- Поешь что-нибудь, - ответил Шут, чувствуя мое затруднительное положение.
Я положил еды и себе, садясь в кресло Леди Розмари,и поставил миску на колено. Шут поднял голову. - Я чувствую аромат бренди?
- Он слева от твоей миски.
Он отложил ложку и на его губах расцвела трепетная улыбка:
- Бренди с Фитцем. У огня, в чистой одежде. С едой. Еще один последний раз и я смогу умереть счастливым.
- Давай исключим последнее и сделаем все остальное.
Его улыбка стала шире:
- На время, старый друг. Только на время. Что бы ты ни сделал со мной до того, как мы вошли в камни, жертва Риддла, потом еда, тепло и отдых вернули меня от этой грани. Но не будем обманывать друг друга. Я знаю, что гнию изнутри. И знаю, что ты видел это. - Он поднял скрюченную, как коготь руку и почесал шрамы на щеке. - Это не случайность, Фитц. Они намеренно сделали что-то внутри меня, так же как они избороздили шрамами мое лицо и содрали Скилл с моих пальцев. Я не воображаю, что убежал. Они оставили внутри меня медленную смерть, а затем преследовали меня, пока я ковылял дальше, стремясь видеть как я ежедневно выбиваюсь из сил, довожу себя до изнеможения, всегда угрожая тем, кто мог помочь мне. Мне кажется, что я шел быстрее и дальше, чем они рассчитывали, но даже это может быть иллюзией. Их замыслы распространяются так далеко, ни ты ни я не можем даже представить. У них есть карта лабиринта времени, составленная из сотен тысяч пророчеств. Я не спрашиваю, почему ты вонзил в меня нож, потому что уже знаю. Они привели это в действие и ждали, чтобы ты исполнил их злую волю. Они стремились причинить тебе боль, так же сильно, как и убить меня. Никто не виноват, кроме них. Ты все еще Изменяющий и ты изменил процесс моего умирания, влив в меня силу. Он вздохнул. «Но, возможно, их волей было и то, что ты нашел меня и перенес сюда. Может ли это быть тем камешком, который вызовет лавину, Фитц? Я не знаю. Я страстно хочу видеть так же, как раньше, жажду выбирать путь сквозь кружащий туман возможностей. Но все ушло, потеряно для меня с тех пор, как ты вернул меня из мертвых.
Я не смог придумать, что ответить на все это. Давным-давно я понял, как по отношению к Шуту, так и к Чейду, что самый быстрый способ спровоцировать их молчание – задавать слишком много вопросов. Оставив их в покое, я получу гораздо больше информации, чем они предполагали мне открыть. Потому я ел цыпленка и пил бренди Чейда, задаваясь вопросами о Прислужниках, его Нежданном сыне, и даже о тех посланных им вестниках, что не добрались до меня.
Он закончил с курицей в тарелке, гремя ложкой о стенки миски, чтобы убедиться, что ни кусочка не осталось. Я налил ему бренди в чашку.
- У тебя остатки похлебки у рта, слева, - спокойно сказал я. Мне было непереносимо больно видеть, что он ест так жадно и неопрятно. Подняв его чашку, я вытер со стола брызги и капли. Я не хотел стыдить его, но он, вытерев лицо, признался.
- Я ем, как голодный пес. Слепой голодный пес. Боюсь, я выучился заглатывать как можно больше еды и как можно скорее. Трудно забыть такой урок, когда его столь искусно преподали. - Он сделал глоток бренди, откинувшись назад в кресле. Его глаза были закрыты, но лишь когда его ослабшая рука дернулась, а чашка чуть не упала, я понял, что он уснул, где сидел.
- Назад, в постель, - сказал я. - Если ты будешь есть и отдыхать несколько дней, возможно, мы сможем начать постепенное лечение, чтобы направить тебя на путь к выздоровлению.
Он пошевелился и, когда я взял его за руку, пошатываясь встал.
- Пожалуйста, начните как можно скорее. Я должен стать сильнее, Фитц. Я должен жить и должен победить их.
- Хорошо. Давай начнем с того, чтобы поспать ночью, - предложил я.
Я отвел его обратно к постели и хорошенько укутал. Я старался быть тихим, пока убирал комнату и добавлял дров в огонь. Я наполнил бренди и свою чашку. Это был черносмородиновый бренди, гораздо лучшего качества, чем тот, что я мог себе позволить, будучи молодым. Тем не менее, неизменный аромат ягод и цветов вернул меня в те времена. Я опустился в кресло Чейда, со вздохом вытянув ноги к огню.
- Фитц?
- Я здесь.
- Ты не спросил меня, почему я вернулся. Зачем я пришел, разыскивая тебя. - Его голос был пропитан усталостью.
- Посланница сказала, что ты ищешь своего сына. Своего Нежданного сына.
- Боюсь, без особой надежды. Я вообразил, что нашел его, там, на городском рынке. - Он покачал головой. Его голос стал тише. Я напрягся, стараясь расслышать. - Он им нужен. Прислужникам. Они думали, что я знаю о его существовании. Довольно долго они расспрашивали меня, стараясь вырвать тайну, о которой я не имел представления. И даже когда они наконец сказали, что ищут - я все равно ничего об этом не знал. Конечно, они этому не поверили. Снова и снова они требовали сказать, где он и кто родил его. Годами я настаивал, что это невозможно. Я даже спрашивал у них: «Неужели я бы покинул такого ребенка, если бы он существовал?». Но они были твёрдо убеждены, и я решил, что они, должно быть, правы.
