Итак, что я могу сделать? Я посмотрел на них, таких мирных и таких уязвимых во сне. Я буду держать из в безопасности, поклялся я себе. Неожиданно я пришел к тому, что светлые волосы и голубые глаза могут сыграть нам на руку. Никто, посмотрев на нее, не поверит, что она наш с Молли родной ребенок. Мы могли бы утверждать, что она подкидыш, которого мы взяли. Ложь расцвела в моем сознании. Так легко убедть! Даже Неттл не обязательно знать, однажды я уже показал Молли, что такое угроза для ребенка, возможно, она и согласиться на обман. Неттл бы поверила, что мы приняли малышку, чтобы утолить тоску ее матери по ребенку. Никто не должен знать, что она истинная Видящая. Одна простая ложь способна сохранить ее в безопасности.
Если у меня получится убедить Молли согласиться на это.
Той ночью я отправился в нашу комнату за постельными принадлежностями и принес их вниз, в детскую. Я спал попрек двери, на полу, как волк, охраняющий своего детеныша и берлогу. Это было правильно.
Следующий день был наполнен сладостью и трепетом. При свете зари, я увидел насколько глупыми были мои планы отрицать собственного ребенка. Слуги в огромном доме обо всем знали, и Ревел был бы тотчас узнал, что никакого подкидыша не доставляли к нам накануне вечером. Я не мог скрыть от персонала, что Молли родила своего ребенка, так что я предупредил их, что ребенок был маленьким, а его мать устала. Я уверен, они посчитали меня сумасшедшим, как и Молли, когда я настоял, что сам буду подавать ей пищу, и чтобы ее совсем никто не беспокоил. Не только правдивость моего высказывания о том, что ребенок присутствовал в доме, но и мой авторитет мужчины в женских делах был подвергнут сомнению. По одной, по две и по три, каждая женщина из числа персонала Ивового леса нашла неотложное дело, требующее посещения детской. Первой была Кухарка Натмег, наставшая на том, что она должна поговорить с Молли, для того чтобы узнать, что ее хозяйка хотела бы получить на обед и ужин в столь знаменательный день. Ее дочь Майлд проскользнула за ней, тонкой тенью внушительной фигуры ее матери. Молли ничего не знала о моих попытках оставить ее в покое. Я не могу винить ее в чопорном самодовольстве, когда она демонстрировала ребенка Кухарка и ее дочери.
Молли, я думаю, осознавала только то, что она доказала их неправоту: она была беременной, а все их ехидные увиливания от ее настойчивого требования подготовить детскую сейчас были признаны ошибочными. Она была царственна как Королева, когда они придвинулись посмотреть на крошечный сверток, который она так бережно держала. Кухарка взяла себя в руки, улыбаясь тому, каким "дорогим маленьким созданием" был наш ребенок. Майлд была в меньшей степени обучена этикету.
- Она такая крошечная!, - воскликнула девушка. - Как куколка! И бледная, как молоко. Какие голубые глаза! Она слепая?
- Конечно, нет! - ответила Молли, глядя на своего ребенка с обожанием. Кук толкнула свою дочь и прошипела: - Манеры.
- Моя мать была светлой. С голубыми глазами, - настаивал я.
- Ну, тогда это все объясняет, - заключила Кухарка Натмег с неестественным облегчением. Она присела в реверансе перед Молли. - Что же, хозяйка, приготовить речную рыбу или треску? Всем известно, что рыба - лучше всего для только что родившей женщины.
- Речную рыбу, пожалуйста, - ответила Молли, и, поскольку решение было принято, кухарка удалилась из комнаты вместе со своей дочерью.
Как только прошло достаточно времени для того, чтобы Кухарка вернулась к своим обязанностям, явились две горничные, узнать, не требуется ли свежее постельное белье матери или ребенку. Каждая принесла по охапке и, потеснив меня, заняли мое место в дверях, настаивая:
- Ну, если не сейчас, то в ближайшее время, всем известно как быстро дети пачкают свою кроватку.
И с глубоким расстройством я снова заметил, как женщины едва справились с изумлением, прежде чем начать восторгаться при виде моей дочки. Молли, казалось, этого совсем не видела, но все мои инстинкты предупреждали об опасности. Что же, я слишком хорошо знал, как относились к маленьким существам, которые слишком отличались от остальных. Я видел покалеченных цеплят, которых заклевывали до смерти. Видел, как отталкивают в сторону слишком слабых телят, как не подпускают к материнскому соску поросёнка-недомерка. У меня не было ни одной причины полагать, что люди чем-то отличались от животных в этом отношении. Поэтому я продолжал наблюдать.
Даже Ревел познакомился с моей дочерью, когда принёс поднос с цветочными вазами. “Зимние анютины глазки. Такие неприхотливые, что в теплицах леди Пейшнс они цветут круглую зиму. Хотя теперь в них не слишком тепло, и ухаживают за ними уже не так хорошо, как раньше”. Он бросил в мою строну взгляд, который я стойко проигнорировал. А потом Молли оказала ему честь, которой до тех пор не удостоился никто другой. Она протянула в его слишком длинные руки крошечный сверток, и я увидел, как Ревел затаил дыхание, принимая его. Длинные пальцы сомкнулись на груди малышки, и полная обожания улыбка придала обычно мрачному лицу чуть глупое выражение. Он поднял глаза на Молли, их взгляды встретились, и в тот момент я был настолько близок к ревности, насколько может быть мужчина, увидев, как тихо они делятся своей радостью. Он не проронил ни слова, пока держал девочку, и отдал её лишь когда в дверь постучала горничная, которой понадобился его совет. Перед тем, как уйти, он аккуратно расставил вазы с цветами так, чтобы они очаровательно перекликались с ширмами. Это заставило Молли улыбнуться.
