Глава тридцатая. Столкновение
Мой волк научил меня многим вещам, как и я его. Но сколько он ни старался, ему так и не удалось в полной мере обучить меня жить сегодняшним днем, как это делал он сам. Когда мы проводили тихие снежные ночи, развалившись у очага перед уютным огнем, волк не нуждался в беседе или свитке для чтения. Он просто наслаждался покоем, теплом и отдыхом. Когда я поднимался, чтобы измерить шагами маленькую комнату, или вытаскивал из углей обгоревшую ветку, чтобы лениво поскрести ею каменное основание очага, или брал бумагу и ручку, он поднимал голову, вздыхал, а затем снова опускал ее и продолжал наслаждаться вечером.
Когда мы охотились вместе, я двигался почти так же бесшумно, как и он, высматривая, всегда высматривая легкое движение уха или перемещение копыта – те крошечные движения, которые могли бы выдать оленя, настороженно замершего в кустах в ожидании того, что мы пройдем мимо. Я льстил себе в том, что целиком и полностью находился в настоящем моменте и был погружен в охоту. Я настолько был увлечен своими наблюдениями, что испуганно вздрагивал, когда Ночной Волк в стремительном прыжке рывком настигал притаившегося кролика или сжавшуюся куропатку, мимо которых я только что прошел. Я всегда завидовал ему в этом. Он был открыт для всей информации, которую мир предлагал ему, - запах, звук, крошечное движение или просто легкое прикосновение жизни, которое он улавливал Уитом. У меня никогда не было его способности открываться всему, быть осведомленным обо всем, что происходило вокруг, обо всем сразу.
Неподписанная выдержка из дневника.
Я сделал не больше одного шага, когда Риддл оказался рядом со мной. Он схватил меня за руку. Его губы вытянулись в прямую линию, когда я повернулся к нему. Он говорил тихо, почти без какой-либо интонации, словно он и сам не знал, как относиться к своим словам.
– Мне нужно сказать это до того, как мы пойдем искать Пчелку. Фитц, это не работает. На самом деле, именно этого и боялась Неттл. Ты хороший человек. И мой друг. Я надеюсь, ты помнишь о том, что я твой друг, когда я говорю это. Ты не слишком хороший… ты не способен быть хорошим отцом. Я вынужден забрать ее с собой в Баккип. Я обещал Неттл посмотреть, как идут дела, ради вас обоих. Она не доверила это решение себе; она боялась, что будет слишком придирчивой.
Я подавил свою внезапную вспышку гнева.
– Риддл. Не сейчас. И не здесь. – Позже я подумаю о его словах и о том, что они значили. Я освободил свою руку, которую он сжал. – Мне нужно найти Пчелку. Ее нет слишком долго.
Он схватил меня за рукав, и я вынужден был обернуться к нему.
– Именно так. Но пока я не указал тебе на это, ты даже не заметил. Второй раз за сегодняшний день она оказалась в опасности.
У Шун были уши, как у лисы. Она подслушивала. Позади нас она издала короткий звук между раздражением и изумлением заговорила так, чтобы я услышал.
– И он еще говорит, что ты не подходишь для обучения его дочери, - ехидно сказала она ФитцВиджиланту. Я уже почти повернулся к ней, но волк в моем сердце прыгнул вперед. Найди детеныша. Остальное не имеет значения.
Риддл тоже услышал ее. Он отпустил мой рукав и бросился к двери. Я был на два шага позади него. Самые разные мысли проносились в моей голове. Дубы-у-Воды не был большим городом, но из-за Винтерфеста здесь собрались люди всякого рода. Люди, рассчитывающие на то, чтобы хорошо провести время. И, в случае некоторых из них, хорошее времяпрепровождение могло повлечь за собой причинение вреда моей маленькой девочке. Я налетел бедром на край стола, и двое мужчин закричали, когда их пиво перелилось через края кружек. Тогда Шун оказалась достаточной глупой для того, чтобы вцепиться в мой рукав. Она пошла за мной, а Лант следовал за ней.
– Риддл может найти Пчелку. Помещик Баджерлок, нам нужно решить это раз и навсегда.
Я выдернул у нее свой рукав так резко, что она вскрикнула и прижала руку к груди.
– Он сделал вам больно? – в ужасе воскликнул ФитцВиджилант.
Риддл уже был у дверей и ждал, пока два очень больших посетителя войдут, чтобы он смог выйти. Он изогнулся, чтобы выглянуть за их спины. А потом -
– Нет! Стой! Опусти ее! – закричал Риддл, протискиваясь между двумя мужчинами, которые пытались войти в таверну, и выскочил за дверь. Я бросился прочь от Шун и, спотыкаясь, бегом пересек заполненную народом таверну. Дверь оставалась широко открытой и я выбежал через нее. Я дико озирался по сторонам, сквозь движущуюся толпу. Куда делся Риддл, что он увидел? Люди неспешно шли свозь снег, сидящая рядом собака почесывалась, и возница пустой телеги весело болтал со своими товарищами перед постоялым двором. Позади телеги мелькнул Риддл, бегущий мимо испуганных прохожих прямо к оборванному нищему, который держал мою маленькую дочь своими скрюченными грязными руками и крепко прижимал ее к груди. Его рот был возле ее уха. Попавшая в ловушку, она не сопротивлялась. Наоборот, она была очень-очень спокойной, ее ноги свободно болтались, она смотрела ему в лицо, ее вялые руки были широко раскрыты, словно она о чем-то молила небо.