Он замолчал. Я задумался, не уснул ли он. Как он мог посреди такого мучительного рассказа? Когда он вновь заговорил, его голос стал тусклым.
- Они посчитали, что я лгу им. Тогда они… забрали меня. - Он остановился. Я слышал, что он пытается говорить ровным голосом, когда продолжал рассказывать. - В начале, когда мы с Прилкопом вернулись, они почитали нас. Мы пировали долгими вечерами и они снова и снова просили рассказать им каждое мгновение из увиденного и сделанного нами. Писари все это записывали. Это… это ударило мне в голову, Фитц. Быть таким высокочтимым и уважаемым. Прилкоп был более сдержан. Потом, однажды он исчез. Они сказали, что он решил навестить свою родину. Но по прошествии месяцев я стал подозревать, что произошло что-то плохое. - Он закашлялся и прочистил горло. – Надеюсь, что он сбежал или умер. Мысль о том, что он все еще у них – ужасает. Но тут начались их бесконечные вопросы ко мне. Затем, когда они сказали, что ищут, а я по-прежнему не отвечал ничего, они забрали меня из моих покоев. И начались пытки. Вначале все было не так плохо. Они настаивали, что я знаю и что, если я буду подолгу голодать или выдерживать холод, я мог вспомнить что-то – сон или событие. Так начал верить и я. Пытался вспомнить. Тогда я впервые послал гонца, который попросил бы тех, кто мог знать, спрятать такого ребенка, пока я не приду за ним.
Загадка решена. Послание, отправленное Джоффрон и ее настороженность относительно меня стали ясны.
- Я думал, что был осторожен. Но они обо всем узнали. - Он шмыгнул носом. - Они забрали меня обратно туда, где держали. И приносили мне еду и воду, ни о чем не спрашивая. Но я слышал, что они делали с теми, кто помогал мне. Ох, Фитц. Они были совсем детьми! - Он задохнулся и вдруг разразился рыданиями. Я хотел подойти к нему, но ему не станет легче от этого. Я знал, что сейчас он не хочет ни сочувственных слов, ни ободряющих прикосновений. Он не хочет ничего из того, что не смог дать тем жертвам. Поэтому я только вытер собственные слезы и стал ждать.
Он, наконец, откашлялся и продолжил напряженным голосом.
- Тем не менее, оставались еще те, кто был верен мне. Время от времени они доставляли мне послания о том, что еще двое сбежали, чтобы предупредить моих друзей. Я хотел остановить их, но у меня не было способа ответить на их сообщения. В те годы Прислужники всерьез взялись за меня. Периоды боли сменялись периодами изоляции. Голод, холод, безжалостный свет и пекло солнца, и потом такие умные пытки.
Он замолчал. Я знал, что его повествование не закончено, но подумал, что он рассказал мне столько, сколько сейчас мог вынести. Я оставался там, где сидел, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине. В покоях не было окон, но я слышал завывания ветра, доносящиеся из домовой трубы, и знал, что буря усиливается.
Шут стал шептать. Мне понадобилось некоторое время, чтобы отличить его слова от штормового ветра.
- …верить им. Он существовал, где-то. Они перестали задавать мне вопросы о нем, но продолжали причинять боль. Когда они прекратили… Я подозревал, что Прислужники нашли его. Я не знаю, нужен ли он им, чтобы использовать его, или они уничтожат его, помешав изменить мир. Что бы они сделали или не сделали, они никогда не говорили мне об этом. Забавно. Так много лет я отправлял к тебе послов, чтобы ты нашел для меня моего сына. И один из посланников прорвался. Но слишком поздно, чтобы спасти моего сына. Слишком поздно. - Его голос утих, будто он снова провалился в сон.
Я говорил тихо, не желая будить его, если он и вправду уснул, но любопытство было слишком сильным, чтобы я мог сдержать вопрос.
- Как давно ты их послал? Посланнику потребовались годы, чтобы добраться до меня?
- Годы, - устало сказал он. - Много лет назад, когда я еще надеялся. Когда верил, что Прислужникам известен лучший путь. Если бы я мог добраться до мальчика первым. - Его голос затих. Я смотрел в огонь и думал о Пчелке. Сейчас она спит в своей кроватке. Завтра где-то в полдень, если голубь будет лететь быстро, Ревел сообщит ей, что прибыла птица из Баккипа и что я в безопасности в замке. Мне надо раздобыть бумагу и написать ей письмо, послав с гонцом. Мне надо объяснить ей, почему я так внезапно оставил ее, и почему должен задержаться дольше, чем рассчитывал поначалу. Мне пришла идея послать за ней. Каждый ребенок должен провести Зимний Праздник в Баккипе! Но потом я осознал, что она просто не успеет прибыть сюда вовремя. И я даже не мог придумать, кому могу доверить ее в длительном зимнем путешествии от Ивового Леса до Баккипа. В следующем году, пообещал я себе. В следующем году мы надолго оставим Ивовый Лес и отправимся в Замок Бакккип вместе, только мы с ней.
Этот план доставлял мне большое удовольствие, пока я не подумал о Шуте и его Нежданном сыне в подобном контексте. Он никогда не знал свое дитя. Это значило, что он никогда не мечтал делить с ним такие вещи.