Страшная холодная злость вскипела во мне.
— Кто это сделал? Когда?
Она отвернулась от меня. Она смотрела в угол комнаты. Наверное, боролась со слезами. Потом тихо заговорила.
— Это было очень давно. И я не хотела говорить. Ты сделал бы только хуже.
— Это вряд ли, — резко сказал я. — Скажи мне, кто гонялся за тобой, кто осмелился кидать в тебя камни, и они уйдут из Ивового леса этим же вечером. Вместе с родителями.
Ее голубой взгляд скользнул мимо меня, как ласточка скользит мимо обрыва.
— Ох, и это заставит других слуг полюбить меня, да? Хорошая жизнь у меня будет, когда дети станут меня бояться, а их родители — ненавидеть.
Она была права. И эта правда причиняла мне боль. Мою маленькую девочку гоняли и били, а я даже не знал. А узнав, не смог придумать, как защитить ее. Она была права, все, что я мог — это сделать еще хуже.
Я обнаружил, что вручаю ей ножны. Она взяла их, и мгновение мне казалось, что она огорчена моей уступкой. Поняла ли она, что это — признание моего бессилия защитить ее в некоторых случаях? Пока Би вынимала короткий нож из ножен, я думал, что бы сделала Молли? Это был простой нож, уже не очень острый. Молли использовал его для всего: резала жесткие стебли цветов, вырезала червоточину из моркови и вытаскивала занозу из моего большого пальца. Я посмотрел на руку, вспоминая, как она крепко сжала ее и беспощадно тащила обломанную щепку кедра.
Би перехватила нож, держа его так, будто собиралась ударить сверху вниз. Несколько раз, стиснув зубы, она взмахнула им.
— Не так, — услышал я свой голос.
Нагнув голову, она сердито посмотрела на меня. Я хотел было взять у нее нож, но потом понял, что она не отдаст. Я снял с ремня свой нож. Он был похож на нож Молли, короткий крепкий клинок, предназначенный для десятка дел, которые появляются в течение дня. Я свободно держал его на ладони, его ручка слегка покачивалась. Я сбалансировал его.
— Попробуй так.
Она неохотно ослабила хватку, сбалансировала нож на ладони, а затем снова крепко его сжала. Она ткнула им в воздух и покачала головой.
— Мне удобнее по-другому.
— Возможно. Если у тебя появится любезный враг, который будет стоять на месте и ждать, пока ты ударишь его. Но тебе еще придется подобраться к нему. Если я возьму нож вот так, это удержит кого-то на расстоянии. Или я могу протянуть руку и ударить его прежде, чем он сможет подобраться ко мне. Или я захочу его поранить.
Я показал ей этот прием.
— Пока ты держишь клинок так, ты не сможешь хорошо ударить. И не сможешь удержать больше одного врага.
По ее напрягшимся плечам я видел, как сильно ей хотелось оказаться правой. Ее раздражала необходимость признать свою ошибку. Тихо и угрюмо, она все-таки уступила.
— Покажи мне.
И еще неохотнее:
— Пожалуйста.
— Ну что ж.
Я отошел от нее и встал в позицию.
— Все начинается с твоих ног. Ты должна найти равновесие, такую точку, с которой можешь качнуться в сторону или сделать внезапный шаг вперед или назад, не теряя устойчивости. Согни немного колени. Видишь, как я двигаюсь из стороны в сторону?
Она встала напротив и повторила за мной. Моя маленькая девочка была гибкой и стройной, как змейка.
Я убрал нож и вооружился ножнами.
— Итак, наша первая игра. Стоим на месте. Ни шага вперед или назад. Я буду пробовать коснуться тебя ножнами. Ты же должна двигаться из стороны в сторону и не позволить себя задеть.
Она посмотрела на обнаженное лезвие в своей руке, потом на меня.
— Пока убери его. Начни уклоняться от моего клинка.
И так мы с дочерью начали танцевать, покачиваясь друг против друга. Сначала я легко касался ее, постукивая то по плечу, то по груди, то по животу, то снова по плечу.
— Не смотри на нож, — предложил я. — Следи за мной. Когда нож движется в твою сторону, уже слишком поздно. Следи за моим телом и старайся угадать, куда я направляю клинок.
Я не был груб с ней так, как Чейд со мной. Удары Чейда оставляли мелкие синяки, и он хохотал каждый раз, когда ему удавалось меня зацепить. Но я — не Чейд, а она — не я. Ударь ее или посмейся — и она больше не станет стараться. Я вспомнил, как Чейд злил меня, я начинал ошибаться и быстро сдавался. Я не собираюсь делать свою дочь убийцей, напомнил я себе. Я просто хочу научить ее ускользать от ножа.
Она схватывала все на лету, и вскоре сумела достать меня своими ножнами. Когда это произошло в первый раз, она остановилась и выпрямилась.
— Если ты не хочешь учить меня, так и скажи, — произнесла она холодно. — Но не делай вид, что я научилась чему-то.
— Я просто не хочу, чтобы ты огорчалась, — извинился я за свою хитрость.
— А я просто не хочу думать, что умею, а на самом деле не умею. Если кто-то решит убить меня, мне нужно успеть убить его первой.
Я стоял и старался не выразить улыбку лицом и взглядом. Ей бы это не понравилось.
— Что ж, отлично, — сказал я и больше не поддавался.