В первый день её жизни меня меньше всего волновала работа и заботы о поместье. Каждую свободную секунду я проводил в детской. Я смотрел на Молли и нашего ребенка, и мой трепет сменялся удивлением. У младенца было такое крошечное личико. Каждый её мимолетный взгляд казался чудом. Её крохотные пальчики, завиток светлых волос на шее сзади, нежные розовые ушки. Мне казалось поразительным, что такой набор чудесных деталей мог просто так соединиться внутри моей леди-жены. Наверняка она была результатом самоотверженного труда волшебного художника, а не плодом любви. Когда Молли отошла в ванную, я остался у колыбели. Я смотрел, как она дышит.
У меня не было желания взять её. Она казалась слишком нежным созданием, чтобы трогать её руками. Словно бабочка, подумал я. Я боялся, что если прикоснусь, то могу повредить мерцание жизни, которое позволяло ей двигаться. Вместо этого смотрел, как она спит, как незначительно поднималось и опадало одеяльце, которым она была накрыта. Её розовые губки двигались во сне вперед-назад. Когда её мать вернулась, я наблюдал за ними пристальнее, чем если бы они с Молли были героинями сказочной постановки. Я никогда не видел Молли такой спокойной и умелой, сосредоточенной на своих материнских обязанностях. Это исцелило что-то во мне, пропасть, о которой я не знал, пока она не заполнилась. Так вот что значит быть матерью! Мой ребенок был окружен безопасностью и заботой в её объятиях. То, что она раньше уже была матерью семь раз, не делало это для меня менее удивительным. Как и ожидалось, я подумал о женщине, которая так же держала меня когда-то. Я с тоской подумал, жива ли ещё та женщина, знает ли она, что со мной стало? Были ли особенности моей маленькой дочери её отражением? Но, глядя на её спящий профиль, я увидел только, какой уникальной она была.
В ту ночь Молли поднялась со мной по лестнице в нашу спальню. Она улеглась с запеленутым ребенком по середине кровати, и когда я присоединился к ним, я почувствовал, будто, сформировал другую половинку скорлупки вокруг драгоценного семечка. Молли тут же заснула, одной рукой слегка касаясь нашего спящего ребенка.Я совершенно неподвижно лежал на краю кровати сверхъестественно сильно ощущая крошечную жизнь, находящуюся между нами. Медленно я протянул свою руку, пока не смог дотянуться своими пальцами и дотронуться до руки Молли. Тогда я закрыл глаза и соскользнул в сон. Я проснулся, когда завозился и захныкал ребенок. Даже без света в комнате, я почувствовал как Молли подвинула ее, чтобы приложить к груди. Я вслушивался в звуки, которые издавала малышка во время кормления и глубокое ровное дыхание Молли. И я снова соскользнул в сон.
Мне снился сон.
Я снова был мальчиком в замке Баккип, и я прогуливался в одиночестве по вершине каменной стены возле сада с растениями. Стоял теплый и солнечный весенний день. Пчелы жужжали в ароматных цветках тяжело нагруженного вишневого дерева, склонившегося у стены. Я прекратил балансировать и ступил в объятия ветвей с розовыми лепестками. Наполовину скрытый, я замер при звуке голосов. Дети возбужденно кричали, очевидно, в процессе какой-то соревновательной игры. Меня заполнило желание присоединиться к ним.
Но даже в объятии сна я знал, что это невозможно. В замке Бакипп я был ни рыба, ни мясо. Я был слишком простым для того, чтобы искать друзей среди законнорожденных, но моя незаконнорожденная кровь была, также, слишком благородна, чтобы позволить мне играть с детьми слуг. Так что я подслушивал, преисполненный острой завистью, в тот момент, когда маленькая, гибкая фигура пробралась через ворота в ботанический сад, сомкнув и почти закрыв их за собой. Он оказался худым ребенком, одетым во все черное за исключением белых рукавов. Плотно облегающий черный колпачок скрывал все, кроме концов его бледных волос. Он прыжками преодолел сад, промчавшись над клумбами, не повредив ни листочка, на участок каменной дорожки, беззвучно волоча ногами, перед тем как вновь стремительно пронестись над следующей клумбой.Он двигался в относительной тишине, пока его шумные преследователи оставались далеко позади. Они c громкими криками распахнули ворота, в то время как он проскользнул за взбирающиеся по шпалере розы.
Я затаил дыхание вместо него. Его убежище не было идеальным. Весна была молодой, и он выделялся черной тенью позади стройных ветвей и распустившихся зеленых листьев на выращенных на шпалере розах. Мой рот искривился в улыбке, когда я задался вопросом, кто же победит в этой игре. Другие дети разбежались по саду, всего около полудюжины. Две девочки и четыре мальчика, вероятно, с разницей не более трех лет с моим собственным возрастом. Их одежда выдавала в них детей слуг. Двое старших мальчиков уже были одеты в Баккипские синие туники и рейтузы, вероятно, они уклонялись от выполнения незначительных заданий, которые у них были в замке.