Следующая стопка писем была датирована четырьмя годами позже, от принца Чивэла, просящего извинения за свою самонадеянность и отсылку такого личного подарка после столь недолгого знакомства, но он не мог с собой справиться, так как эти золотые серьги были почти так же тонки и изящны, как леди Пэйшенс. И позволит ли она в ближайшее время прислать за ней?
Следующие пять писем были такими же извиняющимися за продолжающиеся подарки, в каждом было новое приглашение приехать в замок Баккип, чтобы присоединиться к нему на пир, охоту или особое представление акробатов из Джамелии. У меня не было её ответов, но было понятно, что она снова и снова отказывала.
Я знала, в какой именно день её сердце потеплело к нему. Он написал, что не видел ни одной причины, почем юная леди не должна интересоваться кузнечным делом, и что он надеялся, что свитки, а также маленькая наковальня и инструменты, которые он ей послал, помогут ей следовать этому увлечению. Его следующее письмо выражало благодарность за ложку, которую она послала ему как доказательство вновь приобретённого навыка. Он объявил её своим сокровищем, и сказал, что высылает несколько великолепных железных слитков их Кузни для дальнейших экспериментов.
После этого письма стали более частыми, а потом настолько романтическими, что мой интерес к ним угас. Было интересно узнать, что первый набор писем был от Баррича, который вырастил моего отца, после женился на моей матери, вырастил мою сестру как свою дочь, а также стал отцом шести детей. И при этом его первой любовью была леди Пэйшенс, жена моего дедушки? А после он вырастил моего отца, перед тем, как женился на моей матери? Искажённые и переплетённые ветви моей семьи смущали и завораживали меня. И это чувство заставило меня похитить еще несколько свитков из кабинета моего отца.
Я сделала это не для того, чтобы шпионить за ним. Я искала хорошую бумагу, когда наткнулась на дюжину драгоценных листов из его запасов. Только после того, как я сидела в безопасности в своей каморке, я обнаружила, что лишь верхний лист был пустым. Очевидно, мой отец положил чистый лист поверх стопки исписанных. Я собрала их, чтобы вернуть, но мои глаза зацепились за его чистый, красивый почерк, и скоро я была бесповоротно затянута в его сказку.
Это было простое воспоминание о случае из детства. Я помню, как удивилась, почему он его записал. Он явно помнил этот случай хорошо, так зачем же записывать? Только потом я узнала из своей собственной одержимости записывать сны о том, что лучший способ что-то понять - это записать это. Его рассказ начинался с размышлений о дружбе, как они начинаются и как заканчиваются, а также о дружеских отношениях, которых не было и которым не суждено было случиться. Затем он рассказывал свою историю.
Он описывал простой инцидент, но в своей тщательной манере он заметил, что он произошёл в тот час, когда роса зажгла сады Баккипа, но солнце еще не нагрело их. Мой отец и его собака по имени Ноузи пробирались из замка к крутой лесной тропинке, которая вела вниз к городу Баккип. Он пренебрегал своими обязанностями для этого, и очевидно чувствовал вину, но ему очень хотелось увидеть детей своего возраста и немного поиграть с ними, так что он легко преодолел страх перед наказанием, которое последует за его самовольной отлучкой.
Когда он покидал сад, он посмотрел назад и увидел другого мальчика, который сидел на вершине стены и смотрел вниз на него. "Бледный, как яйцо, с виду очень хрупкий". Мальчик сидел, скрестив ноги, локтями опирался на колени и подпирал свои щёки своими длинными пальцами, пока смотрел вниз на моего отца. И у моего отца росла уверенность в том, что мальчик хотел спрыгнуть вниз и последовать за ним. Он подозревал, что если бы он улыбнулся или махнул рукой, мальчик присоединился бы к нему.
Но он не сделал этого. Он по-прежнему был новичком в стайке местных детей, и не был уверен в том, примут ли его там. Привести еще одного незнакомца с собой, особенно такого бледного и странного, одетого в пёстрые цвета шута, значило поставить всё, чего он достиг, под угрозу. Он боялся, что его будут игнорировать, как и бледного парня, или, еще хуже, заставят его выбирать между тем, защитить ли бледного парня, или присоединиться к избиению чтобы доказать новым друзьям, что он один их них. И потому он не повернулся и поспешил со своей собакой, оставив бледного мальчика сидеть на стене.
Я подняла последний лист, ожидая увидеть продолжение истории, но там была только пара криво написанных слов, а чернила настолько размыты водой, что я не могла прочесть то, что он начал писать. Я сложила его листы в ровную стопку. Чернила на страницах были тёмными и новыми, это было написано явно не годы назад, вероятно, несколько дней. И потому он, вероятно, станет искать их, возможно, чтобы закончить, и обнаружит, что они пропали. Это может иметь катастрофические последствия для меня.
И всё же я не смогла устоять и перечитала бумаги еще раз перед тем, как отнести их обратно и забрать еще бумаги. Но я взяла еще кое-что.
