И я снова почувствовал ту волну силы, которую получает человек, когда убивает. Мы с Чейдом никогда и ни с кем не обсуждали эту тему, даже между собой. Маленькое мерзкое проявление превосходства, когда осознаешь, что продолжаешь жить, в то время как кто-то другой умер.
Я никогда не хотел снова почувствовать это. Действительно не хотел. И я также не хотел думать о том, как скоро я решил подарить ей милосердную быструю смерть. В течение нескольких десятилетий я настаивал на том, что не хочу быть убийцей. Сегодня ночью я усомнился в своей искренности.
– Папа?
Убийца отступил и обратил свое внимание на маленькую девочку. На мгновение я не узнал ее. Я с трудом постарался вернуться к тому, чтобы вновь стать ее отцом.
– Молли, - сказал я; это слово вырвалось у меня вслух, заставив лицо Пчелки побледнеть так, что ее покрасневшие щеки и нос выделялись, словно забрызганные кровью. Молли берегла меня. Она была путеводной звездой для всех тех направлений, в которых могла идти моя жизнь. Теперь ее не было, и я чувствовал, будто упал с края отвесной скалы и стремительно и безнадежно несся навстречу гибели. И я тянул за собой моего ребенка.
– Она умерла, - тихо сказала Пчелка, и все это вновь стало реальностью.
– Я знаю, - печально сказал я.
Она потянулась и взяла меня за руку.
– Ты вел нас в темноту и туман, к пастбищу. Пойдем этим путем.
Она дернула меня за руку, и я вдруг осознал, что шел по направлению к туманной лесной полосе рядом с пастбищем. Она развернула нас обратно к Ивовому Лесу, где в нескольких окнах слабо мелькал свет.
Мой ребенок отвел меня домой.
Мы бесшумно двигались по темным коридорам Ивового Леса. Медленно шли через вымощенный плиткой вход, вверх по крученой лестнице и вдоль холла. Я остановился около входа в ее комнату и внезапно вспомнил, что она не может спать здесь. Я посмотрел на нее и возненавидел себя. Ее нос был похож на ярко-красную пуговицу. На ней был зимний плащ и ботинки, а под этим только шерстяная ночная рубашка. И сейчас она была промокшей до колен. О, Пчелка.
– Давай найдем для тебя чистую ночную рубашку. Сегодня ночью будешь спать в моей комнате.
Я содрогнулся, вспомнив, в какое кабанье логово превратилась моя комната. Сейчас я ничего не мог исправить. Я хотел уничтожить каждый лоскут матраса в ее комнате, чтобы избежать заражения от всех жутких паразитов, которых посланница принесла с собой. Я едва сдерживал дрожь при мысли о жестокой каре, которая пала на нее. Такой необратимой. Их наказанием за предательство была медленная и полная боли смерть, которую не остановило бы ни покаяние, ни объяснение. Я все еще не был уверен в том, кем были «они», но уже презирал их.
Я зажег свечу на камине, Пчелка подошла к сундуку с одеждой. Ее ночная рубашка волочилась по полу, оставляя за собой влажный след. Она подняла тяжелую крышку, подперла ее плечом, чтобы та не закрылась, и принялась копаться в содержимом. Я осмотрел комнату. Разобранная кровать выглядела опустевшей и словно являла собой немой упрек. Сегодня я убил в этой комнате девушку. Хотел ли я, чтобы мой ребенок снова спал здесь? Она не могла быть напугана тем, что я сделал, так как не знала об этом. Она верила, что посланница просто умерла из-за своих ран. Но это убийство будет еще долго тревожить меня. Я не хотел, чтобы моя дочь спала в кровати, в которой я кого-то убил. Завтра я подниму вопрос о переселении ее в другую комнату. А сегодня –
– Стой! Просто остановись, пожалуйста! Оставь меня одну! Пожалуйста! – это был голос Шун, на последнем слове сорвавшийся на визг.
– Оставайся здесь! – крикнул я Пчелке и покинул комнату.
Временная комната Шун была в конце коридора. В холле я всего на пару шагов опередил выскочившего из своей комнаты Риддла - он был в ночной рубашке и с ножом в руке, его всклокоченные волосы стояли дыбом. Мы бежали плечом к плечу. Снова раздался голос Шун, срывающийся от страха.
– Мне жаль, что ты мертв. Это была не моя вина, это была не моя вина! Оставь меня в покое!
Дверь в ее спальню внезапно распахнулась и плачущая Шун выскочила в темный коридор. Ее золотисто-каштановые волосы рассыпались по плечам ночной рубашки. В руке у нее был нож, отличный удлиненный клинок, и даже в состоянии ужаса она держала его так, будто хорошо знала как им пользоваться. Она закричала еще громче, увидев нас, несущихся к ней навстречу. Потом она узнала Риддла, и, задыхаясь и выкрикивая его имя, бросилась к нему, едва не наскочив на нож, который он держал. Кажется, она даже не заметила, как он перехватил ее запястье и, сжав его, выбил клинок из ее руки.
– Что это, что случилось? –кричали мы оба, но в ответ она только плакала и обнимала Риддла за шею так крепко, что я думал, она может задушить его. Она зарылась лицом в его грудь, и он неловко поглаживал ее по спине одной рукой, все еще сжимая в другой руке нож. Она говорила что-то снова и снова, но я не мог понять ее. Я наклонился и поднял ее клинок. Я узнал его форму – такого рода клинки предпочитали использовать убийцы для своей работы. По-видимому, она не рассчитывала, что ее начальные знания могут защитить ее от призрака. Я спрятал его в своем рукаве.
