ействительности страдающие СМЛ обычно имеют три личности и более. На следующий же день Бьянки неожиданно заговорил о присутствии внутри него еще и некоего Билли, о котором никогда прежде не упоминал.
И здесь мы вновь возвращаемся к Харви. В определенные моменты Дональд утверждал, что им руководил сатанинский дух по имени Дункан, с которым он советовался перед некоторыми убийствами. Якобы преступник расставлял свечи, символизирующие возможные жертвы, и дрожание пламени какой-то из них означало указание Дункана убить именно этого человека.
Во-первых, как я указывал выше, мой коллега по ФБР Кен Лэннинг наглядно продемонстрировал, что в действительности сатанинские ритуалы не служат движущей силой убийств. Так что если бы история с Дунканом была правдой, то это был бы из ряда вон выходящий случай в анналах криминалистики. Но, кроме того, с точки зрения криминалистики это была просто какая-то нестыковка. Многие, если не подавляющее большинство, из этих убийств были незапланированными, а некоторые и вовсе спонтанными, так что идея предварительного представления Дункану какого-то набора потенциальных жертв выглядела совершенно нелепой. Интуиция подсказывала мне, что Дункан был такой же фикцией, как «Билли» Кеннета Бьянки или заставлявший Дэвида Берковица убивать тысячелетний демон в личине соседского черного лабрадора.
В ходе тюремной беседы с Берковицем он пытался заставить меня поверить в эту историю с собакой. «Ладно, Дэвид, хорош гнать. Собака была совершенно ни при чем», - сказал я. Ведь на самом деле эта тема и возникла-то сильно после его ареста. Он рассмеялся и кивнул, подтверждая мою правоту.
В своей работе я достаточно часто встречался с желанием переложить вину на выдуманных для этой цели персонажей.
В книге «Если бы я сделал это» О. Джей Симпсон описывает убийство своей бывшей жены Николь и ее приятеля с позиции человека, совершившего это преступление. Как тот, кто посвятил более сорока лет жизни работе в правоохранительных органах и поведенческому анализу, я считаю, что эта книга, опубликованная спустя годы после оправдания Симпсона по делу об этом убийстве, была очередной демонстрацией его презрения к нравственности, чувства превосходства над окружающими и сохраненной злости на Николь. Другими словами, произведением социопата-нарцисса.
Но, кроме всего прочего, и он вводит в свое повествование выдуманного персонажа. Описывая происходившее вечером 12 июня 1994 года, Симпсон рассказывает, что его друг Чарли - это имя никогда не фигурировало в расследовании и впервые упоминается в этой книге - сказал ему: «Ты не поверишь, что дома у Николь творится» - намекая на ее общение с мужчинами. Фрейдист назвал бы Чарли олицетворением эмоциональных, импульсивных сторон личности самого Симпсона. А мои коллеги-правоохранители и я называем это просто преступным умыслом. Такое использование вымышленных персонажей позволяет убийце не только дистанцироваться от совершенного им акта насилия, но еще и деперсонализировать свою жертву и то, что он с ней сделал.
Чарли у Харви не было, зато был Дункан.
- Ну, а Дункан, этот потусторонний тип... - начал я.
- Вы бы поосторожнее насчет Дункана, а то он и до вас доберется, - ответил Харви с лукавой улыбкой.
Мы выяснили, что Дункан появился, когда Дональду было немного за двадцать, и поэтому не может отвечать за самые первые убийства.
- Так что же, Дункан не виноват?
- Ну, Дункан, наверное, был со мной всю мою жизнь.
- Вы действительно так считаете?
Дональд снова заулыбался, явно играя со мной. Ему, совершенно очевидно, понравилась идея поманипулиро- вать бывшим фэбээровцем.
- А разве у вас не было воображаемых друзей? Ну а как же тогда в ковбоев и индейцев играть? Или в полицейских? Кстати, вы же были федералом, да?
Он намекал на то, что, повзрослев, мы воплощаем свои детские мечты. Не совсем нелепое предположение, хотя в детстве я хотел стать ветеринаром и никак не помышлял о карьере сотрудника ФБР. То есть таким образом Харви старался внедрить мысль о том, что его воображаемый приятель Дункан образовался еще в отрочестве и направлял его «выбор профессии».
Я попросил его вернуться к тому вечеру, когда в сильно нетрезвом виде Дональд сознался в пятнадцати первых убийствах, и спросил, действительно ли ему никто не поверил.
- Никто не поверил. Сказали, что у меня очень живое воображение. Отправили к психиатру, спрашивали, не самоубийца ли я, не алкоголик ли, может, регулярно марихуану курю. Да нет, первый раз в жизни выпил спиртного и стал болтать перед кем ни попадя. Так что я вполне заслуживал доверия.
На мой взгляд, ирония этой ситуации состояла в следующем. Я всегда очень скептически отношусь к тому, что заключенные рассказывают психиатрам и психологам, поскольку им нужно убедить врачей в своем исцелении, исправлении и прозрении. И критически отношусь к тюремным медикам, готовым верить в эти россказни. А тут все было наоборот. Тут был парень, которого действительно стоило посадить, и были полицейские и медики, которым действительно стоило поверить в то, что он говорит правду. Вместо этого они хором решили, что у него «очень живое воображение», и, не поверив его словам, предоставили полную свободу убивать и дальше.