Это значит, что больше она меня не задела, и что спина моя разболелась, и я вспотел прежде, чем она признала, что на первый день занятий достаточно. Ее короткие волосы взмокли и торчали во все стороны, когда она села на пол, чтобы вдеть нож в ножны. Когда она встала, на ее детском поясе висел нож. Я разглядывал ее. Она не подняла глаз. Внезапно она показалась мне заброшенным котенком. Молли никогда бы не позволила ей бегать в таком растрепанном виде.
Доставая из сундука щетку, оправленную в серебро, и роговой гребень Молли, я чувствовал, будто вырываю кусок из своего сердца. Я положил их рядом с другими сокровищами дочери. Мне пришлось откашляться, прежде чем я заговорил:
— Возьми их в свою новую комнату. Мне бы хотелось, чтобы ты пользовалась щеткой своей мамы. Твои волосы все еще слишком короткие, чтобы убирать их назад. Но ты можешь носить щетку в кармане одной из новых туник.
Ее пушистая головка кивнула.
— Мы ведь продолжим наши тайные уроки с ножом, правда?
— Мне хочется, чтобы все мои уроки были тайными, — угрюмо пробормотала она.
— Давай обсудим это?
— Ты все решаешь сам, не спрашивая меня, — пожаловалась она.
Я сложил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз.
— Я твой отец, — напомнил я ей. — Я не спрашиваю твоего разрешения, чтобы сделать то, что считаю правильным.
— Речь не об этом! Я о том, что ничего не знаю, пока что-то не произойдет. Про эти… — пролепетала она. Потом она посмотрела на меня и, с трудом удерживая мой взгляд, искренне сказала: — Они будут пытаться сделать мне больно.
— Уверен, твой учитель поддержит порядок среди учеников.
Она покачала головой и зашипела, как загнанная в угол кошка.
— Они не могут бить меня, делать мне больно. А девочки могут…
Ее сжатые кулаки вдруг широко раскрылись, будто она выпустила когти. Она схватилась скрюченными пальцами за свою маленькую головку и крепко зажмурилась.
— Забудь, о чем я тебя просила. Я справлюсь сама.
— Би, — предостерегающе начал я, но она перебила меня:
— Я же сказала. Девочки не должны причинять боль.
Я ее не отпустил.
— Я хочу, чтобы ты хорошо поняла, почему я пригласил учиться других детей.
— Я поняла.
— Тогда скажи мне, почему.
— Чтобы показать всем, что ты не скряга. И не бездушный.
— Что?
— Персе… мальчик из конюшни. Он сказал, что некоторые считают, что у тебя злые глаза, и после смерти мамы они боялись, что ты станешь груб со слугами. Но ты не стал. А это покажет, что ты на самом деле хороший человек.
— Би, я не хотел ничего никому показывать. В замке Баккип любой ребенок, который хочет учиться, может приходить на занятия в Большой зал. Даже мне, бастарду, было разрешено приходить и учиться там. И поэтому я решил, что, в свою очередь, дам любому желающему ребенку шанс выучиться.
Она не смотрела на меня. Я глубоко вздохнул, хотел что-то добавить, но вместо этого вздохнул еще раз. Если она не поняла, лишние слова только запутают ее. Пока я вздыхал, она смотрела в сторону.
— Это должно быть сделано.
Когда я не ответил, она добавила:
— Мама тоже хотела учиться. И если бы она была здесь, знаю, она бы настаивала, чтобы у каждого ребенка был шанс. Ты прав.
Она начала собирать свой клад. Вещи быстро заполнили руки. Она не попросила помощи, а просто прижала их подбородком к груди. Очень тихо она добавила:
— Но я хотела бы, чтобы ты был не прав, и чтобы я занималась без них.
Я открыл ей дверь и пошел следом.
Мы почти дошли до двери в ее комнату, когда я услышал постукивание твердых туфель и оглянулся, чтобы увидеть, как ко мне, подобно кораблю под парусами, несется Шан.
— Арендатор Баджерлок! — властно окликнула она меня. Би засуетилась еще больше. Я остановился и повернулся Шан, давая дочери возможность убежать.
— Добрый день, леди Шан, — встретил я ее с натянутой улыбкой.
— Мне нужно поговорить с вами, — выкрикнула она издалека, задыхаясь от быстрого шага. Остановившись, он опустила приветствия и сразу перешла к делу: — Так когда же начнутся мои уроки музыки? И мне нужен учитель танцев из Баккипа, а лучше — из Джамелии. Я хотела удостовериться, что вы это выполните. Хочу узнать все новые танцы, чтобы не стесняться при дворе.
Я с трудом удержал улыбку на лице.
— Уроки музыки. Не думаю, что Фитц Виджилант может этому научить.
Она нетерпеливо покачала головой, раскидывая кудри по плечам. Это движение донесло до меня ее аромат. Молли всегда использовала запахи цветов и трав: имбирь и корица, роза и лилия. Аромат Шан не имел ничего общего с садом. У меня сразу же разболелась голова. Я отступил назад, а она шагнула вперед, продолжая:
— Я разговаривала с ним три дня назад. Он согласился, что не сможет научить меня играть на музыкальном инструменте или петь, но предположил, что, если усадьба приютит на зиму несколько менестрелей, за небольшую плату они будут рады дать несколько уроков молодой леди. Потом я спросила про танцы и…