Но все-таки уснула, потому что когда проснулась, над моей кроватью стояла бледная девушка. На щеках блестели рубиновые слезы. На губах пенилась розовая кровь. Она смотрела на меня.
— Послание, — сказала она, выплевывая кровь вместе со словами, а затем упала на меня.
Я вскрикнула и начала выбираться из-под нее. Она вцепилась в меня, но я скатилась с кровати и была у двери меньше, чем через один вздох. Я кричала, но звука не было. В панике я шарила по двери в поисках задвижки, а когда нащупала ее, то распахнула дверь и выскочила в темный холл. Мои босые ноги громко зашлепали по полу, и теперь я смогла слегка завизжать. Что делать, если дверь спальни отца будет заперта, если он окажется не там, а в своем кабинете или где-нибудь еще?
— Па-па-па-па, — услышал я свое заикание, но никак не могла закричать в полный голос. От моего прикосновения его дверь открылась и, к моему ужасу, прежде чем я добежала до его кровати, он уже был на ногах, с ножом в руке. Он был босиком, в наполовину снятой рубашке, будто он готовился лечь. Он схватил меня свободной рукой, повернулся, прикрывая меня своим телом, и выставил руку с ножом в дверной проем. Не отводя от него взгляда, он спросил:
— Ты ранена? Что случилось, где?
— Моя комната. Девушка.
Мои зубы так стучали от ужаса, что я не представляю, как мне удалось выговорить эти слова. Но он, кажется, понял. Он почти нежно опустил меня на пол и пошел к двери.
— Позади меня. Оставайся позади меня, Би.
Он не оглядывался, чтобы убедиться подчинилась я или нет. Он пошел, побежал, с ножом в руке, и я должна была мчаться за ним, возвращаясь к последнему месту в мире, где я хотела бы оказаться. Без ножа в руке. Я пообещала себе, что, если переживу эту ночь, то больше никогда такое не повторится. Я украду нож на кухне и буду держать у себя под подушкой. Обязательно.
Мы подошли к моей комнате, и он сердито сделал мне знак оставаться за дверью. Он скалился, его глаза стали темными и дикими. В них был Волк-Отец, и ярость его была яростью убийцы, чьему детенышу кто-то угрожал. Он остановился на пороге и внимательно осмотрел комнату, освещенную только слабым огнем камина. Его ноздри расширились, и он огляделся. Потом очень тихо вошел внутрь. Он двигался так медленно к распростертой фигуре на моей постели, будто за раз передвигал одну часть своего тела. Он оглянулся на меня.
— Ты защищалась? Ты убила ее?
Я покачала головой. Мое горло все еще царапал ужас, но я смогла сказать:
— Я убежала.
Резкий кивок.
— Хорошо.
Он подошел еще ближе к кровати и рассматривал ее. Внезапно он напрягся, подняв нож, и я услышала ее слабый шепот:
— Послание. Вы должны услышать послание. До того как я умру.
Его лицо изменилось.
— Би. Принеси воды.
Мой кувшин был почти пуст. Я заглянула в комнату, где мы оставили девушку, и нашла поднос с нетронутой едой. В холодном чайнике была вода. Я принесла ее отцу. Он уложил ее на кровать.
— Пей медленно, — попросил он ее и поднес чашку к губам. Она открыла рот, но никак не могла сделать глоток. Светло-красная вода побежала по ее подбородку.
— Где ты была? — требовательно спросил отец. — Мы не могли найти тебя.
Ее глаза были почти закрыты. Веки выглядели сухими и твердыми.
— Я была… там. В кровати. Ох, — она вдруг стала еще печальнее. — Ох… Плащ. Это плащ. Мне было холодно и я укрылась им. Он спрятал меня.
Я решилась подойти ближе. Не думаю, что она знала о моем приближении. Казалось, она совсем ослепла. Мы с отцом обменялись недоверчивым взглядом. Она неопределенно двинула рукой. Этот жест напомнил мне скольжение тонкого листа ивы под потоком ветра.
— Он перенимает цвета и тени. Не потеряйте его… знаете, он очень древний, — ее грудь медленно поднялась и упала. Она молчала так долго, что я решила, что она мертва. А потом она закричала, будто слова причиняли ей боль: — Послание.
— Я здесь. Слушаю.
Отец взял ее узкую руку.
— Слишком теплая, — пробормотал он. — Слишком теплая.
— Так трудно думать. Собраться. Он сделал этот… узор. Легче запомнить. Опасно записывать.
— Я понимаю.
Она втянула носом воздух. Когда выдохнула, маленькие розовые пузыри выступили на ее губах. Я не хотела смотреть на них и не могла отвести взгляда.
— По четырем признакам вы поймете, что я настоящий курьер, и поверите мне. На его скипетре был Крысик. Имя вашей матери никогда не звучало. Вы служили человеку за стеной. У него есть отпечатки ваших пальцев.
Она остановилась, тяжело дыша. Мы ждали. Я видела, как она сглотнула и повернулась лицом к отцу.
— Убедились? — тихо спросила она. — Что я истинный курьер?
Я была права. Она не видела его.
Он вздрогнул, будто от укола.
— Да, да, конечно. Я верю тебе. Ты голодна? Может, выпьешь теплого молока или съешь что-нибудь? — Он на мгновение закрыл глаза и замер. — Мы бы ни за что не бросили тебя, если бы знали, что ты здесь. Когда мы не смогли найти тебя, то решили, что тебе стало лучше и ты ушла.