Я всегда знала, что мой отец почти каждый вечер проводил с пером и чернилами. Я предполагала, что это связано с делами поместья - вести счет выплаченным зарплатам, как много овец постригли и сколько ягнят родилось весной, и насколько хорошо прошёл сбор винограда. И правда, когда я исследовала его обычный кабинет, среди его бумаг я нашла все бумаги по учету. Но здесь, в его частном кабинете, были бумаги разного содержания. Я была уверена, что это были бумаги, которые он не хотел делить ни с кем.
Моя мать была прагматичной читательницей, отдавала время только тем текстам, которые были для неё полезны. Она поздно научилась читать, и, хотя она освоила данную науку, чтение никогда не доставляло ей удовольствие. Так что без сомнений мой отец считал, что она вряд ли будет рыться в его рукописях. Большинство слуг также были неграмотны, за исключением Ревела: мой отец не нанял клерка чтобы вести записи и переписку, предпочитая делать это самостоятельно. И слуги не заходили в его частный кабинет убираться, вернее будет сказать, вовсе никогда не заходили. Мой отец держал беспорядок на том уровне, с которым он мог смириться, и никто другой не заходил туда.
Кроме меня.
Итак, его частные рукописи были спрятаны на виду. Я не много взяла, только стопочку, и только те, которые стояли на пыльных полках. Я вернула рукописи, которые я взяла случайно, обратно, а затем скрылась с новой порцией увлекательного чтения. Я превратила это в ежедневное упражнение: чтение рукописей, их незаметный возврат - и кража следующей порции. Это открыло для меня окно в жизнь моего отца, о которой иначе я не узнала бы ничего.
Я чувствовала, что начала читать его историю с середины, так как самые ранние из его записей описывали размышления по поводу приезда в Ивовый Лес и жизни с моей мамой. Он вспоминал, как представил себя мужем Леди Молли, простолюдином по рождению и смотрителем за имуществом особняка леди Нэттл. Это объяснимо, почему он выбрал такую простую жизнь - он все еще скрывался от тех, кто мог заподозрить, что Фитц Чивэл Видящий не умер в подземельях принца Регала, а восстал из могилы и стал Томом Баджерлоком. Это была история, которую я разглядела по кусочкам, разбросанным по его рукописям. Я подозревала, что где-то, возможно, в замке Баккип, лежало полное описание этой части его жизни. Я хотела узнать, почему он был предан смерти и как уцелел, и еще тысячу других вещей. Я обнаружила также, что Нэттл в действительности была моей сестрой - не сводной. Это было откровение. Я быстро поняла, что мой отец - совсем не тот человек, которым, я думала, он является. Ложь и обман окружали и скрывали его, оборачивая таким множеством слоёв, что это вызвало у меня страх. Обнаружить, что всё, что я знала о моих родителях, было основано на лжи и преднамеренном обмане, потрясло меня.
Если он был принцем Фитцом Чивэлом Видящим, перворождённым сыном короля, который отказался от престола, тогда кем была я? Принцесса Пчелка? Или просто Пчелка Баджерлок, дочь отчима леди Нэттл. Обрывки подслушанных разговоров между моими родителями, мысли, которые были у моей матери когда она была беременна мною, различные замечания Нэттл - всё это начало складываться в единую картину, которая меня потрясала.
Я только вернулась в мою спальню на третий день после моего открытия о моём отце. Я вышла из моего маленького логова через проход в кладовой и, в темноте, поднималась по лестнице в безопасность моей комнаты. Я осмелилась взять с собой один из документов моего отца. Он записал на верхнем листке, что это была свежая копия старого манускрипта. Он назывался "Инструкция для потенциальных учеников Скилла по охране своего разума". В последнее время, на столе моего отца встречался довольно странный материал. Там была рукописная копия песни "Круг Кроссфайер". И рукопись о грибах с красивыми, раскрашенными иллюстрациями. Я пыталась прочитать свиток об охране ума, когда услышала стук в мою дверь. Я нырнула на свою кровать, затолкала бумагу под подушку и в спешке зарылась под одеяла. Когда мой отец открыл дверь, я медленно повернулась к нему, как будто только разбуженная.
- Мне очень жаль, дорогая. Я знаю, что уже поздно. - Он вздохнул, потом солгал, - Мне жаль, что я не мог уделить тебе много времени за последние несколько дней. Было очень много дел и подготовка к прибытию кузины, и это заставило меня понять, насколько я плохо выполнял свои обязанности по присмотру за домом. Но завтра прибудет Шун. Поэтому я хотел поговорить с тобой сегодня, на случай, если у тебя есть ко мне вопросы.
Я изучала его лицо мгновение в мерцающем свете камина. Я решилась и заговорила.
- У меня есть вопрос. Мне интересно, что именно в том моём сне тебя так разозлило.
В течение нескольких секунд он просто смотрел на меня. Его глаза не были злыми, но я видела, что в них было много боли. Не потому ли он стал избегать меня? Я почти чувствовала, как он размышлял, соврать ли ему или нет. Затем он тихо сказал: