочет поговорить со мной, чтобы успокоиться, и знал также, что у меня не было для нее другого ответа, кроме: мы с ее матерью просто стареем.
Пока мы степенно шагали по залам, Молли опиралась на мою руку. Мы шли мимо веселья, гости задерживали нас краткими разговорами, благодарностями за еду и музыку и пожеланиями спокойной ночи. Я чувствовал усталость жены в ее вялых шагах и медленных ответах, но для гостей она по-прежнему оставалась леди Молли. Наконец мне удалось освободиться от них. Мы, хромая, медленно поднимались вверх по лестнице, и, когда подошли к двери спальни, Молли издала вздох облегчения.
— Я не знаю, почему я так устала, — пожаловалась она. — Я выпила совсем немного. И теперь все испортила.
— Ты ничего не испортила, — возразил я, и открыл дверь.
Наша спальня совершенно преобразилась. Занавес из плюща скрывал кровать, вечнозеленые ветви украшали каминную доску и наполняли ароматом воздух. Толстые желтые свечи, горевшие в комнате, источали ароматы грушанки и гвоздики. Новое покрывало на кровати сочеталось с драпировкой в зеленом и золотисто-желтом стиле Ивового леса, украшенной мотивом скрученных листьев ивы. Я был поражен.
— Когда ты нашла время, чтобы устроить все это?
— Наш новый управляющий — человек многих талантов, — ответила она, улыбаясь, но потом вздохнула и сказала: — Я думала, мы придем сюда после полуночи, пьяные от танцев, музыки и вина. Я хотела соблазнить тебя.
Прежде чем я успел ответить, она добавила:
— Я знаю, что в последнее время уже не такая горячая, как раньше. Когда я понимаю, что нет никакого шанса подарить тебе еще одного ребенка, то чувствую себя высохшей оболочкой женщины. Я думала, сегодня мы могли бы остановить течение времени… Но сейчас я чувствую себя ветреной, а не забавной. Фитц, сегодня вечером я уже ни на что не способна, кроме сна рядом с тобой.
Она отпустила меня и, пошатываясь, сделала несколько шагов, чтобы опуститься на край кровати. Ее пальцы возились со шнурками на платье.
— Позволь мне помочь тебе, — предложил я. Она подняла бровь. — Ничего больше! — заверил я ее. — Молли, все, о чем я мечтаю — чтобы ты спала рядом со мной каждую ночь. Впереди у нас еще много времени.
Я ослабил тугие шнурки, и, избавившись от одежды, она вздохнула свободнее. На блузке были крошечные перламутровые пуговицы. Она мягко убрала мои неуклюжие пальцы и встала. Она была совершенно не похожа на себя, когда позволила своим юбкам упасть ворохом на пол. Я нашел и принес ей мягкую ночную рубашку. Она подняла ее над головой и запутала в короне из остролиста в прическе. Я осторожно освободил ее и улыбнулся, увидев женщину, какой стала милая Молли Красные Юбки. Вспомнился тот незабываемый Зимний праздник, и, уверен, она тоже о нем подумала. Но, опустившись на край кровати, она нахмурилась, подняла руку и потерла лоб.
— Фитц, мне так жаль. Я испортила все, что планировала.
— Ерунда… Позволь мне уложить тебя.
Она сжала мое плечо, и стояла, покачиваясь, пока я расправлял кровать.
— Ложись, — сказал я ей. Она не улыбнулась, только тяжело вздохнула, откинувшись на подушку, вытянув ноги и закрыв глаза.