– Я проверю ее комнату. Охраняй ее, - сказал я Риддлу, но как только я отошел от них, она подняла голову и закричала:
– Не входи туда! Не входи туда! Это его призрак, он кричит и кричит! Он винит меня. Роно винит меня!
Я остановился, чувствуя, как меня пронизывает страх. Я не суеверный человек. Я не верю в призраков. Но я все еще почти слышал отдаленный плач потерянного ребенка. У меня упало сердце, и я был благодарен Риддлу, когда он сказал ей:
– Это просто был плохой сон, Шун. В последние две недели тебе через многое пришлось пройти, вынести множество угроз. Теперь ты здесь, в незнакомом доме, и не знаешь, в каком направлении будет двигаться твоя жизнь. Вполне ожидаемо, что тебе приснился плохой сон.
Она резко отшатнулась от него. Его голос звучал возмущенно:
– Это был не плохой сон. Я не могла уснуть. Я лежала в кровати, размышляя, и услышала плач. Это Роно. Этот негодник все время плакал, постоянно ныл и что-то выпрашивал. Все сладкое или вкусное, что было приготовлено для меня, он хотел попробовать. И даже когда ему говорили, что это для меня, он продолжал выпрашивать или просто воровал. Это и убило его! – внезапно ее испуг сменился гневом. – Он украл у меня, съел это и умер. Как это может быть моей виной?
– Это не было твоей виной, - тут же ответил Риддл. – Конечно, нет. Виновен тот, кто пытался отравить тебя.
Ее всхлипывания вдруг изменились, и мне стало интересно, как я мог узнать, что ее страх сменился спокойствием. Она спрятала лицо у него на плече и прильнула к нему, ее руки обвили его шею, и ее тело тесно прижалось к нему. Из-за ее плеча он бросил на меня взгляд, полный неловкости. Я старался не хмуриться. Я не мог с полной уверенностью сказать, кем были друг для друга Риддл и Неттл, но даже учитывая это, мне не нравилось видеть его обнимающим другую женщину.
– Я проверю ее комнату. Просто для того, чтобы убедиться, что все в порядке, - сказал я ему.
Она подняла голову. Слезы и сопли стерли всю красоту с ее лица.
– Я не видела сон, потому что я не спала! И я не придумала это! Я слышала его плач!
– Я пойду посмотрю.
Когда я прошел мимо Риддла, он передал мне свой нож. Он ухмыльнулся, вскинув одну бровь, и пожал плечами. Всегда, в любой ситуации лучше вооружиться, чем не сделать этого.
– Я отведу ее в мою комнату на ночь, - предложил он.
– Вы не можете оставить меня одну! – застонала она.
В его голосе была глубокая обреченность, когда он предложил:
– Я буду спать у порога, сразу за дверью. Если что-то потревожит тебя, я буду всего в паре шагов.
Я уже спускался из холла вниз и не слышал ее возражающих приглушенных слов. Я остановился перед дверью ее комнаты и постарался успокоиться. Там или есть что-то, или нет, напомнил я себе. Я открыл дверь и заглянул в комнату. Я исследовал ее при помощи Уита. Ничего. Я не почувствовал присутствия ни человека, ни животного внутри комнаты. Это не давало абсолютной уверенности в том, что Шун придумала незваного гостя, но обнадежило меня.
Свет от огня в едва горящем камине словно залил комнату медом. Матрас был сброшен с кровати и перетащен к дверям. Я зашел внутрь, мягко ступая и прислушиваясь. Что она слышала? Я подозревал, что в ее жалобах могло быть хотя бы зерно правды. Может, ветер завывал в дымоходе или за ее окном? Но все было тихо, не считая приглушенного потрескивания огня.
Я зажег несколько свечей и осмотрел комнату, заглянув за шторы, под кровать и даже во все еще пустующие сундуки для одежды. Они были вычищены и хранили в себе только новые саше. Они пахли кедром и лавандой и ждали своего часа. Шун разложила по местам совсем не много вещей, и комната была завалена. Одежда была повсюду, свисающая из ее багажа и наброшенная на основание кровати и сундуки. Ее неряшливость заставила меня нахмуриться. Что ж, завтра ее служанка наведет здесь чистоту. Но мне все же не нравилось, что девушка ее возраста не знала даже как правильно разложить вещи по местам. Ее украшения были рассыпаны сверху ее небольшой сумочки, лежавшей рядом с пакетом розовых и желтых сладостей.
Чейд, несомненно, открыл свой кошелек для нее, и она вовсю пользовалась этим. Какого рода уроки он давал девушке? Очевидно, она много о себе думала, но в ее поведении я не находил ни следа дисциплины и порядка. Как он мог смотреть на нее и видеть в ней шпиона, а тем более, убийцу? Мне было интересно, где он нашел ее и почему она так много для него значила. Он сумел хорошо скрыть ее происхождение, но я намеревался узнать о нем. Я собирался раскрыть его тайны. В свободное время. Когда я не буду искать пропавшего наследника Шута. Или обвинять слуг в появлении паразитов в матрасе. Или заглаживать вред, который я нанес моей дочери. Я и с прежней-то своей жизнью не слишком хорошо справлялся. Я не мог представить, как мне справиться еще и с Шун.