Он не упомянул о нашем подозрении, что она спряталась где-то в доме и хочет убить нас.
Ее дыхание становилось все тяжелее.
— Нет. Не надо еды. Слишком поздно, — она попыталась прокашляться, и кровь потекла еще сильнее. — Не время думать обо мне. Послание.
— Я все еще могу позвать целителя.
— Послание, — настаивала она. — А потом делайте, что хотите.
— Хорошо, послание, — сдался отец. — Слушаю. Продолжай!
На мгновение она задохнулась, и очередная розовая капля скатилась с ее губ. Отец нежно вытер ее уголком моего одеяла. Я решила, что сегодня ночью буду спать в его постели. Собравшись с силами, она произнесла на одном дыхании:
— Он передал вам. Старое пророчество сна предсказало нежданного сына. Тот, кто послал меня, считал, что это вы. Но теперь он думает, что, возможно, все не так. Он думает, что может быть еще один. Сын, неожиданный и нежданный. Мальчик потерялся где-то на пути. Он не знает, где и когда, и кто заботится о нем. Но он надеется, что вы можете найти его. До того как это сделают охотники.
Она выдохнула. Закашлялась, захлебываясь кровью и слюной. Она закрыла глаза и какое-то время пыталась просто дышать.
— У Шута был сын? — недоверчиво спросил отец.
Она коротко резко кивнула. Потом покачала головой.
— Его и не его. Полукровка Белый. Но возможно, выглядит как чистый Белый. Как я, — ее дыхание слегка успокоилось, и я решила, что она кончила. Потом она опять глубоко вздохнула. — Вы должны искать для него. Когда найдете нежданного сына, вы должны охранять его. И никому о нем не рассказывать. Никому не говорите о поисках. Это единственный способ защитить его.
— Я найду его, — обещал отец. Она слабо улыбнулась, показывая ряд розовых зубов. — А сейчас я пошлю за целителем, — сказал отец, но она слабо повернула голову.
— Нет. Это не все. Воды, пожалуйста.
Он поднес чашку к ее рту. Она не пила, набрала воду в рот и та снова вылилась на ее подбородок. Он снова вытер ее лицо.
— Охотники придут. Может быть, как друзья. Или переодетыми. Заставят вас поверить, что они друзья, — она говорила короткими фразами, резко вдыхая между ними. — Никому не доверяйте нежданного сына. Даже если они скажут, что пришли увезти его туда, откуда он родом. Ждите того, кто послал меня. Если сможет, он придет за ним. Так он сказал, когда послал меня. Так давно… почему он не добрался сюда раньше меня? Я боюсь… Нет. Я должна верить, что он все еще в пути. Он бежал, но они будут охотиться на него. Когда он сможет, он придет. Но медленно. Он должен прятаться от них. Это потребует времени. Но он доберется. А до тех пор вы должны найти сына и охранять.
Мне казалось, она сама не верит своим словам.
— Где я должен искать? — быстро спросил отец.
Она слегка покачала головой.
— Я не знаю. А если он знал, то не сказал мне. Чтобы, если они поймают меня и будут пытать, я не смогла предать его, — она повернула голову, ее слепые глаза искали его. — Вы найдете его?
Он взял ее за руку и осторожно поднял.
— Я найду его сына и сберегу его, пока он не придет.
Солгал ли он, чтобы успокоить ее?
Ее глаза закрылись, только бледные полумесяцы светились под веками.
— Да. Это важно. Они навредят ему. Быть может, убьют. Если они добер… — она свела брови. — Как я дошла. Орудие. Нет выбора, — ее веки открылись и странный бесцветный взгляд, казалось, искал его глаза. — У меня было три ребенка. Я никогда не видела и не обнимала ни одного из них. Они забирают их. Как забрали меня.
— Я не понимаю, — сказал отец, но под ее отчаянным взглядом поправился: — Я понимаю достаточно. Я найду его и сберегу. Обещаю. Теперь, мы уложим тебя, и ты отдохнешь.
— Сожгите мое тело, — твердо сказала она.
— Когда придет время, я это сделаю. Но сейчас…
— Все идет к этому. Мой спутник нашел раны. Я говорила вам. Что вошло — не выйдет.
— Яд?
Она покачала головой.
— Яйца. Сейчас они вылупились. Они едят меня, — она вздрогнула и снова закашлялась. — Простите. Сожгите кровать. Вместе со мной, — ее глаза были открыты, пустой взгляд блуждал по комнате. — Вы должны вынести меня на улицу. Они кусают и прячутся. И откладывают яйца, — она закашлялась. — Наказание за предательство, — она моргнула, и красные капли выкатились из уголков глаз. — Измену не прощают. За неё наказывают неотвратимой смертью. Медленной. Она длится неделями, — она вздрогнула, выгнулась и посмотрела на отца. — Боль растет. Снова. Я ничего не вижу. Они едят мои глаза. Они полны крови?
Я услышала, как отец сглотнул. Он опустился на колени рядом с кроватью, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с девушкой. Его лицо стало безмятежным, я не могла понять, чувствует ли он что-нибудь. Он тихо спросил:
— Ты закончила? Это все послание?
Она кивнула и запрокинула голову, чтобы встретиться с его взглядом, хотя я знала — она не видит его. Рубиновые капли крови дрожали на ресницах.