Я обогнал Риддла, и каким-то образом мой нож оказался у меня в руке. Я услышал звук, похожий на звериный рев, и гул в своей голове. Затем моя рука обвила горло нищего, отрывая его лицо от лица моей дочери, и, наклонив его голову назад сгибом своего локтя, я вонзил клинок ему в бок – один, два, три раза, как минимум. Он закричал, когда ему пришлось выпустить ее, и я оттащил его назад, подальше от моей девочки в ее красно-серой шали, упавшей в снег, словно сорванная роза.
Риддл в одно мгновение оказался рядом и был достаточно сообразителен, чтобы поднять мою дочь с заснеженной земли и отойти с ней назад. Правой рукой он прижимал ее к сердцу, а левой держал на изготовке собственный нож. Он огляделся в поисках нового противника или цели. Затем он посмотрел вниз на нее, отступил на два шага назад и крикнул:
– Она в порядке, Том. Немного оглушена, но в порядке. Никакой крови!
Только после этого я заметил, что люди вокруг кричали. Некоторые отошли, опасаясь кровопролития, остальные обступили нас, образовав круг, словно прожорливые вороны, почуявшие жертву. Я все еще держал нищего в своих руках. Я опустил взгляд на лицо человека, которого убил. Его глаза были открыты, затянуты серой пеленой и совершенно слепы. Множество шрамов покрывали его лицо причудливым рисунком. Его рот скривился. Рука, все еще сжимавшая мою руку, которой я схватил его за горло, была словно птичья лапка с плохо залеченными и криво сросшимися пальцами.
– Фитц, - тихо сказал он. – Ты убил меня. Но я понимаю. Я заслуживаю это. Я заслужил и худшее.
Его дыхание было скверным, а глаза напоминали грязные окна. Но голос его не изменился. Мир пошатнулся у меня под ногами. Я споткнулся и тяжело осел в снег, в моих руках был Шут. Я вдруг осознал, где нахожусь, - под дубом, в окровавленном снегу, где истекала кровью собака. Теперь кровью истекал Шут. Я чувствовал, что теплая кровь из его ран промочила мои бедра. Я бросил свой нож и прижал руку к нанесенным мной ранам.
– Шут, – захрипел я, но у меня было недостаточно дыхания, чтобы произносить слова.
Он передвинул одну руку, будто искал что-то наощупь, и с бесконечной надеждой спросил:
– Куда он ушел?
– Я здесь. Прямо здесь. Прости меня. О, Шут, не умирай. Только не в моих руках. Я не смогу жить с этим. Не умирай, Шут, не в моих руках!
– Он был здесь. Мой сын.
– Нет, только я. Только я. Любимый. Не умирай. Пожалуйста, не умирай.
– Я видел сон? – слезы медленно текли из его слепых глаз. Они были густыми и желтыми. Дыхание его шепота было скверным. – Могу я умереть в этом сне? Пожалуйста?
– Нет. Не умирай. Не от моей руки. Не в моих руках, – молил я. Я согнулся прямо над ним и был слеп почти так же, как и он, сражаясь с чернотой на краях моего зрения. Это было слишком ужасно, чтобы пережить. Как это могло произойти? Как это могло произойти? Мое тело стремилось к тому, чтобы впасть в забытье, и мой разум осознавал, что у меня был лишь крохотный шанс. Я не смогу пережить это, если он не сможет.
Он заговорил снова, на его языке и губах была кровь.
– Умереть в твоих руках … это все же значит умереть. – Он сделал два вдоха. – И я не могу. Не должен. – Кровь выступила за пределы его губ и начала стекать по подбородку. – Как бы мне этого ни хотелось. Если ты сделаешь это. Если ты сможешь. Сохрани мне жизнь, Фитц. Чего бы это ни стоило нам. Тебе. Пожалуйста. Мне нужно жить.
Исцеление Скиллом даже в самых лучших условиях – это сложный процесс. Как правило, оно выполняется группой владеющих Скиллом людей, тесным кругом избранных, которые знают друг друга и могут заимствовать силу друг друга. Для этого важно знать строение человеческого тела, потому что в случае серьезных повреждений исцеляющий должен решить, какие раны наиболее опасны, и заняться ими в первую очередь. Предпочтительно, чтобы перед таким исцелением все было подготовлено, как перед обычным лечением: раны должны быть очищенными и перевязанными, а пациент – отдохнувшим и сытым. Предпочтительно. Я сидел в снегу, держа на коленях Шута, окруженный болтающими зеваками, в то время как Риддл держал на руках мою испуганную дочь. Я поднял глаза на Риддла и отчетливо проговорил:
– Я совершил ужасную ошибку. Я ударил старого друга, который не желал зла моему ребенку. Позаботься о Пчелке и уведи остальных. Я бы хотел помолиться Эде.
Это было правдоподобное объяснение, и здесь присутствовало достаточно последователей Эды, чтобы они могли убедить остальных дать мне тишину и оставить меня в покое. Никто не позвал городскую стражу: вполне возможно, немногие из них поняли, что я действительно ударил нищего ножом. Удивленный взгляд Риддла упрекнул меня, однако, как ни странно, он подчинился, и внезапно я осознал, как на самом деле глубока наша дружба. Он громко сказал людям оставить меня в покое, а затем, обернувшись, я увидел, что он закричал, подзывая к себе ФитцВиджиланта. Шун следовала за переписчиком, ступая, словно кошка, в мокром снегу. Я видел, как убедительно он говорит с ними, отдавая команды, и знал, что он со всем этим справится.