Можно ли сделать из этого какие-то выводы?
Обыкновенным людям трудно осознать, что жестокие преступники действительно мыслят иначе. Обычно о них судят с позиций собственного опыта и жизненных ценностей, а потом пытаются понять, что же «вышло из строя». Иначе говоря, в чем состоит «дефект», исправив который, можно было бы вернуть им «нормальное» мышление? И в самом деле, во многих случаях налицо некий аберрантный элемент, обусловливающий ненормальное поведение или побуждающий к нему. Но к моменту, когда некое лицо воплощает в жизнь свои преступные наклонности, он уже настолько впитался в индивидуальность, что его невозможно изъять и заменить также, как неисправную деталь механизма. Именно поэтому само понятие исправления выглядит проблематичным для случаев насильственных преступлений.
Поправить нанесенный ущерб чаще всего уже невозможно.
19. «Я совершенно не изменился»
При всем шокирующем характере истории преступлений Дональда Харви, в его деле есть еще один аспект, вызывающий огромную озабоченность: он мог скрытно убивать людей в организациях, где, по идее, создается не приносящая вреда обстановка. Как ему это удавалось и почему настолько долго? Разве система не предусматривает наличия мер защиты и обеспечения безопасности, вплоть до выявления взаимосвязей и закономерностей? Ответ состоит в том, что убийца знал устройство системы, причем даже лучше тех, кто ею управлял.
Харви пояснил, что внимательно изучал окружающих и отмечал их привычки и подходы к работе: кто внимательно относится к своим обязанностям, а кто ленится и делает все спустя рукава. Это давало ему возможность спокойно планировать и осуществлять задуманное.
- Такие, как я, внимательно за всем наблюдают. Ладно, вот этим я нравлюсь, а остальное им до лампочки. Ну а вот с этими типами стоит держать ухо востро.
Он знал, какую сторону коридора данного отделения обслуживает старшая медсестра, а какую младшая, и прекрасно понимал, что последняя будет просить его о помощи чаще.
Можно сказать, что Дональд и сам стал профайлером.
- Выходишь на работу в больницу и приглядываешься к людям. Ходишь по их любимым забегаловкам, все такое. Смотришь, какую униформу они носят, как работают, как отдыхают. Они же переодеваются, когда приходят. Сечешь за этим и соображаешь, какие у них тут униформы. Если нескольких цветов - прекрасно! Это значит, можно нацепить любую, и ходи, где хочешь. А цветов разных может быть пять или шесть. Да я и сегодня смогу пройти куда хочу в любой больнице. Дайте только мне денек присмотреться.
Как я понимаю, он имел в виду, что во многих больницах разным специалистам положены разные цвета и/или виды униформы, так что можно сойти за любого, если знаешь, какую именно надеть.
- Уверен, сможете, - поддакнул я.
- И типа: «Привет, как дела?» Ну, понятно типа: «Опаньки, а эта штука у нас где?» Или: «Слушай, а что-то я такого-то сегодня не видел?» А они тебе: «А, такты, значит, вот откуда». Им все равно, о ком ты: Смитах, джонсах и так далее.
- Потому что вы с ними запанибрата?
- Сойти за своего чисто на разговоре надо суметь.
- То есть, работая в больнице, вы были в зоне комфорта.
Практически у каждого маньяка есть своя зона комфорта. Это может быть какая-то местность неподалеку от дома или же хорошо знакомая. Это может быть межличностная зона. Например, Джозефу Кондро было комфортно с дочерями его друзей. Ею может быть и какая-то конкретная среда. Для Харви ею стали больницы. Он знал, что там ему обеспечен нескончаемый поток беззащитных жертв.
Уязвимости систем безопасности учреждений здравоохранения выглядят особенно ярко в свете того, что подобных Дональду в них хватает. И до Харви, и после него в системе здравоохранения работали убийцы, нацеленные на тех, кто от них зависел и доверял им. Рекордное число медицинских убийств совершил не санитар и не фельдшер, а врач - доктор Гарольд «Фред» Шипман из английского города Манчестер. Мужчина примечателен и другим. По сравнению с описанными выше случаями у него были иные мотивы, и вдобавок большая часть его преступлений была совершена вне больничных стен.
Шипман родился в Ноттингеме 14 января 1946 года в семье рабочих. Деспотичная мать, у которой он был любимым ребенком, привила ему чувство превосходства над окружающими. Гарольд заинтересовался медициной в подростковом возрасте, когда помогал ухаживать за заболевшей раком легких матерью. Спустя два года после ее смерти убитый горем Шипман поступил на медицинский факультет Лидского университета. В возрасте 19 лет он женился на девушке по имени Примроуз, которая была на два года младше и уже беременна их первенцем.
После окончания медицинского факультета и интернатуры Шипман работал участковым врачом поликлиники в городе Тодморден. Все шло хорошо, пока он не начал злоупотреблять опиоидным обезболивающим и подделывать рецепты на него. После разоблачения Гарольд прошел курс лечения от наркозависимости, выплатил штраф за подделку рецептов и устроился в поликлинику города Хайд. Там мужчина проработал в течение почти двух десятилетий и приобрел репутацию трудолюбивого и преданного своем делу врача, пользующегося уважением и доверием пациентов. В 1993 году он открыл в Хайде собственную практику.